Вернулась Зиночка, отняла у меня ложку, щедро сыпанула в макароны какой-то зелени. Варево на миг притихло, потом забулькало с новой силой. Над костром понесся изумительный пряный ореховый аромат. Я повел носом — запах был новый незнакомый.
— Вкусно пахнет. Что это?
Зиночка пожала плечами.
— Не знаю. Не помню. Надо у Эдика спросить. Это он собирал.
Я ожидал, что воду будут сливать, но нет — Зиночка выложила тушенку прямо в жижу. Размешала прикрыла крышкой. Поймала мой взгляд, поспешила объяснить:
— Так сытнее будет. У нас с продуктами проблема.
Что ж, против такого ароматного супца я ничего не имел.
Ребята пришли голодные, уставшие и расстроенные. Все поиски не дали результата. Тоха понес в палатку вещмешок. Эдик сразу придвинулся к Зиночке. Вид у него стал дурацким, счастливым, как у всех влюбленных. Санжай хранил стоическую невозмутимость.
Юрка обозрел место стоянки, спросил удивленно:
— А где Наташка?
Я кивнул в сторону палатки, сделал кислое лицо. Парню сразу стало любопытно.
— Колись, что тут у вас случилось.
Я пожал плечами. Зиночка не стала молчать:
— Он назвал Наташу Натой.
Вероятно, в этом был какой-то сакральный смысл. Юркины глаза на миг стали круглыми, а потом он заржал, но быстро заткнулся.
— Ну ты даешь, камикадзе. Радуйся, что не убила. Кто ж так делает?
Ответа на вопрос он ждать не стал, направился к палаткам. Мне пришлось узнавать у Зины:
— А что не так? Имя, как имя.
— Только Наташа его терпеть не может. Прощает исключительно Юрке по старой памяти. Они друг друга с пеленок знают. А он ее так зовет, когда хочет позлить.
Вот те на. Кто бы мог подумать. Чтобы в другой раз не промахнуться, я решил уточнить:
— А я ее как зову?
Зиночка ответила без запинки:
— Тата, Татуля, — чуть задумалась, добавила, — Таточка.
Чудны дела твои, Господи. Кто их вообще разберет этих женщин. Какая хрень им может нравится.
Обратно Юрка вернулся с Наташей. Сразу стало понятно, что она спала, и у меня отлегло от сердца. Девушки быстро притащили большую клеенку, расстелили на земле. Расставили миски, принесли ложки, сухари.
Коля снял с огня котелок, на его место повесил чайник. Эдик вдруг хлопнул себя по лбу. Воскликнул:
— Совсем забыл.
Метнулся к Тохиной палатке. Обратно вернулся с большим газетным кульком.
— Что там? — Зиночка не удержалась от вопроса.
Эдик загадочно усмехнулся:
— Деликатес.
Деликатесом оказалась обычная кислица.
Импровизированный суп разлили по мискам. Зиночка раздала сухари, строго выделяя по одной штуке. Себя и Наташу обошла стороной.
Я наворачивал ложку за ложкой, закусывал кислицей, хрустел сухариком и думал, что мне, человеку двадцать первого века, испорченному глутаматом и прочей химией, не доводилось есть ничего вкуснее.
Когда котелок почти опустел, Зина спросила про приправу:
— Эдик, а травка, что ты нарвал, как называется?
Рыжий расплылся в довольной улыбке.
— Пажитник. Совсем молоденькие росточки нашел. Нравится?
— Офигенно!
Юрка пытался говорить с набитым ртом и потому едва не подавился.
А я вдруг осознал, что все старательно обходят стороной тему пропавшего Зиночкиного брата. Словно это может помочь. Может хоть что-то изменить. Моих вопросов тоже боятся. И глянул Тоху. Пристально, вопросительно, только сказать ничего не успел. Он выдал первым:
— Мишань, я помню. И слово свое сдержу сразу после обеда.
Я кивнул. Такой расклад меня вполне устраивал.
Только сразу после еды меня взял в оборот безжалостный Эдик. Поставил стул на ровное место. Велел:
— Садись сюда. Будем менять повязку.
Я послушно сел. В душе моей не было никаких сомнений. Этот рыжий лекарь, хоть и не человеческий врач, но точно желает мне добра.
Эдик принес аптечку, поставил ее на второй стул. Вымыл руки с мылом. Все следили за ним с серьезными лицами, словно были не в тайге, а в самой настоящей операционной.
А потом началась пытка. Эдик принялся отдирать нашлепку. Пластырь лип к волосам, больно дергал. Вам никогда не делали депиляцию головы? Нет? И не пытайтесь пробовать. Я тихо шипел сквозь стиснутые зубы. Мой мучитель приговаривал:
— Ну, потерпи, чуть-чуть осталось.
Это чуть-чуть растянулось для меня до бесконечности. Когда же повязку удалось одолеть, над моим затылком раздалось дружное оханье. Эдик восхищенно прицокнул языком:
— Если бы вчера не видел своими глазами, то ни за что бы не поверил, какая рана здесь была.
— Во-во, — поддержал его Тоха, — я только хотел спросить, куда дели дыру?
— Была, — бросилась на защиту Эдика Зиночка, — правда, была. Я тоже видела.
— Ну, не знаю.
Голос Антона преисполнился скепсисом. Я выпалил первое, что пришло в голову:
— У меня вообще хорошая регенерация тканей!
— Мда? — Юрка приподнял одну бровь, усмехнулся. — Раньше не наблюдалось. И вообще, ты где таких слов набрался?
— Прочитал где-то, — ответил я не совсем уверено.
Юрка заржал:
— И опять всплыло?
— Юр, да хватит уже! — Вспылила Наташа.
От нее я такой защиты не ожидал. Особенно после утреннего разговора.
— Что ты к нему цепляешься.
Юрка глянул на девушку быстро, непонятно. Сказал уже без задора:
— Я не цепляюсь. Только никак его не пойму. Он после этой травмы то ли издевается над нами, то ли реально, — и покрутил для наглядности пальцем у виска.
— Сам ты! — Наташа отзеркалила его жест. — Умник нашелся.
Юрка зыркнул по сторонам волчонком, не встретил понимая. Выпалил:
— И хрен с вами.
Ушел, уселся у самой воды на травяную кочку. Принялся бросать в озеро камешки. Я в глубине души понимал, что он прав. Сейчас его друг совсем другой человек. Ведет себя странно, говорит странные вещи. И что? Не объяснять же, что произошло? Решат, и правда рехнулся. Точно решат. Поэтому я спросил:
— Эдик, совсем что ли зажило?
— Нет, сказал тот. Но очень здорово подсохло и начало затягиваться. Учитывая, какая вчера была дырища, — натуральный феномен. Я такого точно не видел.
— А где ты мог видеть? — подал вдруг голос Санжай. — Ты же людей не лечишь.
— И что с того? — голос Эдика кипел возмущением. — Думаешь, я никогда не видел человеческих ран?
— Видел, — сказал примирительно Тоха, — конечно, видел. Не ссорьтесь ребята. Мы все на взводе. Не хватало еще переругаться.
Он тоскливо огляделся. Сразу стал похож на черного ворона, запертого пусть в просторную, но клетку.
Я проследил за его взглядом, закрыл глаза, подумал, что все мы тут словно мыши в мышеловке. Все на взводе. Того и гляди перегрыземся.
— Рекетница у меня есть, — протянул задумчиво Тоха. — Вечером попробуем пальнуть. Вдруг Генка заметит. Или еще кто…
— Генка, может, и заметит, — Юрка в нашу сторону принципиально не смотрел. — А вот еще кто, это вряд ли. Здесь до ближайшего населенного пункта почти восемьдесят километров.
— Ого!
Я повернулся, случайно выбил пластырь из рук Эдика.
— Ты чего крутишься! — возмутился тот. — Сиди смирно. Из-за тебя все заново начинать. А у меня пластыря не так уж много. Хочешь с лопухом на затылке ходить?
— Прости, — попросил я. — Тох, а как вы, то есть мы, сюда добрались за восемьдесят-то километров с таким грузом?
— Никак. Нам Вадик помог. Он нас на своем Белорусе почти треть пути провез. Две ходки делал.
— По тайге? — я окончательно обалдел.
— Зачем по тайге? Ну, то есть, не совсем. По тайге мы шли пешком. Тут раньше недалеко рудник молибденовый был. Заводы в войну снабжал. Потом тоже работал. Лет десять, как забросили.
— И что?
— Дорога к нему была. Грунтовка. Грейдер трамбовал. Сейчас она, конечно, в совсем паршивом состоянии. Но Вадькиному зверю…
Тоха сделал весьма красноречивый жест. Слов не потребовалось. Остался только последний вопрос.
— А обратно-то вы как собирались выбираться?
По напряженному молчанию, по тому, как хмыкнул благоразумный Санжай, стало понятно, что об этом они думали меньше всего.
— Ну-у-у, — протянула Зиночка, — обратно у нас будет не столько вещей…
— Сюда вы сколько времени шли? — Спросил я.
Коля ответил сразу:
— Два дня.
— Сколько? — Для меня это показалось чем-то запредельным.
Зиночка поспешила заверить:
— Правда, Миш, два.
— Без девушек добрались бы за полтора.
Я только присвистнул. Мда… Даже я со своими постоянными тренировками в прежнем теле не был уверен, что смогу пройти за день по тайге тридцать километров. А тут Наташа, Зиночка… Я основательно подвис.
— Миш, — сказала девушка, — ты чего? Мы же с детства в походы ходили.
Эдик доклеил повязку, легонько пришлепнул сверху ладонью, сказал:
— Готово, больной.
Я потрогал рукой затылок, поморщился и поднялся. Обернулся к Тохе.
— Ты обещал.
— Я и не спорю. Но лучше показать, чем пытаться объяснить. Здесь недалеко около километра. Дойдешь?
Я прислушался к себе. Не было ни слабости, ни вчерашней тошноты, ни головокружения. В пору бы удивиться, но я же не тот первый Миха. Вдруг так и должно быть? Сказал уверенно:
— Дойду.
— Кто с нами? — Тоха огляделся.
— Я, — сказала Наташа.
— Я никуда не пойду! — тут же заявил Юрка.
Наташа удивилась:
— Почему?
— Я сегодня ногу стер. Черт его знает, как.
Он в задумчивости почесал затылок. А я впервые увидел не циничного парня и неуместными шутками, а обычного, нормального человека. Юрка снял левый башмак, стянул носок, поднял вверх босую ступню. Сказал внушительно:
— Вот!
Под пальцами у него образовался здоровенный волдырь.
— Ого! — восхитился Эдик. — У меня новый пациент. Ползи сюда, инвалид, будем лечиться.
— Дяденька, — притворно завыл Юрка, — может не надо?
— Надо, Юра, надо.
Эдик едва-едва сдерживал смех. Юрка жалобно застонал. Поднялся, захромал к огню, опираясь на босую пятку.
Коля рассмеялся, сказал:
— Я с вами.
— Я с Эдиком останусь, — глаза у Зиночки стали просительными. — Можно?
Тоха кивнул, сказал:
— Коль, тащи свою вонючку, я не собираюсь кормить комаров.
Тайга оказалась совсем не такой страшной, как мне думалось. Мы шли по редколесью. За последние дни ребята успели протоптать заметную дорожку. Тоха умело обходил стороной буреломы. Нам не попалось ни одного оврага.
Примерно в середине пути тропу пересек ручей. Он весело бежал по разноцветным камешкам и был совсем мелким. От ручья веяло прохладой. Над головой звенели кровососы, спускались чуть ниже, шарахались в стороны. В этот раз я Колиной вонючки жалеть не стал, намазался от души.
Под кедами хрустели сухие ветки. На нас троих были надеты практичные штормовки. На Наташе легкая голубая курточка с накладными карманами. На голову она повязала косынку, спрятала под нее свои яркие волосы почти целиком.
В тайге было удивительно красиво. Здесь было спокойно. Подспудно я знал, что тайга — это непролазные чащобы и дикие звери, но мой мозг отказывался в это верить. Глаза видели совершенно иную картину — трепещущие листья осин, голубую хвою елей, почти прозрачные лиственницы. Я неожиданно для самого себя расслабился и успокоился. Видимо, не я один.
Наташа принялась тихонько напевать. Я не знал эту песню, почти не слышал слов, просто, наслаждался мелодией и красивым голосом. Коля вдруг свернул с тропы в лес, исчез за кустами.
Я притормозил.
— Идем, — подстегнул меня Тоха, — идем, не жди. Он догонит.
Действительно, догнал. И очень скоро. В руках у него был желтый цветок, похожий на миниатюрную анютину глазку. Коля протянул его Наташе, сказал с выражением:
— Фиалка для Наталки!
Девушка изобразила неумелый реверанс и подношение приняла. Как все девчонки на свете, поднесла к носу, принюхалась и глянула на меня. Вскользь, искоса. Я не придумал ничего умного, сказал:
— Вы похожи с этой фиалкой. Она, как солнечный зайчик, и ты тоже.
Неожиданно попал в цель. Наташа оттаяла, заулыбалась, даже подхватила меня под руку.
Тоха громко фыркнул, предложил:
— Задавай вопросы, Миш. Пока идем хоть часть узнаешь.
Я задумался. Что спросить? С чего начать? Может быть, с самого начала? Так будет логичнее. Первый вопрос родился сам.
— Кто предложил этот поход.
— Ты. — сказал Тоха. — Идея с экспедицией — это твоя идея. И карта тоже твоя.
Его перебила Наташа:
— Точнее, твоего дедушки.
— А кто у нас дедушка?
Я поспешно заткнулся, но ребята уже даже не удивились.
— Дедушка у тебя известный этнограф. Профессор. Он после войны изучал здешние места.
Неожиданно слово взял Коля:
— Карту Михаилу Евсеичу подарил один из здешних последних шаманов. Он мне сам рассказывал.
— Ты знаешь моего деда? — удивился я.
Коля кивнул, Наташа поспешила уточнить:
— Знал. Дед Миша умер весной. Тебе оставил библиотеку, дневники. Там ты и обнаружил карту.
Все это было, конечно, интересно, жаль только, что касалось того Михи. Ко мне не имело отношения и помочь решительно не могло.
Поэтому я опять спросил:
— Как выглядела карта?
— Лист миллиметровки, примерно такой. — Тоха развел ладони в стороны.
Я прикинул, что размер карты был примерно с альбомный лист, напомнил:
— А что было дальше?
— Дальше. — Тоха задумался.
Заговорила Наташа:
— Ты поделился идеей с нами.
Я ее перебил:
— С вами это с кем? С тобой и Юркой?
— Не только. Со мной, Юркой, Зиной, Эдиком и Колей.
Такой состав меня удивил. До этого мне казалось, что Эдик с Колей из другой компании. Держались они в основном Антона. А тут сюрприз!
— Тогда Гена с Тохой откуда взялись?
Сам Антон отвечать не спешил, вновь вступила Наташа. Пояснила:
— Гена брат Зины. Антон его друг.
— Кстати, — усмехнулся вышеупомянутый друг, — чтоб ты знал, моему обществу здесь не все были рады.
Коля вдруг хохотнул. А я подумал, что никогда раньше не видел его смеющимся.
— Кто был против? — спросил я его.
— Юрка. В первый же день путь они с Антоном переругались вусмерть. А перед исчезновением Гены сцепились второй раз.
— Думаешь, почему Коля с Эдиком не в одной палатке живут? — с усмешкой спросила Наташа.
Я об этом не думал вообще. То, что немец с бурятом должны обитать непременно вместе, оказалось для меня сюрпризом. Но девушка ждала ответа, а я не мог обмануть ее ожиданий.
— И почему? — спросил я.
— Именно поэтому. Так-то они у нас не разлей вода. Но тогда Тоху пришлось бы поселить с Юркой. Соображаешь, к чему бы это привело?
Я соображал. Я теперь вообще лучше стал понимать расклад. В этой колоде только Генка оставался для меня настоящим джокером. Про него я и спросил:
— А Гена?
Наташа громко фыркнула, рассмеялась.
— Геночка у нас охраняет Зину. Он у нее вообще цербер. Ведет себя как папаша, даром, что старший брат.
Здесь я Генку, пожалуй, понимал. Взгляды, которые Эдик бросал на девушку, были слишком откровенными. На всякий случай, эту тему я решил закруглить. Сказал:
— Хорошо. Вот мы пришли к озеру. Разбили лагерь. Расселились. Что дальше.
— Переночевали, — зачем-то сказал Коля.
Я подумал, что его высказывание совершенно излишне.
— Это понятно. А потом что?
Меня вдруг осенило, что я не имею ни малейшего понятия, сколько времени они вообще живут в тайге.
— Кстати, а сколько дней вы уже здесь?
— Сам считай, — сказал Тоха, — в воскресенье вечером мы сюда добрались. Сегодня суббота.
— Ого!
Я даже присвистнул. Получалось, шесть дней.
— А золото свое, когда нашли?
— Онгон! — серьезно поправил Коля. — Это — онгон. В нем дух шамана живет. И души его предков. Это — покровитель рода, хозяин здешних мест. Неважно из какого металла он сделан. Ценность его в другом.
Парень говорил так серьезно, что стало понятно — он верит во все это до последнего слова.
Наташа вновь фыркнула:
— Опять Коля свою пластинку завел. Ты же комсомолец, какой тебе онгон? Какие духи? Какие шаманы?
— Не знаешь, — возмутился тот, — не говори. Генка забрал онгон. Где теперь Генка?
Мне показалось, что девушка хотела сказать: «Сбежал», но вовремя проглотила последнее слово.
— Не знаю, — сказала она.
На губах Тохи мелькнула усмешка. Горькая. Всепонимающая. Он увидел, что я это заметил, и быстро отвернулся.
— А он знает! — Санжай поднял палец вверх.
Здесь бы Наташе смолчать, но она не сдержалась:
— Кто знает?
— Хозяин.
Последнее слово было произнесено так, что стало жутко. В спину словно дохнуло холодом. Где-то вдалеке заорала кукушка. Я вздрогнул, точно узрел перед собой ворота ада.
— Чуешь?
Коля мимоходом тронул меня за локоть, потом обогнал всю компанию и пошел первым.