Солнце светило в спину. В этот раз нашу экспедицию вел Санжай. Он ориентировался не по компасу, сверяя свой путь исключительно с небесным светилом. Мы шли по берегу ручья. Понизу. Овраг постепенно сходил на нет, терял свое величие, пока совсем не превратился в едва заметную ложбину.
Здесь, метров через двести ручей образовывал вилку, разделялся на два русла. Ни с одним из них нам не было по пути.
Тоха вынул компас, покрутил, глянул на солнце и довольно заулыбался:
— Работает! Ура! Ребята, он работает! Живем!
— Тем проще, — сказал Санжай, доставая нож. Опять пришло время его зарубок.
Мы дружно наполнили фляги и углубились в чащу.
Здесь тайга стала почти непролазной. Она словно специально выставляла на нашем пути завалы, строила баррикады, рыла овраги. Моего энтузиазма хватило часа на три. Юрка сдался еще раньше. Он стенал, жаловался на все четыре стороны, что вот-вот упадет и умрет прямо здесь, сейчас, практически немедленно.
Санжай тихонько посмеивался. Тоха молча скрипел зубами. Я в какой-то момент осознал, что перестал обращать внимание на бесконечное нытье, как перестают слышать работающее радио — журчит и журчит, лишь бы не трогал. Это было и к лучшему.
Ближе к вечеру Колька начал собирать грибы. Складывал их прямо в котелок. Юрка к грибной забаве присоединяться отказался наотрез.
— Хватит, — сказал он, водя ладонью по пупку, — у меня еще со вчерашнего дня живот болит.
Ближе к закату стали задумываться о месте для ночлега. Надо было найти хотя бы ручей или ключ. Поблизости не было видно ни того, ни другого. Зато между деревьями неожиданно появился просвет. Сами деревца стали тоньше, моложе. Юрка забыл про свою «присмерть», рванул вперед, обогнал всю компанию, выскочил на свободное пространство и звонко присвистнул.
— Ребята, — крикнул он, — быстрее сюда. Тут такое — вы не поверите.
Я выбрался из чащобы вторым. И, правда, не поверил. Не мог я себе представить в тайге ничего подобного. Зрелище было настолько не реальным, что не вызвало даже удивления. Почти как полотна сюрреалистов — смотришь, видишь, но не можешь принять.
Сразу за деревьями начинались дома. И не какие-нибудь кривые деревянные домишки, заброшенной деревни. Нет. Полноценные бетонные коробки в два этажа. Целый городок. Он смотрел на лес разбитыми стеклами. Сверкал облупленными боками. Красовался разрушенными ступенями.
Вид имел жалкий, унылый и одинокий. Вокруг царили разруха и запустение. На самой опушке, как памятник прошлой жизни, возвышалась покосившаяся голубятня.
Мне стало жалко это место. Столько в нем было когда-то тепла, столько жизни. И вот…
— Апокалипсис, — машинально вырвалось у меня, — натуральный апокалипсис. Что же здесь случилось?
— Что? — Юрка дернулся в мою сторону. — Что ты сказал?
— Ничего…
— Тох, неужели вышли к руднику?
Санжай тоже не мог поверить в увиденное.
— Значит, не так сильно и отклонились?
Антон кивнул. Сказал одно слово:
— Повезло.
И зашагал вперед.
Юрка трещал, не переставая:
— Вышли? Да? Неужели вышли? Нет, правда?
На его вопросы никто не отвечал. Впрочем, он и не нуждался в ответах. Парня захлестывали эмоции и выплеснуть иначе он их пока не мог.
Голубятня была совсем ржавая. Это стало видно вблизи. Меж опорами густо пророс осинник. Пока еще совсем молоденький, нежный. Деревца трепетали от движения ветра, шевелили листочками. Я провел кончиками пальцев по металлу и сразу об этом пожалел. К коже прилипла ржа. Влажная. Яркая. Пришлось отереть ладонь о штаны. Благо, жалеть их уже не имело смысла. За двое суток в тайге они и так были заляпаны сверх меры.
Мы обогнули голубятню, сразу оказались на узенькой улочке. И зрелище стало еще печальнее. Асфальта здесь не было никогда. Но сейчас от укатанной щебнем дороги не осталось почти ничего: травы, вымоины, две молоденьких ели, кустарник.
Почти по центру ржавела брошенная кровать с никелированными шарами на спинках. Сетку в центре остова давно съело время. Сейчас там дружно росла крапива. Высокая, почти в человеческий рост. Рядом валялся большой гуттаперчевый пупс. Голый, без одежды. С расстояния он был до жути похож на младенца. Казалось вот-вот и заплачет.
Видно, так подумалось не мне одному. Юрка тихо матюкнулся. Антон передернул плечами.
— Идем? — спросил он, обращаясь почему-то исключительно к Кольке. — Что там твой хозяин думает на этот счет?
Санжай качнул головой, шепотом произнес:
— Не знаю.
За спинами истошно заорала кукушка.
— Черт! — Юрка крутанулся на месте, выставил перед собой нож. — Черт! Черт! Ну сколько можно уже меня пугать?
Я шарахнулся в сторону. Не сдержался:
— Заберите уже кто-нибудь у этого психа оружие! Он же от испуга всех нас перережет!
Кукушка заткнулась. Юрка отчаянно смутился, спрятал нож в мешок. Сказал:
— Простите, ребят. Страшно очень. Все эти Колькины сказки. Хозяин. Кукушка. Кукла эта мерзкая…
Он помолчал, замялся и признался:
— А еще мне все время кажется, что за нами кто-то следит. Я прям чувствую взгляд, вот здесь.
Он ткнул пальцем назад, указывая себе на загривок.
Я прикрыл глаза. Постарался сделать глубокий вдох, чтобы успокоить нервы. Не помогло. Самым страшным казалось то, что Юрка был не одинок. Я тоже ощущал посторонний взгляд. Спиной. Затылком. Всем своим существом. И мне от этого было жутко.
— Чушь, — Тоха нервно сглотнул. — Откуда здесь взгляды? Здесь кроме зверья никого нет.
Он первым сделал шаг. Прошел мимо кровати. Вздрогнул. Едва не перекрестился. Следом шагнул Санжай. Глянул на что-то с мрачным любопытством.
— Мих, можно я тебя за руку возьму? — попросил Юрка. — Мне рядом с тобой спокойнее.
Я протянул ему ладонь. Мне тоже было лучше от ощущения живого тепла. Так мы и пошли по улице. Рука об руку, как в детском саду. Испуганные и решительные.
Как я не заорал, не знаю. Сердце в груди гулко бахнуло и пропустило удар, едва не свалилось в пятки. У пупса не было глаз. Оплавленные глазницы зияли наружу. Оттуда смотрела пустота. Из центра живота, там, где у нормальных людей находится пупок, торчала вязальная спица.
Юрка шарахнулся в сторону, споткнулся, завалился сам, в полете подбил меня под колени сапогом. От неожиданности я приземлился на четвереньки. Рукой пихнул куклу. Замер, ожидая игрушечного плача. Не дождался.
Вокруг было тихо. Из зарослей крапивы выскочила крыса. Тощая. Облезлая. Глянула злыми бусинами глаз. Поспешила вдоль по улице и скрылась меж домами.
— Чего вы там застряли? — раздался голос Санжая.
Юрка икнул, нащупал мою руку, вцепился намертво. До синяков. Я вырвал ладонь, прижал к себе. Выпалил в сердцах:
— Иди ты в жопу, со своими страхами.
Он молча кивнул. Не стал спорить. Не попытался возражать. Во всем его облике сквозила такая щенячья преданность, что мне стало тошно.
— Так, — сказал я, стараясь успокоить и себя, и его. — Не бойся. Ничего страшного тут нет.
Юрка быстро глянул за спину, в сторону тайги. Замер. Кукушка молчала.
— Да где вы? — На этот раз встревожился Антон.
И тут я сообразил, что из-за крапивы нас попросту не видно.
— Здесь!
Я встал на колени и сразу поднялся в рост. Следом выбрался и Юрка. Санжай стоял по другую сторону кровати, смотрел изумленно.
— Чего вы там нашли?
Я лишь пожал плечами.
— Ничего, — ответил быстро Юрка. Ему было неловко.
— Идемте, — позвал Тоха, — надо на ночлег устраиваться. А было бы неплохо еще и воды отыскать. У нас совсем мало осталось.
И питье, и подходящее жилье отыскались без труда. У следующего дома нашлась колонка. Санжай из чистого любопытства качнул пару раз рычаг — зажурчала, полилась вода. Струя была не сильная, но колонка работала. Что уже прекрасно.
Тоха проворно подставил котелок, второй. Я отвинтил с фляжки пробку.
Когда наполнили все сосуды, зачерпнул воды горстью, умылся. Сразу стало легче. Страх отступил. Стал незаметно казаться несусветной глупостью, дурью, игрой воображения.
Юрка удивленно хмыкнул, вылил целую флягу себе на затылок. Размазал пятерней по волосам, по шее, по щекам. Подставил пустую тару под носик колонки, попросил:
— Качни еще.
Я качнул. Что мне, жалко, что ли?
Дом для ночлега выбрали в самой середке. Крепкий. Одноэтажный. С уцелевшими стеклами. Здесь даже подъездная дверь осталась висеть на месте. Ржа не успела доесть петли. Внизу у самого порожка древесина разрушилась, раскрошилась. У двери не хватало угла размером с ладонь. Над крыльцом красовался двускатный козырек. Когда-то зеленый, теперь основательно облезлый.
Антон взобрался по ступеням, толкнул дверь от себя, открыл, поморщившись от скрипа, заглянул внутрь. Сказал глухо:
— Темно.
— А ты что хотел? — Санжай встал у него за спиной. — Электричество давно сдохло.
— А вдруг? — Тоха протянул руку, щелкнул выключателем.
Чуда не случилось.
— Какое вам вдруг? — Юрка опять обрел свою фирменную наглость. — Лампочка за столько лет попортилась. Сколько этот поселок стоит пустой? А?
Тоха задумался.
— Лет пятнадцать, наверное. Как рудник исчерпался, так и забросили его потихоньку. Что тут делать?
Он зашел внутрь, придерживая дверь. Следом просочился Санжай. Я достал фонарик, правда, включить не успел. В спину меня пихнул нетерпеливый Юрка. Надавил, протолкнул ладонями глубже.
За спиной звонко бахнула дверь. Вокруг опустилась кромешная тьма. Густая, не привычная со света.
И впереди из этой тьмы выплыли два желтых светящихся глаза. Высоко. Куда выше человеческого роста. Послышалось раздраженное шипение.
— Чур, чур меня, — неожиданно тоненько выпалил Тоха.
От звука его голоса я шарахнулся назад. Наступил за спиной на что-то мягкое. Потерял равновесие, взмахнул рукой, попал во что-то еще и выпустил из ладони фонарик.
Сзади заорал ушибленный Юрка. Что-то прокричал на своем языке Санжай. Потом загремело, зазвенело. Раздался душераздирающий вопль и все стихло.
Только Юрка визжал на одной ноте, от испуга ничего не соображая:
— Не открывается! Не открывается! Почему не открывается?
Суматошно толкал дверь.
— На себя! На себя тяни! — Зло заорал Санжай.
Его голос нас отрезвил. Раздался скрип, и сразу стало светло. Я быстро оглядел подъезд. Сверху, с площадки, от двери, из угла таращился перепуганный кот. Мелкий. Черный, как уголек. Уши его были прижаты. Усы топорщились. Шерсть на загривке стояла дыбом. Хвост нервно подметал пол. Рядам лежал Колькин нож.
— Тьфу, зараза, напугал! Я ж его чуть не прибил! — Санжай махнул на зверя рукой. — Брысь, скотина! Вон пошел отсюда.
Кот заметался, скользнул вниз, проскочил между ног и вылетел наружу.
— Тьфу-тьфу-тьфу! — Суеверно заплевал Юрка. — Черный сволочь. Теперь точно дороги не будет.
— А раньше была? — невесело усмехнулся Тоха. — Прям скатертью под ноги стелилась, можно подумать.
— Все, — во мне поднялось раздражение. — Хватит грызни. Надоело. Живо все вперед. Давайте уже выбирать, где будем спать.
— Ого! — Санжай глянул на меня с уважением. — Миха в себя пришел. Ты дорогу, случаем не вспомнил?
— Нет, — ответил я раздраженно.
— Ну, ничего, ничего. Всему свое время.
Он первым вышел на лестничную площадку. Обвел ее рукой, предложил:
— Выбирайте! Сегодня все хоромы к вашим услугам.
Мог бы не предлагать. На площадку выходило три двери. В свете фонарика было видно, что они одинаковые. Деревянные. Крашеные голубой краской. На полотнах сохранились даже жестяные номерки: 1, 2 и 3.
Первая и вторая двери оказались заперты. Зачем? Кто же теперь разберет. Поддалась только третья.
— Ну, вот, — обрадовался Тоха, — судьба сама за нас все решила. Пошли, ребята.
Мы гуськом просочились внутрь. Оказались в темном коридоре. Я поднял фонарик, обвел помещение. Удивился. Слишком непривычным было все вокруг. Стены выкрашены в зеленый цвет. На потолке виднелась облупившаяся побелка. Напротив входа, на стене висела самодельная вешалка. Слева и справа от нее две белые двери.
Тоха толкнул левую. Засунул голову внутрь. Сказал:
— Здесь кухня. Пустая.
Я подошел ко второй двери. Надавил на нее ладонью, не раздумывая шагнул внутрь и застыл.
На полу, в самом центре комнаты, ничком, раскинув руки лежало тело.