Алек Зандер
— НУ, КАК В АМЕРИКЕ?
— Совершенно, как и у нас.
— НЕТ, БОРИС, ДАВАЙ БЕЗ ОБКАТАННЫХ ОТВЕТОВ ОФИЦИАЛЬНОЙ ПРЕССЕ. Я ПРЕКРАСНО ПОНИМАЮ, КАК ТЕБЕ НА ЭТУ ТЕМУ НАДОЕЛО ДАВАТЬ ИНТЕРВЬЮ, НО ВСЁ ЖЕ ПОПРОБУЕМ.
— Нет, там действительно как у нас. В какие-то моменты я переставал понимать — где я нахожусь — в Ленинграде, Москве или Нью-Йорке. То есть, абсолютно такая же тусовка, как, например, в рок-клубе пару лет назад. Приходишь в кабак — там сидят Дэвид Боуи, Игги Поп, Джулиан Леннон. Здесь же где-то тусуются ЙЕС, приходят Дебби Харри и Крис Штейн. Все подходят друг к другу, разговаривают о чем-то, переходят к другим. Единственное отличие: в рок-клубе, если концерт — все так или иначе поддавши, а там — нет. Пьют пиво, разговаривают. Они туда приходят общаться. Тут же кто-то подходит и говорит: слушайте, в таком-то клубе сидит такой-то чемпион легкоатлет-тяжеловес. Им это интересно, все говорят: "О, поехали!" — и едут. С этим чемпионом никто не знаком лично, так слышали друг о друге, но это никого не волнует, все просто едут, знакомятся, разговаривают.
— НА ЧЕМ ЕДУТ, НА ЛИЧНЫХ ЛИМУЗИНАХ?
— Нет, свою машину иметь в Нью-Йорке невыгодно — слишком дорогой паркинг. Ловят такси — там или китаец, или негр — садятся (сначала садятся; никаких там "в парк" или "мне не по дороге" — вот чего там нет, так этого) даже не садятся, а въезжают — такси огромное — и едут.
— ТЫ СВОБОДНО РАЗГОВАРИВАЛ ПО-АНГЛИЙСКИ? ТЕБЯ ПОНИМАЛИ?
— Я сначала очень дергался — вдруг у меня будет не тот английский, или меня перестанут понимать. А потом я сел в такси, где шофером был китаец, который понимал еще хуже меня. Тут я успокоился: если человек с таким английским работает в Нью-Йорке таксистом, то мне волноваться нечего.
— А КАК НАСЧЕТ НАСИЛИЯ?
— Я, признаться, не сталкивался. То есть, был один случай… Мы выходили из кабака, часть во главе с Дэвидом Боуи сразу пошла, а я задержался с остальными — ждал, пока они решат, кто куда едет. Пока они разобрались — мне пришлось догонять пешком по улице. Я на полном ходу заворачиваю за угол и попадаю в центр разборки двух компаний негров, выясняющих отношения с ножами в руках. Неподалеку — полицейский, — который следит лишь за тем, чтобы они не мешали уличному движению. Они мне сразу: "Проходи, проходи!". Я задерживаться не стал. Потом… Был момент — мы с Кенни Шафером пошли утром I января по Нью-Йорку. Впечатление фантастическое: абсолютно пустой город, всё закрыто, людей нет, все как-то дома оттягиваются. Мы идем — пустота, гулко.
Вдруг навстречу выходит старик в норковой шубе до пят, с собакой на поводке. Из подъезда дома выходит старушка, тоже с собачкой. Стоят, курят. Мы мимо проходим, воздух вдыхаем… да-а… Травой пахнет. Вот во время этой прогулки я видел кровавый след вдоль всей улицы. Но, я думаю, если у нас I января походить по улицам, вполне можно увидеть подобное. Хоть у меня на лестнице.
Ну, и Кенни мне как-то предложил пойти погулять в Сентрал-парк. Я несколько удивился — еще по песням Лу Рида помню, что место сомнительное. Да нет, — говорит Кенни, — это всё в другом конце, а здесь гулять можно.
— КТО ЕСТЬ КЕННИ?
— Кенни — это Кенни Шафер, человек, сидящий на наследии Джимми Хендрикса, и имеющий связи в музыкальных кругах. Оплачивала мою поездку "Белка Инк". Мы с Кенни и с юристкой, которая работала с ХУ, с Тауншендом и другими, связывались с различными компаниями грамзаписи, на предмет выпуска пластинки — моей с разными музыкантами. Мы побывали в «Полигрэме», "Эй энд Эм", в "Уорнер Бразерс". Но контракт заключили с "Си Би Эс", хотя там предложили меньше денег, чем в других компаниях.
— ПОЧЕМУ?
— Там очень кайфовый президент — Уолтер Етникофф, старый, русского происхождения парень. Мы понравились ему, а он нам. Классный дядька, ему "от винта" вообще всё. Мы выпили виски и заключили контракт.
— И КАКИЕ МУЗЫКАНТЫ ПРЕДПОЛАГАЮТСЯ?
Тут дело вот в чем. Мы не имеем право называть имена музыкантов с которыми будем работать. Назвать имя — только отпугнуть человека. В общем, идея зависит от того, насколько я подружусь с определенными музыкантами, насколько мне и им будет в кайф работать вместе.
— РАССКАЖИ ПРО МУЗЫКАНТОВ, С КОТОРЫМИ ТЫ ОБЩАЛСЯ. ДЭВИД БОУИ?
— Это — безумно обаятельный человек. Его медиум — это общение вот так, в кругу, с кайфом. Мы провели с ним целую ночь, шляясь по кабакам. Он меня встретил как старого друга, которого не видел лет пять. Сразу стал показывать свой новый фотоаппарат, который может делать разные фени — наложения, удвоения и всякое такое. Очень светский человек. Тащится на общении, и у него это блестяще получается. Любую неловкость в языке или еще где — снимает мгновенно.
И пошло — про кино, про Уильяма Берроуза, про технику работы со словами. Ну — то есть, берешь страницу, складываешь её, опускаешь на следующую и у тебя половина слов с этой стороны, а половина — с другой. И смотришь, что хорошее — записываешь.
Мне было очень приятно, что я был так принят с их стороны. Дэвид предложил мне поменяться сапогами. Мы поменялись. За всё время он сказал две серьезные фразы: "Если я тебе понадоблюсь для записи — можешь на меня рассчитывать". И вторая: "Не дай им сделать из всего этого очередной американский альбом". То есть, он все время имел в виду, что предстоит что-то сделать и, несмотря на всю оттяжку, думал об этом. Это на меня произвело сильное впечатление.
— А ПОЧЕМУ ДЭВИД ТАК ВЪЕХАЛ?
— Он знал меня по записям. Он и Игги.
— А КАК ИГГИ?
— Игги — браток! Я ему спел песенку, он завелся, сразу стал свои видеозаписи ставить. Обалденно классный мужик. Вот я вижу, что он с большим трудом оперирует пультом включения аппаратуры, и спрашиваю: а что так, собственно? Выясняется, что у него впервые в жизни стереоаппаратура, а до этого он слушал «мыльницу». То есть, денег у человека никогда не было. После «Бла-бла-бла» он немного приподнялся, снял квартиру, поменьше, чем моя, но с видом.
— ДЖОРДЖ ХАРРИСОН?
— Чисто номинально. Выглядит абсолютно как на фотографиях.
— МАЙКЛ ДЖЕКСОН?
— Еще более номинально. Просто находились в одном кабаке, были представлены.
— ДЖУЛИАН ЛЕННОН?
— С ним я общался. Мальчик, на которого свалилась вся эта слава — и отца, и собственная. Тяжело быть 24-летним человеком, на которого все глаза. Он уже привык немного к этому, но чувствует себя неловко. Не может писать песни в Нью-Йорке, ездит для этого в Швейцарию. Я предложил ему поехать в деревню — там хорошо получается.
— ФРЭНК ЗАППА?
— Мы были у него на репетиции — в огромном ангаре. Я был после обеда, задремал, потащился, присел за колонкой. Заппа подошел, посадил меня в место, где лучше слышно — стал объяснять смысл песни — республиканцы, демократы… Я сначала ничего не мог понять. Он гонял там свои старые вещи — с "Зут Аллюрес", «Апострофа». Одно начало он прогнал раз 18 — что-то ему там было не так. Правда, по-моему, лучше не стало, но он успокоился. При этом всё происходило в день его рождения.
— ДЭЙВ СТЮАРТ ИЗ "ЮРИТМИКС"?
— Очень мало общались, он просто наложил гитару на экспериментальный трек, — «Пепел», на русском, но другой вариант. Стюарт наложил на это соло-гитару. Такую крутую, что я был сдут, в пять минут. Ho нам надо было спешить, мы опаздывали на какую-то встречу. Стюарт дико обиделся: он в своем десятиметровом лимузине приехал, правда, жил он через улицу… Но потом прислал письмо, что ему будет очень интересно поработать. Это второй реальный человек, с которым я хочу работать.
— А С ДЕББИ И С КРИСОМ?
— У них свои дела.
— ТО ЕСТЬ, НЕ ПОЛУЧИТСЯ?
— Могло бы получиться, но зачем мучиться?
— ПЛАСТИНКА ПО УСЛОВИЯМ КОНТРАКТА ВСЯ БУДЕТ НА АНГЛИЙСКОМ?
— Я имею право на 30 % материала на русском.
— И ЧТО ЭТО БУДЕТ?
— По идее, "Серебро Господа Моего" и «Город». Я боюсь говорить об этом, потому что концепция пластинки может заставить меня всё сделать на английском.
— БОРЯ, НО ВЕДЬ «ГОРОД» — ЭТО НЕ ТВОЯ ПЕСНЯ.
— Я и хочу Алексею Хвостенко и Андрею Волохонскому кайф этой пластинкой поддержать.
— ТЫ ИХ ТАМ ВИДЕЛ?
— Нет, я никого из эмиграции не видел. Не хотел видеть. Сразу попросил, чтобы меня оградили от этого. Виделся только с одним своим старым другом и с Барышниковым в его собственным кабаке.
— И КАК БАРЫШНИКОВ?
— Глаза треугольные от тоски. Единственный, кто говорил там со мной о политике. Но я через пять минут сбежал. Он очень хорохорится, но видно, что тоскливо. Там очень тоскливо. Я пробыл там три с половиной недели, и через десять дней после того, как туда попал, начал дико хотеть домой. Звонил в Россию все время. Не дозвонился, что самое смешное. Хотел дозвониться до матери, узнать, как Люда, как Глеб. Что вообще происходит.
— ПОСКОЛЬКУ ТАКИЕ ВОПРОСЫ НЕИЗБЕЖНЫ, — ЧТО ТЫ ПРИВЕЗ ОТТУДА?
— Портостудию, синтезатор. Люде шмотки, Глебу игрушек. Гитару там оставил, кучу пластинок. Не переправить всё это. У меня и так был перевес на 450 долларов. За меня «Белка» платила. А тратить еще чужие деньги было бы не в кайф.
— КАКОВА ОБЩАЯ ДУХОВНАЯ АТМОСФЕРА В АМЕРИКЕ? ЭТО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ОБЩЕСТВО ИЗОБИЛИЯ, ПО ТВОИМ ВПЕЧАТЛЕНИЯМ? ТО ЕСТЬ, ЕСЛИ ТЫ ЧЕГО-ТО ХОЧЕШЬ, ПОЛУЧАЕШЬ ТУТ ЖЕ?
— Если у тебя есть деньги. Почти всё. Старых записей Донована ты не найдешь. Хочешь вечером выпить — позвони, тебе принесут. Хочешь закуситъ — позвони. Это класс. Не надо думать ни о какой фигне.
— ВОТ МЫ СИДИМ ВСЮ НОЧЬ, РАЗГОВАРИВАЕМ, НО НАМ НИЧЕГО НЕ ПРИНЕСУТ. ЕСТЬ ЛИ ТАМ ОБРАТНАЯ СИТУАЦИЯ: ТЕБЕ ВСЁ ПРИНЕСУТ, НО РАЗГОВАРИВАТЬ НЕ О ЧЕМ?
— Я был в выгодной ситуации, потому что вокруг меня было общество, где можно было поболтать. Не богема, а круг людей, которые уже за границей какой-то тусовки. Потом, там все занимаются делом, и довольны, что занимаются делом. Вот у нас река в узкой щели как бы течёт, а там разливается широко, медленно. Если хочешь что-то делать — пожалуйста, делай. Если сделаешь так, что это кому-то интересно, то это класс. Но, как правило, этого мало кто может добиться.
— А ЕСТЬ ЛИ У АМЕРИКАНЦЕВ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О БУДУЩЕМ?
— Нет. Лос-Анджелес — крайнее выражение этого. Вот стоит красивый холм, на холме роскошный дом на подпорках, в нем раньше жил Кенни. Он забыл как-то выключить воду в ванной. Вода размыла почву, дом упал. Кенни, увидев это, не выходя из машины, уехал в Нью-Йорк. Если там будет землетрясение, половина Лос-Анджелеса рухнет. Никого это не волнует. Им в голову не приходит, что что-то может быть. Будущее будет такое, как сегодня.
— И ВСЕ ЭТИМ ДОВОЛЬНЫ?
— Я вот давал интервью… Мол, дух, любовь, душа, МТВ — эксплуатация секса, то, сё… Кенни слушал, а потом говорит: "А моя-то заплакала". Так что я с крестовым походом туда иду. Никакого секса, сплошная любовь. Они чувствуют за этим что-то безграничное и сразу падают.
— ТО ЕСТЬ, СУЩЕСТВУЕТ РАЗРЫВ МЕЖДУ АМЕРИКОЙ 20-50-Х, КОГДА БЫЛИ ФИДЦЖЕРАЛЬД И ДРУГИЕ, И НЫНЕШНЕЙ?
— И сейчас там существуют отличные люди, которые во всё врубаются, все понимают теоретически, но когда люди так обожраны… То есть нет, я все время говорю не то, не поймать это… Что-то серьезно не так как у нас. Где-то в духе. У них все есть, поэтому никому ничего не нужно.
Там привыкли, что задержка в пять минут любого делания — это уже неудобство. Поэтому у них исчезает желание — они просто переключаются на другой канал и всё. А базовые желания — поесть, секс — проходят на том же уровне, и поэтому люди просто теряют представление, что так жизнь.
— У НАС ОБЩЕСТВО ЖЕЛАНИЙ, У НИХ — ОБЩЕСТВО ВОЗМОЖНОСТЕЙ?
— Общество удовлетворенных возможностей.
— А В РОК-Н-РОЛЛ ОНИ ВЪЕЗЖАЮТ?
— У них другой рок-н-ролл. Телевидение — страшная скучища. Я все время переключал на "Мьюзик телевижн" (МТВ). Там тоже жуткая скука, но хоть знаешь, что увидишь. Я говорю им: "Почему вы не устроите революцию и не уничтожите МТВ как класс? Там гонят попс, где УАЙТСНЕЙК ничем не отличается от Уитни Хьюстон. Ни звуком, ни картинкой.
К нам попадают гораздо лучшие видеокассеты — больше европейских. Там, если Харрисон поднимается в топе, его смотришь каждые два часа.
— ТО ЕСТЬ КАК НАШЕ РАДИО?
— Гораздо хуже! Считается, что чем больше человек посмотрит вещь, тем скорее пойдет и купит её. Все направлено только на деньги.
— А В ЦЕРКОВЬ ОНИ ХОДЯТ?
— Это у них обязательно с детства, поэтому они и противостоят. Американский рок-н-ролл — это восстание против католицизма. Церковь им с детства насаживается силой, с первого класса, и поэтому все, достигая 15 лет, начинают бунтовать. Начинают трахаться, принимать наркотики, всё что угодно.
У них весь рок-н-ролл построен на этом. Элвис — это восстание против католицизма. У нас — другое. У нас подавляет государство. Поэтому у нас — "скованные одной цепью".
— КАК ПЛАНИРУЕТСЯ ЗАПИСЬ АЛЬБОМА?
— Я уезжаю туда 28 апреля, и живу там, жду, пока появится что-то, что захочется передать в песнях. Сразу на английском. Потом в июне на конгресс врачей в Канаде приезжает весь остальной АКВАРИУМ (кроме Вани Воропаева). Ляпин тоже. И там мы записываемся.
— БУДЕТ ЛИ ЭТО ЗВУЧАНИЕ "АКВАРИУМА"?
— Это зависит от меня. Это не будет звучанием АКВАРИУМА, как он есть сейчас, поскольку я туда специально и явился, чтобы идею АКВАРИУМА продвинуть дальше. Потому что мы застыли на месте, мы в полном болоте и вот это наш путь выбраться. Я думаю, что идея АКВАРИУМА не потеряется, хотя и иду на определенный риск. Я растягиваю потенциал слишком сильно, но надеюсь, что в процессе работы он сожмется обратно. Я готов экспериментировать сколько угодно.
Нас так хавать могут сколько угодно. Но я не хочу, как МАШИНА, как Майк. Потому что это бесконечное повторение. Я забыл как это — удивлять самого себя хорошей песней.
И поэтому мне снова надо уехать в деревню. Только деревней на этот раз окажется Нью-Йорк.