Его слова доносились, словно из тумана.
– Откуда Вы знаете, что я...?
Он прижал нос к моей шее и втянул воздух.
– Ты пахнешь свежестью и чистотой. Нетронутостью. Ты ждала меня.
Я не ждала его. Я ждала настоящей любви. Я знала это.
Конечно, я знала, что не была потаскушкой и, посмотрите, как это вычислялось.
– Вкус девственниц самый лучший.
Он облизывал мою щеку, и я не возражала. Хотя это должно было бы беспокоить меня, поскольку я была почти того же мнения по поводу микробов, что и Ховард Хьюз (Howard Hughes – один из крупнейших американских промышленников-миллиардеров. Страдал ярко выраженным синдромом боязни микробов, разработав "Пособие по процедурам". Люди, которым предстояло иметь с ним дело, должны были подвергнуть себя получасовой "обработке", которая выглядела так: "вымыться четыре отдельных раза, каждый раз используя большое количество пены от нового куска мыла", после чего надеть белые перчатки и завернуть каждый предназначенный для Хьюза предмет в строго определенное количество бумажных платков. По поводу вскрытия новой упаковки платков Хьюз напоминал своим помощникам, что "нужно держать голову под углом 45 к различным предметам, к которым вы прикасаетесь... Во время этой операции важно также не дышать на различные объекты". Прим.переводчика), что было одной из причин того, что я все еще была девственницей. Я боролась с похотливой апатией и сосредоточилась на том, что он говорил, вместо того, что он делал.
– Вкус?
– Секс – моя еда, детка.
Снова "детка". Хотелось бы узнать, желание волновало или подгоняло его там, где это было нужно.
– Только девственницы могут поддерживать мои силы. Итак, Вы хотите "это" у стены, на кровати, на столе, подоконнике или на полу? Я неприхотлив.
В общем-то, я тоже.
Он возился с застежкой-молнией на моих джинсах.
– Я использую тебя без остатка, – шептал он, – и никто не будет знать об этом.
– Я буду.
От звука голоса Чавеса, вожделение, с которым я была неспособна бороться, исчезло. Я сумела отпихнуть цветочного мальчика.
Чавес бросил пузырек бордовой жидкости в лицо юноши. Я вздрогнула, отчасти ожидая, что он завопит, когда его кожа начнет разъедаться. Я должна была знать лучше.
– Освященное вино? – он затрясся в смехе словно пес, вышедший из воды. – Вы, должно быть, пошутили.
– Ave Maria, – затянул Чавес нараспев. – Gratia plena...
– Латинский, – парнишка тряхнул головой, – этот язык столь же мертв, как и я.
– Отче наш, иже еси на небеси...
– А это и вовсе пришло после меня, чувак. Ничто тебе не поможет. Я собираюсь отыметь её. Ты можешь наблюдать, если хочешь.
Чавес ударил паренька в зубы. Хлынула кровь.
– Не прикасайся к ней, не смотри на неё, не приближайся к ней больше!
– Она моя, – его разбухающая губа приглушала голос, – В этом городе не осталось ни одной, подобной ей.
Чавес повернулся в мою сторону, и демон воспользовался этим моментом для бегства. Фуф.
– Почему он не исчез сразу, как только увидел Вас? Он хотел, чтобы ему разбили губы?
– Телепортация – сложная штука. Иногда им необходима подзарядка, прежде чем они смогут сделать это снова.
Это имело смысл, в этом сверхъестественном, новом демоническом мире, в котором я жила.
– Для чего понадобились цветы? – я указала пальцем на горшок.
– Ты позволила ему войти?
– Нет. Он уже был здесь, когда я вышла из спальни. Я понимаю, что это странно, но он сказал, что его впустил швейцар.
– Вероятно, не хотел, чтобы ты закричала и призвала меня раньше, чем он завладел бы твоим сознанием.
– Где Вы были? – мой испуг заставил меня кричать. – Сколько нужно времени, чтобы получить христианские принадлежности в наши дни?
– Не очень много. Я ждал, когда он появится.
– Вы использовали меня как приманку!?
Чавес бросил на меня быстрый, осторожный взгляд.
– Я не позволил бы ему причинить тебе вреда, Кит. Я был прямо снаружи.
Он не отрицал, что использовал меня. Я знала также, что это все же нанесло мне вред.
– Он был здесь, только в облике Малколма. Вы, возможно, не видели его.
– Я видел.
Чавес проследовал к моим книжным шкафам и выудил между двух книг крошечную видеокамеру. Неудивительно, черт возьми, что он был ими настолько заинтересован.
– Он пришел до наступления темноты, – сказал Чавес, – что означает, что он силен даже более, чем я предполагал.
Между нами повисла тишина, но мою голову переполняли вопросы, мысли, разочарования. Когда Чавес заговорил снова, я была рада от них отвлечься.
– Он сказал, что в этом городе нет больше никого, подобной тебе. Что он имел в виду?
Не хотела я ему этого говорить, но пришлось.
– Я – девственница.
Его глаза расширились.