К своему удивлению, на рассвете я все-таки смогла уснуть на час-другой, несмотря на собственный страх – я схожу с ума, но сейчас все равно чувствую себя полумертвой. Меня немного подташнивает, да еще и из носа потекло. Впереди маячит бесконечно долгий день. Мне потребуется много кофе, а может даже кусок торта или ролл с беконом, или вообще и то, и другое, чтобы зарядиться энергией по пути на работу.
Работает радио, а Роберт накладывает нам завтрак и в спешке упаковывает детские обеды в школу. Мне кажется, все это производит излишне много шума. Все, кроме Уилла, который до сих пор непривычно молчалив. Мой малыш определенно сам не свой. Мне следовало бы наслаждаться этим редким утром без спешки – сегодня нет судебных заседаний, а до одиннадцати ко мне никто не записан на прием, однако тревога и усталость превращают меня в натянутую до отказа пружину.
– С тобой все хорошо, обезьянчик? – взъерошиваю я темные волосы сына. Мой мальчик, пошел не в светловолосых отца и сестру.
Уилл кивает, не поднимая головы от своего альбома. Красной шариковой ручкой он быстрыми движениями что-то рисует. Несмотря на любопытство, я не пытаюсь заглянуть. Пару минут назад Роберт предпринял было такую попытку, но Уилл тут же захлопнул обложку, зло дернув плечом. Роберт насыпает хлопья в тарелку Уилла. Он и сейчас выглядит уязвленным, так что приходится прикусить язык и не напоминать ему о необходимости поговорить с учительницей о Бене. Взяв на себя крошечную родительскую обязанность, я включаю тостер. На самом деле мне невдомек, какой у них распорядок по утрам. Я завтракаю с ними не чаще раза в месяц, и то если повезет. Иногда меня охватывает чувство вины за то, что я недостаточно переживаю по этому поводу.
– Можешь передать молоко?
В бутылке, которую я вытаскиваю из холодильника вместе с маслом и джемом, молока осталось на донышке. – Эта кончилась, – сообщаю я. – Сегодня же должен прийти молочник, так?
Роберт должен понимать, что я переживаю из-за происшествия в школе, особенно учитывая настроение Уилла. Почему он просто не может сказать, что ничего не забыл, и собирается поговорить с учительницей? И тут на меня снисходит озарение, и заряд бодрости прогоняет сон. Аллилуйя, черт побери! У меня сегодня есть время заняться школьными делами. Проблема решена. Я не люблю скандалы, но сейчас, когда моя бессонница усугубляется тем, что кто-то издевается над моим ребенком, я намереваюсь либо доискаться до истины, либо, по меньшей мере, обеспечить безопасность Уилла на сегодняшний день.
Когда Роберт распахивает заднюю дверь, чтобы принести с крыльца молоко, в кухню врывается освежающий утренний ветерок. Я мысленно прикидываю, как лучше преподнести мужу свое решение, но тут снаружи раздается удивленный вопль боли:
– Черт побери! Твою мать!
– Сиди на месте, – командую я Уиллу, которого папин крик заставил встрепенуться и отвлечься от своего рисунка, но к тому моменту, как я оказываюсь у задней двери, Роберт уже ковыляет обратно.
– Что случилось?
Челюсти Роберта стиснуты от боли, и я поскорей подвигаю ему стул. Он, по своему обыкновению, вышел наружу босым, а теперь там, где он прошел, тянется кровавый след. Присев на корточки, я вытаскиваю большой осколок стекла из его подошвы, чем вызываю новый приступ брани.
– Папочка?
– Все в порядке, – с присвистом выдыхает Роберт. – Почему бы тебе пару минут не посмотреть мультфильмы на айпаде?
Возможно, Уилл сейчас ведет себя несколько странно, однако ему не нужно повторять дважды, когда речь заходит о дополнительном времени у экрана. Бросив на нас последний обеспокоенный взгляд, он подхватывает свой альбом и спешит в гостиную.
– Держись.
Я судорожно шарю в буфете в поисках аптечки первой помощи. Порез выглядит хуже, чем есть на самом деле, но все равно ничего хорошего в этом нет.
– Гребаное молоко, – сквозь сжатые зубы цедит Роберт. – Кто-то разбил бутылку. Все стекло было за калиткой. Как будто кто-то специально его там разложил.
– Что значит разложил? – Крепко ухватив его за ступню, я лью анестетик на рану. Роберт дергается. Заживать будет долго, но швы не понадобятся.
– То и значит. Кто-то, мать его, специально насыпал там стекла!
– Считаешь, это снова те недомерки?
Если бы он настроил камеры, мы смогли бы узнать наверняка. А я бы выяснила, кто порезал шину. Быть может, теперь, когда пострадал сам Роберт, он все-таки займется этим.
– Возможно. Мелкие куски дерьма.
– Оставайся дома и отдохни. – Прикрыв рану салфеткой и пластырем, я аккуратно оборачиваю ногу Роберта бинтом и, наклонившись вперед, целую его рану, как если бы он был ребенком. – Мне сегодня не нужно на работу до десяти. Я сама отвезу Уилла в школу.
Роберт прав – осколки разбитой бутылки кто-то разложил у самой калитки. Призрак матери у меня в голове услужливо отодвигается, чтобы я могла получше все разглядеть.
Разве не было тогда у нас дома целой кучи молочных бутылок? Они высились башнями еще с тех пор, когда к нам ходил молочник, и башни эти все росли. Помните, что я говорила? Мы же не хотим их разбить. Осколки могут поранить ваши ноги. И тогда вы не сможете ходить в школу. Совпадение. Только и всего. Упоротые подростки и совпадение.