Но сверху донизу, во всю длину, кругом,
Своею кистию свободной и широкой
Ее разрисовал художник быстроокой.
Поэт всматривается в эти "лица, полные воинственной отваги":
Толпою тесною художник поместил
Сюда начальников народных наших сил,
Покрытых славою чудесного похода
И вечной памятью двенадцатого года.
Нередко медленно меж ими я брожу
И на знакомые их образы гляжу.
И, мнится, слышу их воинственные клики,
Из них уж многих нет; другие, коих лики
Еще так молоды на ярком полотне,
Уже состарились и никнут в тишине
Главою лавровой...
Лишь этот зал из всего Зимнего дворца отметил в своем творчестве Пушкин.
Осенью 1831 года Пушкины переехали в Петербург - на этот раз в центр города, сперва на Вознесенский проспект, где прожили несколько дней, а затем на Галерную. На письмах Пушкина к жене появилась надпись: "М. Г. Наталии Николаевне Пушкиной в Галерной, в доме Брискорн". Это был один из тех доходных домов, которые так невзлюбил поэт. Высокий фасад в четыре этажа, не считая подвального, с длинными рядами окон, лишь в бельэтаже оттененных наличниками, - дом, лишенный всяких украшений.
Как родители поэта постоянно меняли свои квартиры в Москве, так Пушкин менял их в Петербурге *.
По переезде в столицу поэт оказался вовлеченным в круговорот светской жизни. Наталия Николаевна, прославленная красавица, приглянулась царю. Пушкин писал в дневнике 1 января 1834 года: "Третьего дня я пожалован в камер-юнкеры (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы Наталья Нико
* Из дома Брискорн поэт переехал на Фурштатскую и поселился в квартире, которую занимал до 1825 года декабрист Вадковский. На конвертах писем Пушкина к жене появился новый адрес: "М. Г. Наталии Николаевне Пушкиной. В С.-Петербурге на Фурштатской, в доме Алымова". Здесь родилась старшая дочь Мария. Из этого небольшого дома (ныне участок № 20 по улице Лаврова) Пушкины переехали в конце 1832 года на Б. Морскую в дом Жадимеровского (ныне улица Герцена, № 26), а оттуда в мае 1833 года выехали па дачу Миллера на берег Черной речки. Эта окраина столицы становилась модным дачным местом. Здесь проводили лето: А. И. Тургенев, Н. И. Греч, художник Федор Толстой. На зиму Пушкины сняли квартиру в доме Оливио (ныне улица Пестеля, № 5), близ Летнего сада, куда часто уходил Пушкин и проводил там целые дни. Здесь Пушкины прожили до августа 1834 года и перебрались поблизости в квартиру, освобожденную П. А. Вяземским, в доме Баташова (№ 32 по набережной Жореса 54) у Прачечного моста. Лето 1836 года семья поэта провела на Каменном острове, на даче Добровольского. Последняя квартира Пушкина находилась на Мойке в доме кн. Волконской (ныне № 12), где в начале 1820-х годов жил декабрист С. Г. Волконский (Примеч. авт.) лаевна танцевала в Аничкове" *. Эта царская "милость" глубоко оскорбила Пушкина. Он писал жене о том чувстве унижения, которое испытал, получив этот придворный чин. Письмо было перлюстрировано, и его содержание сообщено царю. Пушкин записал в дневнике: "Государю неугодно было, что о своем камер-юнкерстве отзывался я не с умилением и благодарностию. Но я могу быть подданным, даже рабом, но холопом и шутом не буду и у царя небесного" **. Пушкин всячески уклонялся от посещений дворца. "Говорят, что мы (т. е. камер-юнкеры. - Н. А.) будем ходить попарно, как институтки... Ни за какие благополучия!" *** 55
Поэт демонстративно отсутствовал на церемонии присяги наследнику, на торжестве открытия Александровской колонны ("Александрийского столпа"); он уклонился и от посещения бала в доме Нарышкиных, где должен был быть "весь Петербург".
"Но я был в народе, и передо мной весь город проехал в каретах" 56, писал Пушкин жене. И далее: "Надеюсь не быть ни на одном празднике. Одна мне и есть выгода от отсутствия твоего, что не обязан на балах дремать..." 57 И еще через несколько дней: "В свете не бываю; от фрака отвык". И в дневник он заносит: "Праздников будет на полмиллиона. Что скажет народ, умирающий с голода?" ****
Поэт стремится к углубленной работе в архивах. В нем все ярче разгорается интерес к родной истории и в особенности к народным восстаниям. О Степане Разине он писал еще в Михайловском. Теперь Пушкин занят Пугачевым. Он готовится к путешествию в Оренбургский край в поисках следов восстания. Пушкин радуется, что его библиотека "растет и теснится" 59, он хочет в Михайловском на Савкиной горе устроить филиал своей библиотеки 60. Пушкина влечет уединение Михайловского или Болдина; там его вновь посетит вдохновенье, там он переживет вновь то состояние, о котором поэт писал:
Душа стесняется лирическим волненьем,
Трепещет, и звучит, и ищет, как во сне,
Излиться наконец свободным проявленьем...
("Осень", 1833 г.)
Пушкин пишет владелице Тригорского: "Петербург
* А. С. Пушкин. Т. VIII, стр. 33. В Аничковом дворце на Невском проспекте, на углу Фонтанки, обычно жил Николай I. (Примеч. авт.)
** А. С. Пушкин, Т. VIII, стр. 50. (Примеч. авт.)
*** Там же. Т. X, стр. 472. (Примеч. авт.)
**** Там же. Т. VIII, стр. 40. (Примеч. авт.) совершенно не по мне, ни мои вкусы, ни мои средства не могут к нему приспособиться!" *
Домом поэта становится Летний сад: "Я вставши от сна иду туда в халате и туфлях. После обеда сплю в нем, читаю и пишу; я в нем дома" **.
Быть может, липы Летнего сада и уединение чем-то напоминали ему сады Михайловского и Болдина.
Пушкин продолжает посещать те салоны, в которых бывал в конце 1820-х годов. Теперь он связан с салоном А. О. Смирновой (урожденной Россет). Эта маленькая женщина, похожая на цыганку, отличалась "живым умом, образованностью и отзывчивостью" 61. В ее "фрейлинской келье" на четвертом этаже Зимнего дворца встречались Пушкин, Гоголь, Жуковский. Здесь Пушкин рассказывал о кишиневской ссылке, о скитаниях по степям Бессарабии, о цыганских таборах, о своем любимом Михайловском. По возвращении из Болдина здесь он читал свои "маленькие трагедии". Здесь же он слушал гоголевские повести "Миргород". (После чтения "Тараса Бульбы" Пушкин, по словам А. О. Смирновой, сказал: "Это эпопея, в которой можно было бы найти материал для прекрасной драмы" 62. Возможно, что именно здесь Пушкин подал Гоголю идею "Ревизора".)
Популярность великого поэта все росла. Начинающие писатели преклонялись перед ним, старались подражать ему. Юный И. С. Тургенев, в те годы увлекавшийся опытами в области поэзии, писал о своем впечатлении от мимолетных встреч в Петербурге с Пушкиным: "Войдя в переднюю квартиры Петра Александровича ***, я столкнулся с человеком среднего роста, который уже надел шинель и шляпу и, прощаясь с хозяином, звучным голосом воскликнул: "Да! да! Хороши наши министры! Нечего сказать!" - засмеялся и вышел. Я успел только разглядеть его белые зубы и живые, быстрые глаза" **** 63. Лишь позднее Тургенев узнал, что этот неизвестный человек, презрительно отозвавшийся о министрах, был чтимый им поэт. "Пушкин был в ту эпоху для меня, как и для многих моих сверстников, чем-то вроде полубога" 64. Последний раз Тургенев видел Пушкина незадолго до его гибели в доме В. В. Энгельгардта.
* А. С. Пушкин. Т. X, стр. 845. (Примеч. авт.)
** Там же, стр. 490. (Примеч. авт.)
*** П. А. Плетнев, ректор университета, проживал на Фонтанке в Екатерининском институте. (Примеч. авт.)
**** И. С. Тургенев. Полн. собр. соч., т. XII, стр. 8, изд. 1898. (Примеч. авт.)
"Он стоял у двери, опираясь на косяк, и, скрестив руки на широкой груди, с недовольным видом посматривал кругом. Помню его смуглое, небольшое лицо, его африканские губы, оскал белых, крупных зубов, висячие бакенбарды, темные желчные глаза под высоким лбом почти без бровей - и кудрявые волосы..." * Именно таким запечатлел поэта художник Линев. То было изображение Пушкина, задыхавшегося в тисках двора, отразившее его тогдашнее душевное состояние. Его прошение об отставке вызвало крайнее неудовольствие царя, как проявление "неблагодарности".
Несмотря на подавленное настроение, кипучая анергия Пушкина не иссякала. Он решил осуществить старый план - издавать журнал. Пушкин хотел противопоставить продажному триумвирату петербургской журналистики: Сенковскому, Гречу и Булгарину - новый орган передовой литературы. Он хотел "очищать русскую литературу" ** 65, хотя и сознавал, что на стороне его литературных врагов будет находиться жандармское III отделение. Самое название журнала - "Современник" - подчеркивало его прогрессивное направление. Пушкин привлек к журналу наиболее выдающихся писателей, в том числе Гоголя. Он хотел привлечь и Белинского. Через своего московского друга П. В. Нащокина Пушкин послал ему в мае 1836 года экземпляр "Современника": "Пошли от меня Белинскому... и вели сказать ему, что очень жалею, что с ним не успел увидеться" ***. Случилось так, что эта посылка приобрела символическое значение. Заглохнувший после смерти Пушкина журнал через 10 лет был поднят на небывалую для русской журналистики высоту именно Белинским.
О своем журнале Пушкин писал: "Я сам начинаю его любить и, вероятно, займусь им деятельно" ****. Этому сбыться не было суждено. Не прошло и года, как смерть поэта оборвала начатое дело.
В 1830-е годы Петербург все чаще являлся местом действия в повестях Пушкина. В "Пиковой даме" впервые в русской классической литературе показана ненастная петербургская ночь, когда воет ветер, падает мокрый снег и тускло мерцают фонари. Это тот фон, на котором совершаются трагические события. В "Станционном смотрителе" упомянуты гостиница Демута и Ли
* И. С. Тургенев. Поли. собр. соч., т. XII, стр. 9. (Примеч. авт.)
** А. С. Пушкин. Т. X, стр. 577. (Примеч. авт.)
*** Там же. Т. X, стр. 583. (Примеч. авт.)
**** Там же. (Примеч. авт.) тейный проспект. В "Египетских ночах" Пушкин возвращается к теме первой главы "Евгения Онегина", показывает петербургского денди, его изысканный кабинет и светский вечер. И в неоконченных повестях 30-х годов местом действия является Петербург, его большой свет, который мог наблюдать Пушкин и который так ему опостылел. В "Русском Пеламе" должна была быть показана закулисная жизнь кутящей "золотой" молодежи, притоны разврата и карточной игры. В отрывке "Гости съезжались на дачу" - опять верхушка большого света, петербургская аристократия с посещающими ее послами европейских держав. Возможно, что здесь отразились впечатления от салона Фикельмон. "Роман в письмах" включал набросок светского бала.
Одна из неоконченных повестей начинается словами: "На углу маленькой площади, перед деревянным домиком, стояла карета, явление редкое в сей отдаленной части города. Кучер спал, лежа на козлах, а форейтор играл в снежки с дворовыми мальчишками" 66. Эта бытовая картина уводит читателя снова в Коломну. Сюда сбежала героиня начатой повести, проживавшая с мужем на Английской набережной - одной из самых аристократических артерий столицы. В Коломне она надеялась начать новую, свободную жизнь.