— Хорошо, — согласился Тоха, — не все. Сначала Юрка всех достал, перессорился с Генкой и со мной. Потом вроде бы притих. Но в среду…
Его перебил Коля:
— В среду Гена поступил разумно, он запретил разбирать пирамиду на могиле. Сказал, что это культурное наследие и историческая ценность. Ты же видел, как они уложены?
— То же мне, разумно, — буркнула Наташа. — А как попасть внутрь, скажите на милость? Там же эти камни кругом! И ты тоже, — она уставилась на меня с упреком, — предатель. Поддержал не меня, а Генку.
— Тоже? — Это подразумевало, что не я один. — А кто еще?
— Мы решили голосовать. — пояснила девушка. — За разбор этой рухляди были я, Юра, Зина и Эдик. Против все остальные. Правда, потом Гена надавил на сестру, она сдалась, а следом за ней переметнулся и Эдик. Он вообще все делает, как она захочет.
— И вы с Юркой остались вдвоем?
Наташа сощурила глаза, неожиданно сделалась раздраженной:
— Нет, вдесятером!
— Не злись, — сказал я, — это глупо.
И понял, что сейчас начнется скандал. Наташа моментально возмутилась:
— Вот тоже мне нашелся умник хренов! Сначала, припер эту гадскую карту, потом наобещал с три короба, притащил нас сюда. А здесь вдруг решил, что трогать ничего нельзя. Ибо, видите ли, это все — историческая ценность. Так объясни мне неразумной, какого лешего мы сюда вообще приперлись? Нафига все это было затевать? Отдал бы карту в музей и все! Пусть бы сами топали сюда и берегли свои реликвии. Так нет!
Последнюю фразу она почти проорала. Небо было с ней солидарно. Сверху над нами бабахнуло молнией. Землю накрыло звуковой волной. От неожиданности я аж присел, заложило уши, в носу появился запах озона.
— Твою же мать! — воскликнул Тоха. — Во влипли!
— Ой! — Наташка сразу присмирела, забыла про ссору, прижалась ко мне, как ребенок, вцепившись обеими руками в локоть. Прошептала: — Миш, ну его, этот клад вместе с шаманами. Пропади они пропадом. Пойдем отсюда, пойдем. А то страшно.
— Пойдем, — согласился я.
И в первый раз за все это время обнял ее за плечи. Обнял и подумал, какая же она все-таки на самом деле эта Михина любовь? Шумная вредина и скандалистка или тихая милая девочка?
Наташа смотрела на меня несчастным взглядом и просительно улыбалась. В глазах у нее стояли слезы.
А я вдруг вспомнил, где учится это хрупкое создание и вопрос с характером отпал едва появившись. Лицедеи редко бывают собой. Всю жизнь играют роли. Жалось и нежность куда-то улетучились.
— Ты на каком курсе? — вырвалось у меня.
— На третьем, — ответила она, не раздумывая.
Впрочем, тут же удивилась:
— Зачем тебе это? Нашел тоже время о такой ерунде спрашивать! Лучше побежали.
Она отцепилась от моей руки и припустила со всех ног. До нас донеслось задорное:
— Кто последний, тот дурак! — Наташа довольно расхохоталась.
Я только усмехнулся — вот тебе и несчастная нимфа. Артистка, притворщица.
— Что-о-о-о-о? — Взревел Тоха. — Ну держись, я тебе покажу, кто тут дурак!
Это вопль послужил сигналом остальным.
Наташа неслась легко, почти не касаясь земли. Мне казалось, что она вот-вот расправит крылья и воспарит над землей. Я за ней категорически не поспевал.
Рядом почти бесшумно скользил Санжай. Сзади неожиданно громко топал Тоха. Топал и пыхтел мне в затылок, как паровоз. Весь свой задор он довольно быстро растерял по пути.
Мне бег давался без труда. Михино тело, на первый взгляд совсем непривычное к физкультуре, неожиданно оказалось пусть небыстрым, зато выносливым. Даже подумалось, если привести его в порядок, потаскать железо, подкачать, то месяцев через шесть будет оно хоть куда. Не Шварценеггер, конечно, но тоже вполне себе. Только спринтером стать мне не светило точно.
Дождь потихоньку набирал обороты. Был еще слабенький, но уже не робкий. В вышине, в кронах поднялся ветер. Он рвал листву, ломал ветви, бросал за шиворот мокрый мусор. Выл, бесновался, как живой, и угасал, опускаясь к земле. Деревья гнулись, скрипели, стонали. Мне стало страшно. Захотелось выбраться из этих мест, оказаться под открытым небом или спрятаться куда-нибудь. Жаль, это были несбыточные мечты.
Сверху что-то затрещало, заскрипело. Коля резко выбросил руку вбок, выставил ее, как шлагбаум, приказал:
— Стоять!
Я уткнулся в него, едва не завалился. Сзади в мою спину влетел Тоха, одарил лихим матерком, хотел было что-то спросить, но заткнулся. На тропу прямо нам под ноги свалился сук. Огромный толщиною с ногу. Бухнул о землю, подпрыгнул, шевеля ободранной листвой, и затих.
— Твою дивизию…
Я с Тохой был солидарен. Счастье, что Коля успел среагировать. Если бы такой приземлился на маковку! Да даже на плечо! Бррр…
— Вперед, — сказал Коля. — Шевелите лапками! То ли еще будет.
— Что будет? — Антон не сдержался. — Ты меня пугаешь. Будет еще хуже?
Мог бы и не спрашивать — природа ответила сама. Жахнул ливень. Нет, не так — ЛИВЕНЬ! Резкий, холодный. Вдарил так, словно небесах прорвало трубу. Словно с невидимого утеса пустили на землю водопад.
Тоха охнул, выпалил:
— Ё-моё! Вот это дождина. Ниагара отдыхает.
Я моментально промок от ушей до хвоста. В кедах жалобно захлюпало. Утоптанная тропа в один миг превратилась в болото. Под ногами неслись мутные потоки. На ресницах повисли капли. Струи были такими густыми, хоть подставляй стакан. Казалось, еще немного и всю реальность нафиг смоет. А нас смоет вместе с ней к едрене Фене. Не будет никакой тайги, никаких людишек. Останутся дождь, гроза и шаманский могильник.
— Мальчики, все нормально? — Откуда-то из-за водяной стены раздался Наташин голос.
По звуку стало понятно, что она совсем рядом. Но ее саму видно было плохо. Не слишком четкий силуэт, расплывчатые очертание в водяном зеркале.
— Да! — Я постарался, чтобы мой голос прозвучал уверено.
Сверху вновь бахнуло. Земля содрогнулась.
— Ой, мамочки! — воскликнула Наташа и без слов поддала жару.
Мы бросились следом. Девчонка неслась, как быстроногая лань. Вскидывала высоко пятки, перелетала через преграды. Сзади, как стадо откормленных тюленей, бултыхались три посрамленных мужика.
Что она там говорила? Кто последний, тот дурак? Кажется, в этот раз дураков будет трое.
Нагнать девушку попытался один Санжай. Правда, хватило его ненадолго. Он рванул вперед, неловко ступил, попал пяткой в ямку, взмахнул руками, проехался по сколькой земле на кедах, как на коньках, и грохнулся навзничь в грязевой поток. Молча. Без мата. Мы подхватили его с двух сторон, подняли и потащили за собой.
Коля сразу вырвался, захромал самостоятельно, проговорил с досадой:
— Черт, знатно припечатался. Вывозился весь. Полжопы отбил.
— Радуйся, что не всю! — приободрил циничный Тоха. Потом добавил: — Мужики, давайте быстрей. Дамы нашей уже не видать. Как бы не заблудилась.
Наты впереди и правда видно не было. Впрочем, в водяной стене не было видно уже ничего. Даже в метре пейзаж расплывался, исчезал, менял очертания до неузнаваемости. Вода текла по волосам, попадала в глаза, в нос. Чтобы разглядеть землю под ногами, приходилось прищуриваться, смаргивать капли с ресниц.
Неожиданно мы выскочили на открытое пространство. Я приставил ладонь ко лбу козырьком, отсек воду — стало немного легче. Тоха восхищенно присвистнул:
— Вот же дрянь какая! Санжай, мощная у твоего шамана бусина оказалась. Во, как шпарит.
Стихия опять решила ответить. Сзади мощно жахнуло. Дрогнула земля. В спину ударил порыв ветра, толкнул потащил, лишая равновесия. Ноги мои поехали, заскользили вперед. Я врезался в ребят, как мяч в кегельбане, сначала в Антона, потом в Колю. Подшиб, завалил в грязь, устроил кучу малу. Едва не захлебнулся, придавленный телами. Руками попытался отпихнуть того, кто ближе. Совсем потерялся. Забился, завопил:
— Да вашу ж мать! Слезьте с меня, придурки!
Кто-то откатился вбок. Сразу стало легче дышать. Глаза я открыть не мог — лицо было залеплено грязью. На зубах скрипел песок. Я оперся руками, сел, подставил физиономию под ливень. Попытался промыть глаза, набрал полный рот, побулькал и выплюнул. Стало легче.
— Что это было? — Справа также беспомощно плюхался Тоха. — Черт, нихрена не вижу. Вся морда в какой-то дряни.
Сзади донеслось:
— Твою дивизию!
В этой фразе восторг смешался с ужасом. Я с трудом открыл глаза. Разглядел силуэт Санжая, крикнул:
— Что там?
Тут же услышал ответ:
— Молния в дерево попала. Мы чудом успели проскочить.
Успели, так успели. У меня уже не было сил ни удивляться, ни ужасаться. Я только спросил:
— Долго еще идти?
— Нет, — Санжай был спокоен. — Считай пришли. Там озеро, тут палатки, впереди навес.
Я попытался оглядеться, правда, без толку. В этом апокалипсисе невозможно было разглядеть ни перечисленное, ни самого Санжая. Я даже не смог понять, в какую сторону он махал рукой.
— Ничерта не вижу, — пробурчал совсем рядом Тоха.
Я был с ним солидарен. Оперся на руки, поднялся с колен. С удивлением заметил, как дождь смывает с одежды грязь.
Рядом встал Антон. Провел по себе ладонями, словно пытался что-то стряхнуть, покачал головой:
— Одно радует, — в голосе его было восхищение, — стирать ничего не придется. Оно само все отмылось.
— И то верно.
Коля подошел вплотную, подхватил нас под руки.
— Пойдемте, герои, — сказал он, — я провожу вас к благам цивилизации.
— Веди, — разрешил Тоха и почти сразу завел, — врагу не сдается наш гордый Варяг!
Мы заржали поддержали его хором:
— Пощады никто не желает.
Навес, заменявший кладоискателям кухню, нашелся буквально шагах в двадцати. Это был приятный сюрприз. Я не смог разглядеть строение, пока не уткнулся буквально носом, а потому с уважением посмотрел на Санжая. Как тому удалось понять, где мы находимся? Магия, не иначе. Мертвый шаман нашептал.
Стихия не пощадила хлипкое сооружение. Одна подпорка, и без того поврежденная, сломалась окончательно. Угол полога трагически висел. С брезента рекой текла вода.
Коля зашел под полог первым. Я почти одновременно с ним. Тоха задержался на пороге, встряхнулся, как большой пес, выдал глубокомысленное:
— Повезло!
— С чем повезло? — Раздался Зиночкин голос.
— Одну стойку сломало. Иначе бы вода сложила эту конструкцию пополам. Хрен бы вы тут тогда сидели.
Коля кивнул, соглашаясь. Потом ехидно отметил:
— А Тоха-то последний, да, Натуля?
Наташа звонко рассмеялась.
— Так он же обещал показать, кто тут дурак! Вот!
И указала на обескураженного Антона двумя руками сразу.
Под навесом обнаружилась вся компания. Ребята жались друг к другу, стояли в дальнем от потока углу. Рядом пыхтел керогаз, нагревая чайник. Наташа старательно выжимала куртку.
Под ногами также бурлила дождевая река, несла свои воды к озеру, булькала, пузырилась. Обувь у ребят была промочена насквозь. Никто не успел сменить кеды. Лишь Юрка щеголял в резиновых сапогах до колена. Заметив мой взгляд, он принялся смущенно оправдываться:
— Я донки хотел проверить. Только переобулся и вот… Не успел.
— А у нас находка!
Оповестила всех Наташа. Выглядела она довольной-довольной, как кот, объевшийся сметаны.
— Антон, покажи, что мы нашли!
Все уставились с любопытством, всем было интересно, что же мы такое отыскали.
— Небось, еще одного золотого истукана? — с недоверием спросил Юрка.
— Нет, другое, — прервал его фантазии Тоха, — только, боюсь, толку от этого не будет. Все отпечатки смыло. Я на этом боку метра три во воде проехал.
Он сунул руку в карман, извлек насквозь промокший платок с завернутым пузырьком, сказал:
— А жаль…
Зиночка сразу узнала, всплеснула руками:
— Это Генин платок! Где нашли?
— Возле шаманской поляны. Под кустом лежал. Ты только не переживай, но это еще не все.
Антон положил находку на ладонь, отогнул уголки ткани, показал флакон. Сразу стало понятно, что этикетка размокла, частично отклеилась. А надпись почти полностью смылась.
— Что это? — Зиночка не поняла ничего.
— Клофелин…
Эдик тут же обнял девушку. Что-то зашептал.
— Клофелин? — воскликнула она пораженно. — Неправда! Гена не мог! Где ему было взять эту пакость? Зачем?
— Затем! — обозлился Юрка. — Зато теперь понятно, почему нас всех так вырубило в ту ночь, когда мы находку онгона отмечали. Теперь все ясно.
— Ничего не ясно, — отрезал Тоха. — Почем ты знаешь, что пузырек Генкин? Его мог кто угодно подкинуть.
— А платок? — Юрка не хотел сдаваться. — Как быть с платком?
Коля молча уставился на Антона. Он тоже ждал ответа. Тоха только фыркнул:
— Велика сложность, взять чужой платок. Мы тут вещи на ключ не запираем.
Все притихли, переваривая эту мысль. Наконец Эдик словно ожил, отвернулся, пошарил на самопальном стеллаже. Когда он повернулся обратно, все увидели походную аптечку. Она была открыта.
— Клофелин пропал, — сказал Эдик. — Он вот тут лежал.
— Зачем? — удивилась Наташа.
— Что зачем? — парень не понял.
— Зачем тебе в тайге клофелин?
— Ну, — наш лекарь даже растерялся, — не знаю, вдруг пригодится. Я всегда с собой лекарства беру. Привычка такая.
Он поставил аптечку на стол, закрыл крышку.
Тоха победно поднял палец вверх.
— Тем более, — сказал он, — и клофелин мог взять кто угодно.
Юрка криво улыбнулся, опустил глаза, не решаясь встретиться с Зиночкой взглядом. И проговорил упрямо:
— Только сбежал не кто угодно, а Генка…
Дальше завязался спор. Юрка сцепился с Эдиком. Первый загибал пальцы, приводил аргументы. Второй никак не хотел соглашаться. Коля занял нейтралитет. Зиночка тихо плакала. Наташа ее утешала.
Тоха поманил меня пальцем в дальний уцелевший угол. Подхватил с раскладного столика пачку Примы и спички, предложил:
— Закурим?
Я не был любителем курева без фильтра, но отказываться не стал. Не до жиру. Коля тихонько прошмыгнул к нам.
Когда первый дымок взвился вверх, Тоха расслабился, горько улыбнулся и сказал почти шепотом:
— Ты уже все понял, но я обещал. Поэтому слушай — тем вечером мы решили обмыть находку. С собой у нас было две бутылки вина и водка. Водку оставили до лучших времен, а вино…
— Вино раскупорили, — сказал Коля. — Все были так счастливы! Юрка немного дулся, но это не в счет. Он всегда такой. Мы с детства дружим, привыкли.
Он махнул рукой. И посмотрел на Тоху, предлагая продолжить.
— Было весело. Наташа пела. Колька пытался всех пугать шаманскими проклятиями. Генка наглядеться не мог на свой артефакт. Кричал о научном открытии. Мечтал, что защитит диссертацию, что станет известным на весь Союз. А потом всех стало рубить. Как-то сразу, в момент. Мерзкое, доложу тебе ощущение. Я до сих пор не могу вспомнить, как оказался в палатке.
О замолчал, с сожалением откинул докуренный бычок, тут же начал новую сигарету.
— Я утром, когда выбрался из палатки, был еле живой — ноги ватные, в ушах звенело, голова раскалывалась, во рту словно кошки нассали. Огляделся и ох… — он осекся и выразился прилично, не так, как хотел изначально, — охренел. На поляне был форменный погром. Котелок валялся, подпорка под навесом оказалась сломана. Кто-то распотрошил Генкин рюкзак и вытряс содержимое на траву.
— Кто-то еще на поляне был? — спросил я, не сильно понимая зачем.
— Я и Зина, — сказал Санжай. — Мы первыми проснулись. Так уж вышло. Потом поднялась Ната, потом Тоха, Эдик. Последним Юрка. Потом уже сообразили, что нет ни тебя, ни Генки.
Антон перехватил эстафету.
— Проверили палатки. Все твои вещи лежали на месте. Генкины тоже. Пропала только та одежда, в которой он был вечером. Идол этот чертов тоже пропал да кое-что по мелочи: фляга, нож, фонарик и две банки тушенки. Потом уже выяснилось, что карты тоже нет.
— В том-то и странность, — Коля покачал головой. — Маловато как-то для двухдневного перехода. Не находите? И, потом, одному в тайге… Генка не охотник, не следопыт, он обычный ученый–историк. Ну не дурак же он, в самом деле, тащиться в тайгу с золотой гирей без вещей и проводника? Он же в картах, как свинья в апельсинах.
— Это да, — Тоха совсем посмурнел, — или мы чего-то о нем не знаем, или тут все не так просто.