Штормов Игнат Николаевич гостей не ждал. И очень удивился, увидев на пороге своего дома начальника уголовного розыска и участкового.
— Что за дела?
— Вы, кажется, жаловались, — Федюнин наморщил лоб, делая вид, что с трудом припоминает.
— Конечно, жаловался, — обрадовался директор нефтебазы. Любому человеку понравится, что ГОВД реагирует на его жалобы. Даже если самих жалоб никто в глаза не видел.
— Надо записать суть ваших претензий, — майор кивнул вглубь дома.
— Заходите, — тяжело вздохнув, решился Штормов, — только руками ничего не трогайте.
— Неужто и у вас растут маки? — невольно съехидничал Попович, поймав неодобрительный взгляд майора.
— У меня растут самые красивые цветы на этой улице, — горделиво буркнул Штормов, немного подумал и добавил, — нет, во всём городе.
— Не забудьте потом показать, — не удержался участковый.
— Обязательно.
Штормов провёл гостей в комнату, кивнув на широкие вельветовые кресла цвета тёмной морской волны. Майор присел и достал из папки чистый лист бумаги, Попович, напротив, прогулялся вдоль фирменной мебельной «стенки» из дуба, сделанной в Финляндии на заказ, разглядывая, что стоит за тонким стеклом. Особенно его интересовали наборы французских духов кремового цвета, польские одеколоны марки Миракулюм и прочие пузырьки причудливой формы. Следом за «стенкой» стоял румынский резной комод из коллекции «Испанский ренессанс». Тяжёлые дверцы с резными лучниками надёжно скрывали внутренности.
В аптечке бы поковыряться, подумал Алексей, оглянулся и поймал настороженный взгляд хозяина дома:
— Я ничего не трогаю, видите, руки держу за спиной.
Руки за спину Попович завёл случайно, но почему бы не ткнуть этим Штормову в нос.
— Вижу.
На окнах висели тяжёлые атласные шторы в тон креслам. Участковый как бы невзначай заглянул за них. Подоконники оказались пустыми. Разве что с небольшим слоем пыли.
Пока Федюнин заполнял данные директора нефтебазы в шапке объяснения, Алексей прошёлся по всей комнате. Ничего опасного здесь не было, да и быть не могло. Никто не будет отраву держать на видном месте, хотя тут можно было бы и поспорить, но Катерина, скорее всего, женщина недалёкого ума. Вряд ли она постарается схитрить, спрятав яд под носом у всех. С другой стороны, Федюнин говорил о травах от Цирцеи. А их можно только добавлять в еду. Или чай заваривать. На травах. Выпил пару стаканов и копыта отбросил.
— Всё-таки, боюсь что-то разбить, — громко заявил участковый, нагло рассматривая хрустальную вазу на румынском комоде, рядом тикали хрустальные часы с золотыми пластинками по бокам, — может, на кухню перейдём?
На слове «разбить» Штормова подбросило, и он вскочил, как ужаленный:
— Конечно, нам туда.
Не сказать, что кухня выглядела менее дешёвой, чем гостиная, но взгляд Алексея уже мотался между баночками со специями на полках из орехового дерева, гигантским трёхкамерным холодильником ЗИЛ-66 горчичного цвета и шкафами с кофе, печеньем и прочей едой. За банками кофе прятался пузатый серебряный кофейник. Заодно нос против воли стал усиленно втягивать запахи. Однако, ничего, кроме молотого кофе, Попович уловить не мог.
Федюнин, увидев беспокойное ёрзанье младшего лейтенанта на стуле, мимикой призвал его успокоиться и продолжил задушевную беседу с Игнатом Николаевичем.
Начав с незаконной проверки дома Нестеровой, они плавно перешли на плохие дороги в городе и дефицит товаров в магазинах. Выслушивая ахинею в исполнении чуть ли не самого блатного человека в городе, Алексей еле-еле сдерживался от смеха. Все жители знали, что таким личностям, как директор нефтебазы продуктовые наборы приносят домой прямо из торговых точек, включая самую главную — распределительную. И жаловаться на свою жизнь Штормову не просто грех, а самый тяжкий грех, какой только есть в Союзе.
— Получается, у вас на плите обыкновенный борщ, — кивнул участковый на кастрюлю, стоящую на газовой плите.
— Да, разумеется, — глаза Штормова гневно запылали, он резво вскочил, подбежал к плите и поднял крышку на кастрюле.
Оба сотрудника милиции словно только этого приглашения и ждали, мгновенно засунув нос в ещё горячий борщ.
— Вы недавно ужинали? — спросил майор.
— Да, жена постаралась, — Игнат Николаевич ласково улыбнулся, — она по этой части молодец, балует меня разносолами. Я даже переедать стал, постоянно немного тошнит.
Федюнин и Алексей переглянулись.
— А она сама борщ ест?
— Нет, фигуру бережёт.
— Для фигуры нельзя есть хлеб, — проворчал участковый, — что она ещё не ест?
— Да все супы и борщи.
— А сейчас у вас дома только борщ или ещё что-то из супов осталось?
— Только борщ. Вы что, на ужин напрашиваетесь?
— Нет, — одновременно вскрикнули гости, отшатываясь от кастрюли.
— Да не стесняйтесь. Дорогая, — закричал Штормов в сторону комнат.
— Ну что опять? — томный голос опередил блондинку, но когда она вышла на свет и увидела милиционеров, мгновенно превратился в визгливый, — Это же они! Что им надо?
— Хотели твоего борща попробовать.
— Нет, нет, спасибо, — наперебой начали отказываться гости.
— Почему же, — голос не просто опять преобразился в томный, в нём появилась многообещающая нежность, — я налью от всей души.
— Мы лучше домой заберём, — ляпнул Алексей, не зная, как повежливее отказаться от любимой еды большого человека. Ещё обидится.
Несколько минут супруги Штормовы и сотрудники ГОВД смотрели в упор друг на друга.
— Хорошо, — улыбнулась Катерина, взяла кастрюлю за ручки и пошла по кухне. Проходя напротив открытого окна, она неожиданно свернула к нему и, крикнув «Ой», споткнулась. Да так удачно, что кастрюля вылетела наружу.
— Ты не обожглась? — Игнат Николаевич подскочил к жене и стал проверять её пальцы.
— Всё нормально, — блондинка вырвала руки и всплеснула ими, — кушать больше нечего!
— Да мы не голодны, — уверил её Федюнин, подмигивая участковому.
Алексей и сам сообразил, что надо бежать искать доказательства отравления. Он вышел из дома, обогнул его, дойдя до окон кухни, достал из кармана пакет из картона и нагнулся к астрам, в жёлтых сердцевинах которых валялись остатки борща.
— Что ты делаешь? — крикнул удивлённый директор нефтебазы, заметив осторожные жесты участкового, смахивающего с фиолетовых и красных листочков кусочки капусты и другие ингредиенты кулинарного шедевра в пакет.
— Цветы чищу, они запачкались.
— Тебе помочь? — быстро спросил Федюнин.
— Конечно.
Алексей принялся выискивать любую мелконарезанную зелень, которая могла быть в кастрюле, но не забывал про свеклу и картошку. В них отрава тоже должна была сохраниться.
— Заметил, — прошептал на ухо подошедший сзади Федюнин, — его жена крикнула «Ой» раньше, чем споткнулась?
— Да, — фыркнул Попович.
— Ты чего мелочь собираешь? Где кастрюля?
— Там, валяется. У меня только картон, я жидкость не смогу налить.
— Зато я налью, — майор вытащил из кармана небольшой стеклянный флакон с широким горлышком и завинчивающейся крышечкой.
— Чёрт запасливый, почему мне не сказал?
— У меня их три, — на свет появилось ещё два флакона, — пошли борщом отовариваться.
Хоть в кастрюле и оставалось буквально на донышке, но все три флакона заполнились доверху.
— Как-то вы плохо почистили мои астры, — раздался за их спинами недовольный голос хозяина.
— Торопимся, — отрезал Федюнин, — надо ещё успеть на вашу жалобу отреагировать.
— А вот это правильно, — довольным тоном протянул Штормов, почёсывая живот, — тогда идите.
— До свидания, — отозвался Алексей, заметив, как майор нахмурился и плотно сжал губы.
— Он и правда считает, что менты должны чистить его цветы, — бросил Федюнин с возмущением, когда они вышли за ворота, — все берега попутал. И жена под стать.
— Она борщ попутала, — усмехнулся участковый.
— Если верить тебе, — майор тяжело вздохнул, — а я верю, то она жизнь и смерть перепутала. Свободу и тюремный срок.
Быстрым шагом они свернули за угол, где их поджидала чёрная «Волга» и забрались внутрь.
— Как результаты? Получилось?
Майор коротко пересказал.
— Уверены, что она кастрюлю специально выбросила?
— Уверены. На фига она её вообще с плиты брала? Для чего? Если нам налить, то достаёшь тарелку из шкафа и подходишь к кастрюле. Если её переставлять, то куда и зачем? Дно кастрюли горячее, на стол не поставишь.
— А стол дорогой, — усмехнулся участковый, — произведение искусства.
— Я перезвоню шефу.
После минутного объяснения генерал попросил передать трубку Алексею.
— В твоём сне Штормова отравили?
— Да, насмерть.
— Думаешь, следует начинать задержания?
— Да.
— Нам вези два флакона. Мы сразу экспертизу назначим.
— Хорошо.
— Тогда отдаю приказ о задержании парней и гражданки Сапоговой. И сразу обыски у всех. А ты мчи сюда на всех парах.
— Понял.
Участковый забрал у майора два флакона, отдав ему свой картонный пакет.
— Эх, — вздохнул Федюнин, — а мою экспертизу только завтра с утра я пойду уговаривать начальство назначить. И когда мне разрешат?
— Так скажи полковнику об отравлении.
— Это только наши предположения.
— Следи за Штормовым. Позвони ему завтра на работу, спроси, как он себя чувствует.
— Или его секретарше, — сообразил Федюнин, — уж она-то точно в курсе самочувствия своего босса. И вчерашнего, и позавчерашнего.
«Волга» подвезла майора к отделу и развернулась в сторону Ростова. Поздно ночью Алексей осторожно постучал в генеральскую дверь, которую сразу открыли.
— По пять капель и спать, — скомандовал Василий, сонно зевая.
— Ещё скажите, что вы ждали меня выпить.
— Нет, не тебя. Сейчас лаборатория отзвонится, доложит, что флаконы у них и только тогда можно будет выпить.
Лаборатория пообещала результаты анализов ядовитого борща к утру, в крайнем случае, к обеду. С полным списком ингредиентов.
Пять капель плавно превратились в пятьдесят, на столе появилась закуска. Сон не шёл, мужчины в третий раз подряд обсуждали события в доме Штормова.
— Вроде ты всё правильно сделал, — пожал плечами генерал, — ещё бы парочку дополнительных улик заиметь на всякий случай.
— Вы рассуждаете, как следователь.
— Привычка.
На семидесятой капле молодой человек покачал головой.
— Что не так? — удивился генерал.
— Будете смеяться, но там я переключился только на медовуху.
— Почему?
— А где я её у нас попробую? У нас даже алкоголя такого нет — медового.
— А во сне прямо целебный напиток? Не оторваться?
— Ещё как, — фыркнул младший лейтенант, — на мяте, тимьяне, тархуне, на мелиссе, корице, гвоздике, смородине, чернике, орехах…
— Стой! Я уже слюной захлёбываюсь. Когда ты успел столько всего перепробовать? Ты же вообще непьющий.
— В основном, нюхал, — вздохнул участковый, — может, зря. Но ароматы улётные.
— Хоть бы раз с собой в сон забрал, — проворчал генерал, разочарованно вздыхая и было непонятно, шутит он так или всерьёз.
Алексей открыл глаза. На соседней койке отчаянно зевал Авось.
— Ты не выспался, что ли? — буркнул участковый.
— Леший ночью приходил, я ему рассказывал, как мы индуса нашли с пацаном. А под утро Ефросинья притопала, большое лукошко с голубикой и земляникой принесла. Когда мне спать?
— Весь-то ты в делах, весь в заботах, — рассмеялся участковый.
— А кому сейчас легко? — улыбнулся в ответ дух удачи.
— Идём умываться?
— И побыстрее, скоро великий князь заявится.
— Зачем? — Алексей хлопнул себя по лбу, — Разбираться с опиумом и индусом. Побежали.
Вылив на себя положенную кадку ледяной воды, Попович растёрся докрасна и переоделся. Авось не отставал.
На завтрак опять подали блины с красной икрой.
— Повторяетесь? — хмыкнул Попович, глядя на Тёмного.
— Они же тебе нравятся, — удивился князь, — я попросил специально для тебя приготовить.
— Рыбка есть?
— Жаренные окуни будешь?
— Несите, — бодро отозвался Алексей.
Князь громко хлопнул в ладоши и повторил просьбу мигом вбежавшей служанке. Помимо окуней на большом подносе оказались жаренные щуки, две большие и россыпь мелких, упитанные сазаны, судак, с трудом по длине уместившийся на подносе, ёршики и усатый сом среднего размера. Рыбу поменьше обжаривали в кляре, побольше — в панировочных сухарях.
— Какая прелесть, — обрадовались обе княжны и поднос моментально распотрошили.
— Знал бы, сразу бы принесли, — проворчал Василий, — медовухи?
— А сегодня какая? — отозвался участковый, припоминая ночной разговор.
— На ягодах.
— Не крепкая?
— Кто ж с утра крепкую употребляет.
— Мне немного, — Алексей показал на пальцах узенькую полоску и вспомнил, как говорил сотнику, что по утрам не пьёт. Ну-ну.
Хоть бери и записывай рецепт для генерала.
К завершению завтрака подоспела Лукерья Степановна. Василий тут же попытался усадить её за стол, но женщина отмахнулась, доставая кувшин.
— Каждому по глоточку, — знахарка пошла вокруг стола, наливая в кубки из кувшина, — всю ночь настаивалось. Чего только туда не положила.
— Пахнет приятно, — отозвалась Алевтина.
— Да ты как-то пила, — знахарка остановилась, припоминая, — лет пятнадцать назад, аккурат после родов я тебе делала.
— Точно, — обрадовалась княгиня, — мне тогда быстро полегчало.
Проследив, чтобы все выпили, Лукерья Степановна начал новый обход терема. Теперь в её руках были веточки, и знахарка стала окуривать комнаты.
— Лаванда, зверобой, ромашка, шалфей, можжевельник, — объяснила она участковому, — и нечисть, и хворь, и болезни гадкие выгоняет.
— А как же чеснок и лук? — вдруг проявил целебные познания Алексей.
— Они тоже сильны, — согласилась Лукерья Степановна, — но запах после них тот ещё остаётся.
В коридоре раздались тяжёлые шаги. Алексей, прекрасно помня последнюю встречу с великим князем, поспешно смылся в другую комнату, а вот знахарка, напротив, выскочила навстречу Михаилу Ивановичу и обдала дымом.
— Ты что творишь, старая?! Сгною в тюрьме! — еле прокашлявшись, прохрипел князь.
— На пользу тебе, на пользу, — пропела знахарка, — иль ты не знаешь про то, как порчу наводили?
— Слыхал, — великий князь, размахивая руками, прошмыгнул мимо женщины, — Василий?!
— Здесь я.
— Да что у тебя творится?!
— Не обессудь, великий князь. Идём, по чарочке накатим. Я велел принести греческое. Сейчас всё тебе расскажу.
Алексея перехватила Алёнушка и повела в свою мастерскую.
— Надо тренироваться.
— Надо, — согласился участковый.
Через пару часов упорного рисования и нежных поцелуев участковый спросил:
— Представь, что у тебя плохая ситуация…
— Это как?
— Подожди, сам не знаю. Либо тебя похитили, либо ты сама где-то прячешься. Скажем, уже прошло полгода, как ты пропала. Ни похитители, ни ты известий не подаёте.
— Я запуталась. Я сама прячусь или меня похитили?
— Оба варианта. Или первый, или второй. Мне надо понять, что делать в обоих случаях. При этом я знаю, что ты ещё жива и находишься в княжестве.
— Если похитили, то почему выкуп не требуют?
— Не знаю, поэтому думаю, что сама прячешься.
— Требования моему отцу выдвигали?
— Нет.
— То есть просто держат в плену?
— Да.
— Странно.
— Чего-то ждут? — задумался Алексей, — Если на княжество нападут, могут твоего отца шантажировать тобой?
— Нет, — рассмеялась Алёнушка, — это же княжество. Мой отец просто отойдёт от ратного дела. Командовать будет другой. Хочешь сказать, враги этого не понимают?
— Понимают. А Михаила Ивановича можно тобой, как племянницей шантажировать?
— Нет, — твёрдо ответила девушка, — мало того, что он всегда относился ко мне, как к чужой, он и свою Елену не очень жалует. Сам знаешь, ценятся только сыновья. В лучшем случае, мой отец соберёт отряд и пойдёт меня из плена тайком вызволять. Да так, что может и всех детей врагов вырезать. Или даже с них начать. Чтобы неповадно было.
— Тоже вариант, — хмыкнул Алексей.
— В худшем — забудет про меня.
— Не верю.
— Сама не верю, что отец бросит меня.
Если завтра выяснится, что у Штормова сильнейшее отравление, то, судя по всему, Алёнушка в Союзе жива. А, уж, если Штормов умрёт, то, значит, точно жива. Теория совпадений работает чётко. Сбоев пока не было.
Попович чертыхнулся про себя. Радоваться чужой смерти нехорошо. Но он и не этому радовался. А тому, что с Алёнушкой должно быть всё в порядке.
— Тогда мы рассматриваем другой вариант — ты где-то прячешься.
— От кого?
— Не знаю. Допустим, за тобой гнались и тебе надо было где-то быстро скрыться, — Алексей посмотрел на девушку, — на всех окружающих людей надеяться нельзя, среди них могут быть враги. До дома очень далеко, отвечай не задумываясь.
— Если не думать, — прыснула Алёнушка, — то в женском монастыре.
— Где?!
— А что? Ты же имел в виду, что домой я не успею прибежать и за спину отца спрятаться?
— Да.
— Остаётся женский монастырь.
— Хорошо, хоть не мужской, — растерянно пробормотал участковый.
— Что?! — девушка расхохоталась и стукнула Поповича несколько раз маленьким кулачком.
— Всё-таки, объясни.
— Смотри, преследуют меня мужчины?
— Да. Скорее всего.
— Войти в женский монастырь они не могут. Только если брать штурмом.
— А это значит привлечь к себе внимание. То есть, прибежит князь с дружиной разбираться в смуте.
— Конечно. Ты сказал, что уже полгода тишина.
— Да.
— Это значит, что ни я, ни преследовали не добились своей цели. Я не вернулась домой, они меня не схватили. Я сижу в монастыре и не могу даже подать весточки. Её либо перехватывают, либо нет такой возможности. Вот так мы и сидим, я в келье, они вокруг монастыря.
И Алёнушку никуда не увезли, она по-прежнему находится где-то в княжестве. Или всё-таки связали, заперли в комнате и держат, ждут чего-то? Проблемно, ведь девушку надо кормить, куда-то ей в туалет ходить и как следить за девушкой в туалете? Получается, надо женщину привлекать. И не одну. Хлопотно.
— Хочешь сказать, надо обойти все монастыри и посмотреть, кто сидит у ворот?
— Да. Не только у ворот, а вокруг всего монастыря. И сделать это очень осторожно. Они же не дураки и будут прятаться, когда увидят чужих людей.
— Хорошо, а кроме женских монастырей ещё что-то может быть?
— Куда не могут зайти мужчины? Не знаю. Ты же спросил про первое, что придёт в голову.
В любом случае, в Союзе появилась версия, которую можно было отработать. Хоть какая-то зацепка. Да и само направление мысли Алёнушка подсказала правильно.
Конечно, не надо забывать, что в Союзе гораздо больше мест, где можно укрыться, в том же отделе милиции, например. Участковый невольно поморщился, нет, не получится. Сколько продажных ментов может оказаться в одном ГОВД? До фига. Дочь генерала не будет рисковать. Скорее всего, она в курсе раскладов, кто и как берёт взятки.