В течение последних столетий система межгосударственных отношений становилась все более структурированной и регулируемой. Многим казалось, что человечество постепенно продвигается к функциональному мировому правительству. Однако в условиях кризиса Вестфальской модели мира и Ялтинско-Потсдамской системы международных отношений вдруг обнаружилось, что ООН и вся международная архитектура, возведенная после Второй мировой войны, оказались плохо приспособлены к урегулированию новых насильственных потрясений. Стала очевидной противоречивость многих правовых норм и принципов – права наций на самоопределение, с одной стороны, и сохранения целостности государства – с другой; невмешательства во внутренние дела – с одной, и оказания гуманитарной помощи, обеспечения прав человека – с другой.
Окончание «холодной войны» сначала породило оптимистические прогнозы о наступлении эры бесконфликтного существования на планете и в этом смысле – даже о «конце истории». Казалось, что с исчезновением противостояния двух сверхдержав – СССР и США канут в Лету и региональные конфликты, не говоря уже об угрозе третьей мировой войны. В 1989 г. американский политолог Ф. Фукуяма опубликовал вызвавшую широкий резонанс статью «Конец истории?», в которой обосновал вывод о том, что главное содержание современной эпохи определяется переходом большинства стран мира на путь созидания гражданского общества, базирующегося на принципах либеральной демократии и рыночной экономики.
Однако, как показали дальнейшие события, 1990-е гг. не принесли миру ни гармонии, ни всеобщего благоденствия. Некоторые авторы поспешили провозгласить наступление эпохи хаоса и дезориентации в международных отношениях. Так, французский автор З. Лаиди заявил, что конец «холодной войны» означает «не только разрыв с коммунизмом, но и окончание эпохи Просвещения». Отражая крайнюю противоречивость мировой политики, директор Гарвардского института стратегических исследований С. Хантингтон заявил в нашумевшей статье «Столкновение цивилизаций» (1993), что после краха коммунизма течение международной жизни станет менее предсказуемым и более опасным...
В конце XX в. завершился продолжительный цикл мировой истории, в рамках которого субъектами международных отношений были светские, суверенные, независимые и равноправные национальные государства. Отражением кардинальных политических изменений явились новая волна демократизации конца 1980-х – начала 1990-х г., дальнейшее развитие интеграционных процессов, прежде всего в Западной Европе, дезинтеграция, проходящая весьма болезненно через конфликты и кризисы, которые поразили даже относительно спокойную после Второй мировой войны Европу и т. д. Вследствие глобализациисовременного мира, а также по причине беспрецедентного количественного роста и активизации на мировой арене негосу дарственных акторовв лице транснациональных корпораций (ТНК), внутригосударственных регионов, различного рода международных правительственных и неправительственных организаций (МПО и МНПО) наметилось разрушение государственно-центристской модели. В результате все с большей настойчивостью стали говорить о кризисе, эрозии, закате Вестфальской модели, возникшей свыше 350 лет назад, о том, что мир оказался в особой фазе своего развития, которая описывается как «точка бифуркации», «переходный возраст», «эпоха неопределенности» и т. д.
Многие авторы видят сущность процесса глобализации в растущей транспарентности (проницаемости) границ, делающей современный мир все более взаимозависимым. Глобализация в разной степени затронула все регионы мира, поместив одни в центре, другие – вытеснив на периферию. Вследствие проницаемости межгосударственных границ оказались «перевернутыми» прежние представления о безопасности, о конфликтах и их урегулировании, о соотношении внешней и внутренней политики, о дипломатии и о других базовых проблемах политического развития стран, регионов и мира в целом. Сегодня государства вынуждены считаться, с одной стороны, с международными организациями и институтами, с другой – с собственными регионами. Парадоксально, но если раньше международные организации действовали на международной арене, а внутригосударственные регионы оказывали влияние лишь на внутриполитические процессы, то теперь первые все активнее вмешиваются во внутриполитические вопросы (урегулирование конфликтов, соблюдение прав человека, определение финансовой политики государств и т. п.), а вторые наравне с государствами участвуют в решении вопросов внешней политики. Все это ведет к нарушению принципа государственного суверенитета, неукоснительно соблюдавшегося с момента заключения Вестфальского мира в 1648 г.
Миротворческие операции под эгидой ООН и гуманитарные интервенции НАТО, деятельность МВФ и МБРР, диктующих государствам свои «правила игры», переговорный процесс в рамках ВТО, приговоры Международного суда в Гааге «сверху» подрывают прерогативы государственного суверенитета. Кроме того, нации добровольно отказываются от части своего суверенитета в пользу надгосударственных структур. Наиболее показательный пример в этой области – Европейский Союз. Все это ведет к тому, что возможности государства в обеспечении собственной национальной безопасности, создании условий для устойчивого развития экономики, поддержании внутреннего порядка, гарантировании гражданских прав и свобод, защите окружающей среды и т. д. становятся ограниченными.
«Снизу» государственный суверенитет подвергается эрозии вследствие активизации внутригосударственных структур и структур гражданского общества. Иными словами, сегодня в федеративных государствах наблюдается феномен своего рода фрагментации внешней политики, когда руководство субъектов федерации в стремлении более полно отстоять свои интересы устанавливает прямые связи на международной арене и тем самым как бы нарушает прерогативы суверенного государства, частью которого данный субъект является. Происходит эрозия национальной монополии в области внешней политики, что проявляется главным образом на функциональном, а не конституционном уровне. В свою очередь, государства стремятся к гармонизации интересов центра и регионов в сфере внешней политики.
«Извне» угрозу национальному суверенитету несет активизация международных неправительственных групп и организаций различной направленности. В их числе «Международная амнистия», Human watch, другие правозащитные объединения, а также многочисленные МНПО экологической ориентации – от «Гринписа» до гораздо менее известных, но от этого не менее активных организаций, нацеленных на борьбу с глобальным потеплением климата и развитием генной инженерии, защиту тропических лесов, морской фауны и т. д. Очевидное влияние на состояние политических рынков суверенных государств оказывают отчеты и прогнозы авторитетных МНПО, характеризующие важнейшие параметры социально-экономического и политического развития тех или иных стран.
Однако с точки зрения любого государства размывание национальных границ, утрата, пусть и частичная, национального суверенитета крайне нежелательны. Неудивительно, что государства стремятся к выживанию и по-прежнему выступают главными субъектами мировой политики.
Защищая тезис о познаваемости международных отношений, политический реализм опирается на следующие выявленные им самим закономерности.
1. Главными участниками международных отношений являются суверенные государства, а формами их международной деятельности – военная стратегия и дипломатия.
2. Государственная политика существует в двух разновидностях: внутренней и внешней (международной), между которыми имеется как взаимосвязь, так и существенные различия.
3. Действуя в рамках международной экономической системы, каждое государство стремится к достижению следующих целей: экономическая полезность, собственный рост, социальная стабильность и обладание средствами для достижения своих политических целей.
4. Исходный пункт международной политики государства коренится в национальном интересе, понимаемом как стремление к максимизации собственной мощи и безопасности и уменьшению власти других. Этим обстоятельством обусловлен анархический и хаотичный характер международных отношений, усугубляемый отсутствием в их среде верховной власти, обладающей монополией на легитимное насилие.
5. Потребность в защите и продвижении национального интереса вызывает необходимость обладания как можно более мощным военным потенциалом, который, в свою очередь, зависит от природных, экономических и иных ресурсов государства. Сила и принуждение всегда являются возможными способами действия. Поэтому конфликты и войны внутренне присущи международной политике.
6. Результатом стремления каждого из государств к максимальному удовлетворению своих национальных интересов является установление на мировой арене определенного равновесия (баланса) власти (силы), которое является единственным реалистическим способом обеспечить и сохранить мир.
7. Важную роль для изменения степени вероятности возникновения войны играет ядерное оружие. При возможности нанести ответный удар сегодня, более чем когда-либо в истории человечества, стало очевидным, что конфликт между крупнейшими державами снизил бы уровень благосостояния всех государств мира.
8. В зависимости от распределения мощи между наиболее крупными с точки зрения военного потенциала государствами – так называемыми великими державами – баланс сил между ними может принимать различные формы или конфигурации: биполярную, трехполюсную, мультиполярную и т. д.
Политический реализм недооценивает фактор социализации международных отношений, а также элементы глобального управления. Он также страдает избыточным универсализмом, утверждая, что каждое государство является государством-нацией. Неудивительно, что в условиях глобализации все отчетливее осознается вызов реализму со стороны неолиберальной парадигмы, в рамках которой исходными пунктами теоретического анализа выступают экономические интересы, моральные ценности и права человека. Исследователи, придерживающиеся либеральной позиции, выступают с возражениями против отождествления международных отношений с межгосударственными взаимодействиями. По их мнению, акторами мировой политики являются многочисленные национальные, региональные и транснациональные силы, которые пересекают границы или же имеют тенденцию к пересечению границ. Многие из них, являясь неправительственными акторами, могут напрямую связываться со своими партнерами в других странах, избегая государственного контроля. Для данного подхода также характерно обоснование многообразия видов трансграничного взаимодействия (культурное и научное сотрудничество, экономические обмены и т. п.) и его «каналов» (партнерские связи между университетами, религиозными организациями, землячествами и ассоциациями и т. п.).
Швейцарский исследователь Ф. Брайар обращает внимание на то, что в современных условиях внешняя политика тех или иных государств все в меньшей степени осуществляется их органами иностранных дел. В силу возросшей необходимости сообща управлять все более многочисленными и сложными проблемами, она также становится достоянием других государственных ведомств и структур. Различные группы национальных бюрократий, имеющие отношение к международным переговорам, часто стремятся к непосредственному сотрудничеству со своими коллегами за рубежом, к согласованным действиям с ними. Это усиливает взаимную проницаемость внутренней и международной сфер. Дж. Розенау одним из первых обратил внимание на «раздвоенность» мира и сосуществование поля межгосударственных взаимоотношений, в котором действуют «законы» классической дипломатии и стратегии, с полем, в котором сталкиваются «акторы вне суверенитета», то есть негосударственные участники. Межгосударственные отношения и взаимодействие негосударственных акторов составляют два самостоятельных, относительно независимых, параллельных друг другу мира «постмеждународной» политики, двухуровневую конструкцию, в которой над системой международных отношений, основанной на логике национальных государств, все больше превалирует сеть транснациональных потоков.
Согласно либеральной точке зрения, главной тенденцией в мировой политике является возрастающая взаимозависимость и формирование единого мирового сообщества, сталкивающегося с общими проблемами и потому имеющего общие интересы. «Влияние анархии на современную международную систему, – указывает профессор Эссексского университета (Великобритания) Д. Сандерс, характеризуя “нефальсифицируемое ядро неолиберализма”, – сильно ослабляется относительно высоким уровнем взаимозависимости многих, если не всех, государств. Взаимозависимость состоит в а) экономическом взаимопроникновении в смысле международной торговли и перетока капиталов, б) в общей заинтересованности государств в предотвращении крупной ядерной войны и в) в общей заинтересованности в предотвращении экологической катастрофы». Более того, в полном соответствии с канонической либерально-идеалистической парадигмой, международное сотрудничество не только возможно, но и является необходимым условием для достижения стабильности, социального прогресса и мирового порядка. Международные отношения находятся в постоянном развитии, являя собой «игру с положительной суммой».