Я прилип к своему месту, на меня навалилась жуткая усталость. Хозяин молча указал нам на дверь, используя при этом простую систему знаков: ткнув пальцем в сторону коридора, он согнул затем указующий перст крючком, что должно было, видимо, означать «прямо и направо».
Спускаясь по лестнице, Штрювер сказал, обращаясь скорее к себе, чем ко мне:
— Всему есть свой предел, который нельзя преступать из этических соображений.
Я почувствовал прилив благодарности к нему. Все это время я мучительно пытался представить себе, в каком состоянии мы бы застали меня еще несколько месяцев назад, если бы надумали нанести мне визит. Быть может, мы застали бы похожую картину. Только еще и с Пятницей в придачу. Ужас! Нет, лучше не думать…
Остаток рабочего дня не принес никаких дополнительных ощутимых результатов. Заглянули еще в одну квартиру в том же доме, первый этаж. Открыл мужчина в ночной рубашке, причем практически сразу. В глаза бросалась болезненная округлость отдельных участков тела: первое, на что падал взгляд, это гладкая яйцеобразная макушка, отвлекавшая внимание от редких седых волос и уступавшая по своей значительности только внушительному животу, очертания которого угадывались под ночной рубашкой. Не успели мы и рта раскрыть, как колобок решительно заявил:
— Я уже сто лет из принципа ничего не подписываю и ни во что не вписываюсь.
Он застыл в выжидательной позиции.
— А если мы пришли вам сообщить, что вы выиграли в лотерею миллион, господин… господин Хайнрих (Штрювер стрельнул взглядом в сторону таблички у дверей), что тогда?
— Все равно не подпишусь!
Дверь захлопнулась.
Не так резко, но столь же безуспешно закончился поход к чете пенсионеров на первом этаже соседнего дома. Они вышли к нам оба, хотя основные переговоры вела жена. Муж стоял у нее за спиной. Оттуда, с тыла, он все время подавал какие-то знаки. Всякий раз, когда его супруга что-то говорила, он комментировал ее высказывание разнообразными способами: то пошлет нам извиняющийся взгляд, то закатит глаза к потолку, то скорчит рожу, то еще что — нибудь. Со стороны могло показаться, что он работает тут сурдопереводчиком. Потом жена развернулась и ушла. Старик изготовился повторить ее маневр, но напоследок все-таки успел нам сунуть руку и попрощаться как с боевыми товарищами.
— Херберт! — раздалось призывно из недр квартиры.
Херберт небрежно махнул рукой в сторону скрывшейся супруги и поспешил тихонько затворить дверь.
Штрювер посмотрел на меня. Прямо как Юлия! Я знаю эти взгляды — стрельнут в тебя так, что потом сто лет в себя приходить будешь… Как будто я виноват в том, что мои соотечественники так себя ведут!
Я вдруг почувствовал, что у меня внутри все сжалось. Я быстро отвернулся и сделал рекомендуемое в таких случаях упражнение на расслабление: крепко зажмурился, отвесил слегка челюсть и сделал несколько быстрых энергичных движений, д вигая челюстью вправо и влево. Самое главное при этом — сохранять ровное дыхание.
Ну вот, все прошло! Напряжение спало, мышцы лица расслабились, приятное тепло разлилось по щекам. Я попытался улыбнуться. Порядок! Моя широкая чарующая улыбка была на месте. Преисполненный благодарности, я стоял с закрытыми глазами и полуоткрытым ртом…
И тут я почувствовал, как рука Штрювера опустилась мне на плечо. Как будто из далекого далека до меня донесся его голос, который спрашивал, всё ли со мною в порядке. Не стоит принимать всё так близко к сердцу, сказал он, бывают, мол, в жизни такие черные дни…
— Господин Лобек!
Я открыл глаза. Штрювер внимательно рассматривал меня как пытливый натуралист. Мне показалось, что он не прочь усадить меня прямо тут, на ступеньки.
Я встрепенулся и бодро помотал головой. По мне, так можем продолжать дальше. Для пущей убедительности и поддержания прервавшейся беседы я решил сказать что-нибудь эдакое, вроде, мол, ничего, прорвемся, но вместо этого у меня почему-то получалось все время «провремся, провремся». Только с пятой попытки меня наконец прорвало, и я все-таки сказал, что хотел:
— Прорвемся! — еле выдохнул я и подкрепил свою реплику кивком головы, на что Штрювер махнул рукой и решительно пресек мои поползновения продолжить наш тернистый путь:
— Всё, на сегодня хватит.
К счастью, мы не удержались и больше так, для порядка, позвонили в квартиру напротив, чтобы уж доделать этот дом до конца. «Марио Кольмей», значилось на большой медной табличке, красовавшейся прямо под таинственно мерцающим глазком. Дверь открыла молодая женщина. После того как Штрювер пропел свою соловьиную песню, которая, как мне показалось, теперь уже больше смахивала на заупокойную, она кивнула и сказала:
— Этими вопросами занимается мой муж.
Штрювер навострил уши и произвел дополнительный опрос. Выяснилось, что господин Кольмей возглавляет фирму по ремонту компьютеров. Госпожа Кольмей дала нам его визитную карточку, пообещав, что предупредит супруга и что мы можем зайти к нему на работу завтра, около обеда.
В машине Штрювер начал сразу плести сеть завтрашнего разговора. А вдруг мы выйдем на крупную сделку! Он прокручивал разные варианты охмурения, постепенно входя в раж. Шведские ученые, к примеру, установили, что работа за компьютером, сопряженная, в частности, с тем, что человек часами на сводит застывшего взгляда с экрана, приводит к хроническому конъюнктивиту. Если добавить к этому копировально-множительные машины, эксплуатация которых влечет за собой снижение уровня влажности воздуха в помещении, то все это вместе взятое создает крайне опасную ситуацию для здоровья человека. Размещение комнатных фонтанов в этом смысле может не только существенно улучшить климат в коллективе, но и положительно сказаться на уровне заболеваемости работников, органично войдя в систему профилактических общеукрепляющих оздоровительных мероприятий…
— Кстати, как вы себя чувствуете? — поинтересовался Штрювер. — А то что-то вы неважнецки выглядели.
— Всё в порядке, — небрежно ответил я, но мне было приятно, что Штрювер задал этот вопрос.
Он хотел довезти меня до самого дома, но я попросил высадить меня чуть раньше, у магазина. Тут рядом, в одном из высотных домов, находилась моя стоматологическая клиника. Я вспомнил, что уже давным-давно не был у зубного врача. Клиника была закрыта. Я переписал расписание в блокнот. В новом контексте поход к зубному врачу может представлять интерес и с профессиональной точки зрения. Комнатный фонтан в приемной врача — неплохо! Уж всяко приятнее и привлекательнее, чем цветные таблицы с изображением зубов, поврежденных кариесом, или воспаленных, кровоточащих десен.
На всякий случай я взял себе это на заметку.
По дороге домой я обдумывал, что мне рассказать Юлии о моем первом рабочем дне. Это было непросто.
Чем больше я думал, тем яснее понимал, что мне обязательно нужно вечером проработать еще раз методическое пособие № 3, разделы «Эффект неожиданности: динамика и последствия» и «Сущность и значение понятия „группа захвата"».
Юлии еще не было дома. Зато был Пятница, который загавкал, услышав меня.
— Заткнись! — гавкнул я в ответ.
Я пошел к телефону. И тут вспомнил, что сегодня же четверг, последний четверг месяца. Все ясно. Юлия пошла, как всегда, к Конни забивать козла. Конни была старинной подружкой Юлии, еще со школьных времен. После Объединения они снова как-то нашлись. Пережив несколько браков, которые Конни для простоты все пронумеровала, она превратилась, по ее собственным словам, в «радикальную феминистку». Что это точно означает, я не знал, но почему-то немножко ее побаивался. Сначала они хотели встречаться поочередно то у нас, то у нее. Но после первого визита Конни заявила — как мне сказала потом об этом Юлия, которая пошла провожать ее вниз, — что я, дескать, на нее весь вечер «пялился». Это не совсем соответствовало действительности (я просто глаз не мог оторвать от ее рта, в уголках которого, когда она говорила, все время собиралась сметана, использованная — замечу, мной! — в качестве приправы для картофельного салата, приготовленного опять же мной). Юлия, надо сказать, взяла тогда сторону своей подружки. Как бы то ни было, с тех пор они всегда встречались у Конни. И слава богу.
На кухне я приготовил себе ужин. Есть в одиночестве мне не хотелось, и потому я прихватил свою методичку, прислонил ее к вазе, а чтобы она все время не закрывалась, пристроил к ней с двух сторон по бутылке пива.
Вероятно, я задремал, во всяком случае когда я очнулся оттого, что в коридоре хлопнула входная дверь, и заставил свое затухающее сознание осмыслить увиденное мною на часах, то оказалось, что уже О ч. 17 мин. (среднеевропейского времени), а Юлия, видите ли, только что явилась от так называемой подруги, с которой они, извините, играли в домино!
На следующий день мы встретились со Штрювером перед конторой Кольмея. Мы оба пришли слишком рано. (Я за всю ночь глаз не сомкнул!) До встречи оставалось еще добрых полчаса. Вдруг Штрювер предложил, чтобы не терять времени даром, попробовать к кому-нибудь зайти, тут, где — нибудь поблизости. Он считал, что теперь я должен попробовать свое счастье, а он, Штрювер, дескать, будет держаться в тени.
Я не успел даже слова сказать, как Штрювер уже зарулил в какое-то парадное и нажал на звонок. Затем он отступил и спрятался за моей спиной.
За дверью послышались шаги. Дверь отворилась, и передо мною возникла дама (госпожа Виндиш, это единственное, что я еще смог кое-как осмысленно воспринять). Мой верный спутник, липкий пот, он же враг номер один всякого агента, поспешил заявить о себе: при виде дамы я весь взмок. Я наскоро вытер руки о брюки и тут же, смутившись от неловкости, едва успев представиться, обратился в спешное бегство, избрав в качестве спасительного укрытия жилище незнакомки. Я буквально ввалился в ее квартиру, что в сочетании с вытиранием рук о брюки вряд ли могло считаться удачным началом (а что мне оставалось делать?!). На помощь мне пришло знание местных условий: я прекрасно знал тип этих новостроечных квартир по своей прежней работе в жилконторе. С порога я взял курс на гостиную, оттесняя туда же госпожу Виндиш. Я гнал ее пред собою, как козу. В гостиной я с облегчением вздохнул, добравшись до хорошо знакомой проблемной зоны.
Тут нужно пояснить, что в таких квартирах в гостиную можно было попасть только через кухню, которая представляла собою темный закуток и отделялась от гостиной тонкой перегородкой с «раздаточным окном». Сколько раз меня вызывали раньше по поводу этих самых «раздаточных окон»! Сколько заявок и жалоб поступало ко мне из-за них! Некоторые использовали этот раздаточный прилавок как полку, благо широкая, и ставили туда всякий хлам. Поскольку вытяжкой в кухне пользоваться было практически нельзя без риска запустить к себе в квартиру запахи всей лестницы вкупе с мусоропроводом, то проветрить квартиру можно было только одним-единственным способом: открыть окна в гостиной. Соответственно, вся копоть и жир из кухни оседала равномерно на стенах и потолке этой оригинальной газовой камеры. Море удовольствия! Одни жильцы требовали стереть этот шедевр архитектурной мысли с лица земли, другие, наоборот, хотели забить всё наглухо гипроком. Сколько писем, обходов, заходов, созвонов, перезвонов, и всё только по этому поводу! Я даже завел себе отдельную папку. Как я намучился с этим объектом! Печальные картины прошлого пронеслись перед моим внутренним взором, и я почувствовал себя в родной стихии.
— Дело в том, госпожа Виндиш, — промямлил я тихим голосом, — что вот сюда-то мы и поставим, значит, наш экспонат.
Фрау Виндиш удивилась, но виду не подала и принялась послушно, будто подчиняясь командам с невидимого пульта дистанционного управления, убирать мешающие предметы — матрешки, расписные плошки, ложки. При этом она смотрела на меня большими глазами и только все кивала. Я не был уверен, что до нее дошло то, что я сказал. Я и сам был, впрочем, удивлен: такое длинное предложение уже давно не слетало с моих уст.
Штрювер, который действительно все это время старался держаться от меня подальше, — только вот что-то он как-то побледнел? — посмотрел на часы.
— Кольмей! — произнес он как спасительное заклинание, освобождающее его из плена. Он потоптался еще в квартире, пока я доставал ИОНУ из машины, но потом сразу ушел. С остальным я должен был управиться сам.
Что было дальше?
Демонстрация фонтанирующего кита была произведена уже в его отсутствие.
Позже, когда мы сидели в гостиной друг против друга за чашкой кофе, Гкби (так звали госпожу Виндиш) призналась мне, что с первого момента моего появления ее совершенно покорило то, как я вошел к ней. не церемонясь, по-мужски, как я вел себя, твердо и решительно, — сразу видно: вот человек, который никогда не сворачивает с пути, двигаясь прямо к намеченной цели. Впервые за долгие годы она видит мужчину, который, не тратя лишних слов, просто и ясно может ей объяснить, что делать. Я, дескать, человек, который сразу берет быка за рога, а не ходит сто лет вокруг да около, — она была прямо как под гипнозом!
Если бы я не боялся показаться ей совсем уж странным, я бы с удовольствием попросил ее изложить все это в письменном виде, повторить слово в слово, написать черным по белому, чтобы потом, при случае, как бы невзначай продемонстрировать это живое свидетельство Юлии.