Боже, как же я, оказывается устал — и морально, и физически. Устал во всех смыслах этого слова. Правда, с отдыхом пришлось повременить. Тоха взялся кашеварить. Нас с Юркой отправили за дровами для костра. Колька вызвался собирать хворост на растопку.
Все работали слаженно, без споров. Драка странным образом излечила Юрку от болтливости, вредности и излишнего гонора. Обстановка в лагере установилась самая, что ни на есть, мирная.
Скоро над костром висел котелок. В нем примерно булькала вода, варилось пшено. Над поляной пахло рыбой. Я смотрел на это блюдо с плохо скрываемым удивлением — воблу мне довелось варить впервые в жизни. Впрочем, ничего против такого кощунства я не имел.
Колька прошелся по бережку, набрал целый пучок трав. Часть порубал и закинул в котелок. Остальное принялся подкидывать в огонь.
— Кровососов отпугивает, — пояснил он, хоть никто и не спрашивал.
Тоха помешал ложкой варево, зачерпнул, хлебнул отвара, довольно кивнул.
— Грибков бы сюда, — сказал он мечтательно. — Да где их теперь найдешь? Стемнело уже почти.
— Можем поискать, — предложил Юрка, чем всех несказанно удивил. — Мих, пойдем?
Я только присел, но такой порыв нельзя было не поощрить, поэтому пришлось подняться.
— Я с вами, — отозвался Санжай.
Глубоко в лес заходить не стали. Прошлись по самому краешку. Света здесь было вполне достаточно. Я рыскал в траве, приподнимал сухой палкой низкие лапы елей, заглядывал под кусты и думал: «Сколько этих грибов попалось мне сегодня на пути? Красивых, крепких, крупных, ровных, гладких… Сотни! Как странно, что ни разу не возникла мысль сорвать, взять с собой».
— Эх, — вздохнул рядом Санжай, — нет чтобы раньше об этом подумать? Вот ведь…
Юрка хохотнул:
— Хотел бы я быть таким умным, — процитировал он еврейскую мудрость, — как моя жена Сара после!
— Все бы хотели, — согласился с ним Колька.
Я заметил шоколадную шляпку, шагнул вперед, раздвинул пальцами травинки и, почти не веря своим глазам, воскликнул:
— Ребята, боровик!
— Где? — откликнулся Юрка и тут же оказался рядом. Притопнул с досадой. — Черт, точно, белый!
— Далеко не уходите, здесь должны быть еще. Они по одному не растут! — Колька пошел по кругу и быстро наткнулся на целую семейку.
Скоро мы разбрелись по опушке. Грибы — дело чрезвычайно азартное. То тут, то там раздавались возгласы.
— Нашел! — кричал Санжай откуда-то слева.
— Тоже нашел! — отвечал я, надрезая плотную ножку.
Юрка молчал и возмущенно сопел. Когда счет наших находок перевалил за два десятка, он не выдержал, возмутился:
— Нет, так нечестно! Это я вызвался искать грибы, а вы все в два рыла собрали. Мне ничего не оставили.
— Мы не нарочно, — сказал примирительно Санжай. — Хочешь, я и для тебя беленький найду?
— Да пошел ты… Я сам.
Юрка нырнул чуть глубже в тайгу. Я удивился, чем это ему поможет? В лесу стало почти темно. Мы с Колей, не сговариваясь, вынесли свою добычу к костру.
— Ого! — Глаза Тохи зажглись вожделением. — Сейчас мы это дело быстренько почистим…
Он потер руки, вооружился ножом, сунул мне второй котелок.
— Миш, сходи, еще воды принеси.
Мне стало немного не по себе. Кругом тайга, зверье всякое. Здесь, когда рядом люди, страха я не испытывал. А там, в овраге… Колька мои сомнения уловил, предложил:
— Давай, я с тобой?
— Спасибо. — Моя благодарность была совершенно искренней.
Он забрал себе котелок. Я вынул из мешка фонарь. Прислушался к чертыханию из леса и закричал:
— Юр, вылезай, хватит уже. Завтра найдешь! Твои грибы никуда от тебя не денутся.
— Хрен вам! — ответил упрямец. — Пока не найду, не выйду.
— Вот что с ним делать? — спросил я.
— Отстань, — махнул рукой Колька. — Не видишь, вожжа под хвост попала. Он всегда такой.
И пошел к оврагу. Больше мы характер Юрки не обсуждали.
Ручей не устроил нам никаких сюрпризов. Все прошло мирно, гладко. Мы осторожно спустились вниз, напились сами, набрали воды. Потом не спеша полезли обратно. Юрки еще не было.
Тоха любовно очищал ножки грибов, стараясь срезать, как можно меньше. Складывал готовый продукт аккуратной кучкой. Отложил в сторону нож, сказал любуясь:
— Красота. У нас с вами, ребята, не ужин сегодня будет, а загляденье!
В этот момент на поляну выплыл Юрка. Довольный без меры. Сверху на белые он торжественно водрузил зеленую сыроежку, изрек:
— Вот, нашел. Чтоб не думали, что я ни на что не гожусь!
Санжай почему-то побледнел, прошипел возмущенно:
— Совсем сдурел?
Юрка отмахнулся от его восклика, как от мухи, процедил:
— Завидуй молча!
— Чему завидовать, идиот? Ты что всех потравить решил?
— Чем потравить? — Юрка задумался, наморщил лоб.
Я тоже понимал. Сыроежка, как сыроежка. Чем тут можно отравиться?
— Коль, ты чего? — я попытался спросить осторожно.
Тот махнул рукой, подхватил Юркину добычу, сунул мне под нос.
— Как думаешь, что это?
— Сыроежка, — ответил я убежденно.
— Какая нахрен сыроежка? Кто вас только пускает грибы собирать? Отравители хреновы…
Он отшвырнул несчастный гриб в сторону. Юрка оскорбленно взревел:
— Не трожь!
Он бросился к своей добыче, поднял, любовно сдул прилипший мусор. Выкрикнул:
— Я докажу! Сыроежки можно есть сырыми…
И тут же открыл рот.
— Не ешь! — Этот крик получился хоровым.
Тоха с Колькой бросились к горе грибнику. Он хмыкнул, поднес гриб ко рту, но в последний момент дрогнул и не откусил, а только лизнул срез.
Эффект от этого действа получился непередаваемый — над лесом прокатился обиженный рев. Я замер. Юрка отшвырнул гриб в кусты, замахал руками, высунул язык, принялся плеваться.
В свете костра было видно, что из глаз его текут слезы.
— Воды! — Закричал Санжай. — Срочно дайте ему воды!
Я не стал вникать, почему он не дал котелок Юрке сам. Просто, метнулся к огню, подхватил воду, которую мы только что принесли из ручья и впихнул котелок страдальцу в руки.
Тот набрал полный рот.
— Не глотай! — Проорал ему Тоха. — Только не глотай!
Юрка выпучил глаза. Замер от испуга. Осознал, что ему пытаются сказать и с силой выдул воду сквозь губы. Эффект получился, как от поливальной машины. Меня обдало с ног до головы. Перепало и Кольке с Тохой.
— Придурок! — снова взвыл Санжай. — Вашу ж мать, за что мне это?
Тоха просто отошел подальше. Я отнял у Юрки котелок, налил себе полную пригоршню воды, плеснул на лицо, умылся. Ситуация была такой дурацкой, что ее не хотелось даже обсуждать. Бред! Полный абсурд!
Юрка вновь отнял у меня котелок. Первая паника сошла на нет, теперь он действовал куда спокойнее — набирал в род воду, старательно полоскал и сплевывал в сторону.
Я между тем спросил:
— Коль, что это, если не сыроежка?
— Бледная поганка, — ответил тот.
— Как ты узнал?
— Просто, — сказал он, — знаю и все.
Если честно, меня это объяснение не убедило. Поэтому достал фонарик и отправился посмотреть. Юрка засеменил следом. Он беспрестанно булькал, таращился вокруг жалобными глазами.
От падения шляпка «сыроежки» раскололась надвое. Половинки лежали рядышком. Белые. Аппетитные. Сыроежка, как сыроежка. Ничем поганку не напоминает. Юрка сплюнул очередную порцию воды и озвучил мои мысли:
— Ну, не знаю… Она так похожа на сыроежку. — Потом пожаловался тихонько: — Горит.
— Что горит? — не понял я.
— Язык. Горит и щиплет. И еще горло.
Он вновь отхлебнул из котелка.
— Мих, — позвал Санжай, — пошли, еще воды наберем. Ту, что принесли, наш грибник всю перепортил. Заплевал.
Я глянул на Юрку. Тот сделал вид, что сказанное его не касается, старательно забулькал.
— Пошли, — ответил я.
А что тут еще было сказать.
Через полчаса у Юрки разболелся живот. Даже на расстоянии было слышно громкое бурление. Парень охал, вздыхал, бледнел от спазмов, покрывался потом. Повторял, как заведенный:
— В моем пузе революция — кишка кишке бьет по башке.
Шутка получалась так себе. Смотреть на него было страшно. Колька вытащил меня на край оврага, заставил светить фонарем, приговаривая:
— Вроде, где-то здесь видел. Вот точно здесь!
Скоро нашел, что искал, нарвал целый пучок каких-то цветов, отнес к костру. Потом нам снова пришлось спускаться в овраг.
Юрке заварили лечебный чай. Выдали полную кружку, снабдили запасом сухарей. Тоха постучал парня по плечу, сказал без намека на иронию:
— Кулеш тебе не предлагаю. Не обижайся. Тебе его сейчас нельзя. Пей Колькин чай, грызи сухари. Будем надеяться, что все обойдется.
От этих слов Юрка побледнел, отхлебнул сразу полчашки, едва не подавился, дрожащим голосом спросил:
— А что, может не обойтись? Я что, тогда умру?
Санжай неожиданно заржал.
— Умереть не умрешь, но продрищешься знатно. Ты ж ее не ел, поганку эту, а только лизал.
Юрка вздохнул, глотнул еще, тут же охнул, шмякнул кружку о землю и понесся в кусты.
— Ну вот, — Тоха долил в кружку отвара, — не пронесло.
— Чего это не пронесло? — Санжай потер заплывший глаз, глянул в ту сторону, откуда раздавались страдальческие стоны, добавил: — Очень даже пронесло.
Юрка бегал в кусты всю ночь. Угомонился только с рассветом.
Часы показывали девять. Тоха уже второй раз кипятил воду для чая. За это время мы успели умыться, развести костер, сварить манную кашу на сухом молоке, позавтракать, собрать почти все вещи.
Юрка спал. Он лежал на боку, подтянув к животу колени. За ночь парень стал бледным, осунувшимся. Тоха его будить не велел.
— Пусть поспит до десяти. Что толку его не выспавшегося в тайгу тащить. Все равно, что с гирей на ноге идти.
Все с ним были согласны.
Мы с Колькой перемыли вчерашнюю посуду, нашли два новых куска пирита. Принесли все наверх, положили у Юркиного мешка. Пусть он и сам во всем виноват, все равно его было жаль.
Парень проснулся полдесятого без нашей помощи. Открыл глаза, встрепенулся, уселся, спросил:
— Вы чего меня не разбудили-то?
Тоха пожал плечами, ответил вопросом на вопрос:
— Выспался? Тогда вставай, собирайся быстренько перекуси, и пойдем. Время не ждет.
На слове «перекуси», Юрка сморщился, словно в рот ему попал лимон. Попросил:
— Можно, я есть не буду?
Санжай глянул на него сочувственно, протянул флягу.
— Можно. Здесь вчерашний отвар. Пей, лишним не будет.
Юрка жадно присосался. Выдул махом не меньше половины. Отер губы, завернул пробку. Произнес:
— Спасибо.
Я даже удивился. Слова благодарности от этого парня я слышал впервые. Колька расплылся в довольной улыбке.
— Тогда, собирайся, — сказал он. — Как только сможешь идти, так и пойдем. И да, я тебе там в мешок оставшиеся сухари положил. Будешь грызть по пути.