Система цитат - интертекст, определяющее понятие поэтики модернизма и постмодернизма. Вот почему В. стал символом поэзии ХХ в.
Лит.:
Тарановский К.Ф. О взаимоотношении стихотворного ритма и тематики // Аmеriсаn соntribution to 6-th International Соngress of Slavists. Russian Cоntributions. Аn Аrbor, 1963.
Руднев В.П. Стих и культура // Тыняновский сб.: Вторые тыняноаские чтения. - Рига, 1986.
Тынянов Ю.Н. Проблема стихотворного языка. - М., 1965.
Антология русского верлибра / Сост. Орлицкий Ю. Б. - М., 1989.
Руднев П.А Введение в науку о русском стихе - Тарту,1988
ВЕРЛИБРИЗАЦИЯ.
ХХ век четко сформулировал идею необходимости семиотического билингвизма в культуре. В наиболее общем виде эта идея выражена в принципе дополнительности Нильса Бора, а затем переформулирована применительно к семиотическим системам Ю. М. Лотманом, писавшим, что неполнота нашего знания о мире должна компенсироваться стереоскопичностью тех точек зрения, при помощи которых мы смотрим на мир.
Сущность В. в стихотворении начала ХХ в. заключается в том, что метр в рамках неомифологического сознания возвращается к своим праистокам, к архаическому "первобытному синкретизму", по выражению А. Н. Веселовского, создателя исторической поэтики.
Метр (см. система стиха) в архаическом обществе был частью синкретического ритуального действа, в котором нет разделения на авторов и зрителей, в котором все - участники, все в равной степени вовлечены в ритуал.
Аналогом архаического ритуала была средневековая карнавальная культура (см. карнавализация), где все переворачивалось с ног на голову и все отсылало ко всему.
Возврат интереса к архаическому сознанию на новом витке в утонченной форме неомифологической культуры ХХ века и актуализировал такой стих, который отсылает ко всем другим системам стиха (см. верлибр).
Однако В. пронизывала всю культуру начала ХХ в., наряду с противоположным явлением - логаэдизацией (см.). Суть В. в культуре ХХ в. заключалась в том, что система, любая музыкальная, живописная, кинематографическая, философская, поэтическая, прозаическая, даже архитектурная, - строилась как система цитат-реминисценций к более ранним текстам.
Практически весь кинематограф как специфическое искусство ХХ в. есть аналог В. (см. кино, интертекст). Музыкальный верлибризм - это прежде всего неоклассицизм, где первую скрипку играл И. Ф. Стравинский. Так, его знаменитая сюита-действо "История солдата" построена как инкорпорирование и взаимодействие самых различных музыкальных систем, а все произведение строится как система цитат и реминисценций к широкому кругу музыкальных форм и жанров (см. верлибр): "В "Истории солдата", - писал музыковед М. С. Друскин, виртуозно варьируются народные мотивы скоморошьего склада, отзвуки бытовых напевов, предвестия джаза (танго, регтайм), помпезные военные марши и протестантский хорал".
В изобразительном искусстве аналог В. - сюрреализм (см.) с его идеологией сочетания несочетаемых элементов в одном изобразительном поле. В архитектуре это стиль "югенд" начала века. В философии - такие явления, как морфология истории О. Шпенглера, культурологические идеи М. М. Бахтина (см. полифонический роман, карнавализации, диалог), концепция игры Й. Хейзинги, историософия А. Дж. Тойнби, этногенетические концепции Л. Н. Гумилева - в целом те философские построения, которые относятся к междисциплинарным исследованиям.
Апофеоз В. - постмодернизм Жака Деррида и Жана Бодрийара, на русской почве - его вариант, мотивный анализ Бориса М. Гаспава.
Лит.:
Лотман Ю. М. Феномен культуры // Лотман Ю. М. Избр. статьи в 3 т. - Таллинн, 1992. - Т. 1.
Руднев В. П. Стих и культура // Тыняновский сб.: Вторые Тыняновские чтения. - Рига, 1986.
Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. - М., 1996.
Ямпольский М.Б. Память Тиресия: Интертекстуальность и кинематограф. - М., 1993.
ВИРТУАЛЬНЫЕ РЕАЛЬНОСТИ.
Понятие В. р. имеет узкий и широкий смысл. В узком смысле В. р. - это те игровые или необходимые с технической точки зрения "искусственные реальности", которые возникают благодаря воздействию компьютера на сознание, когда, например, на человека надевают "электронные очки" и "электронные перчатки". В этом случае сознание погружается в некий выдуманный, сконструированный компъютером возможный мир (см. семантика возможных миров), в котором он может двигаться, видеть, слышать и осязать - виртуально.
В широком смысле В. р. - это любые измененные состояния сознания: психотический или шизофренический паранойяльный бред (см. психоз, шизофрения, сновидение), наркотическое или алкогольное опьянение, гипнотическое состояние, изменение восприятия мира под действием наркоза. В. р. возникают также у пилотов на сверхзвуковой скорости, у заключенных, подводников, у людей, испытывающих стресс (например, во время авиа- или автокатастрофы), у клаустрофобов (ср. трансперсональная психология), практически у всех, кто каким-то образом насильно ограничен в пространстве на достаточно длительное время.
Как широкое, так и узкое понимание В. р. таит в себе парадокс. Уже сама этимология этого слова (от лат. virtus "истина") противоречит его значению, которое для носителя обыденного сознания синонимично чему-то вроде "воображаемое, вымышленное, иллюзорное"
Суть парадокса состоит в том, что с начала ХХ в под воздействием философии абсолютного идеализма классическая философская дилемма: "что первично - материя или сознание" - претерпела существенные изменения.
В ХIХ в. философы достаточно четко членились на три категории: тех, кто признавал первичность материи (материалисты, позитивисты, реалисты - ср. реализм); тех, кто признавал первичность сознания, или духа (идеалисты), и тех, кто на вопрос, что первично, а что вторично, отвечали: "не знаю" (агностики).
Абсолютный идеализм, последнее направление в классической философии, предельно заострил эту проблему, заявив, что материальное лишь кажется реальностью, на самом же деле подлинной реальностью является реальность Абсолюта.
Но дело еще и в том, что классическое деление философов на материалистов, идеалистов и агностиков перестало играть решающую роль в философии ХХ века. Это деление было искажено. Так, например, логический позитивизм, если применить к нему классификацию ХIХ в., был агностическим течением, так как на вопрос, что первично. а что вторично, он отвечал: "не знаю".
В начале ХХ в. в Кембридже, как свидетельствует Бертран Рассел, бытовал характерный каламбур: "What is mind? - No Matter. What is matter? - Never mind". (Что такое сознание? Неважно. Что такое материя? - Несущественно.) В действительности вопрос о материи и сознании был просто снят и заменен другим противопоставлением: язык - реальность. Фундаментальное отличие второй позиции от первой состоит в том, что она носит не метафизический, а семиотический характер. То есть реальность противопоставляется теперь не сознанию, или духу, а языку, который тоже часть реальности, поскольку у него кроме плана содержания (значения и смысла) есть план выражения (форма, которая материальна). И вопрос стоит не так, что первично в онтологическом смысле, язык или реальность, то есть не "что было раньше" - так вопрос ставить бессмысленно, на него один ответ: "Мы этого не знаем". Вопрос стоит подругому: что более фундаментально в прагматическом смысле (см. прагматика), на что можно тверже опереться - на реальность или на язык?
Специфика философии ХХ в. состояла в том, что на этот вопрос она отвечала, что более фундаментальным является язык, что легче опереться на язык, потому что он проще устроен, чем реальность.
Кроме того, реальность немыслима вне языка, само слово "реальность" - это часть языка. Отсюда гипотеза лингвистической относительности, в соответствии с которой не язык определяется реальностью, а реальность - языком. Чтобы ориентироваться в реальности, надо знать язык. Потому что каждый язык членит реальность по-своему.
Вот почему искусственная иллюзорная реальность была названа виртуальной: потому что она ближе к языку, чем к "реальности", и, стало быть, более реальна, чем сама реальность.
Подойдем к этому вопросу с другой точки зрения психологической. Уже Людвиг Витгенштейн в "Логико-философском трактате" высказался по этому поводу чрезвычайно просто и афористично. Он сказал, что мир счастливого и мир несчастного это совершенно разные миры. Когда человек заболевает или у него умирает кто-нибудь из близких, реальность резко изменяется (ср. картину психоза). И наоборот, в эйфорическом, гипоманиакальном состоянии реальность кажется яркой и праздничной. Про такого человека говорят, что он видит мир "через розовые очки". Это и есть В. р.: розовые очки гипоманьяка, серые очки подавленного человека, черные очки слепого, который вообще воспринимает реальность как-то совершенно по-другому.
У синтонного сангвиника одна реальность, у агрессивного эпилептоида - другая, у дефензивного психастеника - третья, у шизоида-аутиста - четвертая (см. характерология, аутистическое мышление).
Реальность философа-аналитика отличается от реальности феноменолога или прагматиста (ср. аналитическая философия, феноменология, прагматизм). Европейский экзистенциалист видел мир по-другому, нежели восточный дзэнский проповедник (ср. экзистенциализм, дзэнское мышление).
Таким образом, любая реальность является виртуальной.
Лит.:
Возможные миры и виртуальные реальности. - М., 1998 (в печати).
Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. - М., 1958.
Уорф Б.Л. Отношение норм поведения и мышления к языку // Новое в ливгвистике. - М., 1960. - Вып. 1.
Руднев В. П. Морфология реальности: Исследования по "философии текста". - М., 1996.
"ВОЛШЕБНАЯ ГОРА"
- роман Томаса Манна (1924), классическое произведение европейского модернизма и неомифологизма (см.).
Сюжет романа разыгрывается в горном туберкулезном санатории (знаменитом Давосе), куда главный герой, молодой человек по имени Ганс Касторп, только что закончивший университет и готовящийся стать инженером на судоверфи, приезжает на три недели отдохнуть и заодно навестить своего достаточно серьезно больного двоюродного брата Иоахима Цимсена. Однако по мере своего короткого пребывания "здесь наверху", как выражаются местные пациенты, Ганс Касторп понемногу заражается особой атмосферой, царящей здесь, между жизнью и смертью, атмосферой физического безделья и интеллектуального насыщения книгами и разговорами, вначале с итальянским гуманистом Лодовико Сетембрини и потом его другом и оппонентом евреем-иезуитом Лео Нафтой. К тому же у Ганса Касторпа обнаруживается легкая форма туберкулеза, и он остается в санатории еще на некоторое время, потом еще на некоторое время, в результате он переживает самовольный отъезд и возвращение своего кузена, его смерть, так же как и смерть многих своих соседей по столу. Приехав на три недели, Ганс Касторп проживает "здесь наверху" в общей сложности семь лет.
Название романа имеет однозначный мифологический подтекст. На волшебной горе Герзельбург находился семь лет в эротическом плену у богини Венеры средневековый миннезингер Тангейзер, герой одноименной оперы Рихарда Вагнера, музыканта и теоретика, оказавшего существенное влияние на всю культуру ХХ в. и на Томаса Манна в частности.
Все эти годы Ганс Касторп живет, по выражению своего наставника Сеттембрини, в атмосфере "герметической педагогики". Вначале он полностью попадает под обаяние образованного и либерального итальянца-гуманиста, который в своем уединении, также будучи больным, трудится над "Словарем человеческих страданий". Но через некоторое время (через несколько лет - время здесь измеряется годами) появляется другой наставник-соблазнитель, иезуит Лео Нафта, чьи провокативные речи о тоталитарном большинстве масс и жесткая и постоянная полемика с Сеттембрини, также влияют на мыслительные способности Ганса Касторпа, обычного молодого немецкого буржуа, попавшего в необычные условия и понемногу начинающего заниматься и самообразованием, и философствованием.
Вскоре, опять-таки через несколько лет (Томас Манн вообще называет "В. г." романом о времени - см. ниже), Ганс Касторп убеждается, что оба его наставника просто болтуны, хотя и умные болтуны, и герой целиком отдается своей всепоглощающей болезненной любви к "русской Венере" мадам Шоша, жене русского чиновника, живущего где-то далеко на Кавказе, которая уже очень долго пребывает на Волшебной горе, то уезжая, то возвращаясь вновь.