– Фиби, – повторяю я, кажется, уже в миллионный раз. – Это точно она.
Раскрытый альбом Уилла лежит на столе между нами. Роберт швырнул его туда, едва Уилл, на удивление веселый и похожий на прежнего себя, смылся из кухни со стаканом сока и айпадом.
– Если бы ты позволил мне как следует с ним поговорить…
– Как ты поговорила с Беном? Что, черт подери, с тобой творится?
– Я не трясла Бена. – Отказываясь стыдиться или бояться, я беру альбом в руки. – Это не я. Это дело рук Фиби. Она вложила это в его голову.
– Не имею ни малейшего понятия, о чем ты, – уставившись на меня, отвечает Роберт.
– Моя мать, – бросаю я. Не собираюсь говорить ему больше. Пусть хоть вешает. – Должно быть, Фиби рассказала Уиллу о ней.
– Какое отношение твоя мать может иметь к этому?
– Никакого. – Я вновь принимаюсь растирать запястье. Все еще ощущаю хватку этих костлявых пальцев. – Ну, не совсем. Речь о том, что произошло, когда мы были маленькими, до ее смерти. Только я и Фиби… В общем, это личное. – Я знаю, что моя речь маловразумительна, но это и правда личное. Всю свою жизнь я прожила не в контексте этого события. – А вот Фиби имеет к этому прямое отношение.
Другого объяснения нет. Она вернулась. Она была здесь. Она укладывала Уилла спать. Должно быть, тогда она ему что-то и сказала.
– Не очень-то это похоже на Фиби, – говорит Роберт, отчего мне становится смешно.
– О, зато это вполне могла быть я, верно? Что там сказала эта училка? Страшная леди, которая по ночам приходит в его комнату? Считаешь, это я? Без шуток?
Роберт колеблется, уже не столь уверенный в собственной позиции:
– Нет, конечно же нет. Но я также не думаю, что это могла быть Фиби.
– О, благодарю за этот вотум доверия.
Меня бесит, когда он бросается на защиту Фиби. Как будто ему порой кажется, что много лет назад он выбрал не ту сестру.
– Послушай, Эм… – произносит Роберт, но его прерывает звонок в дверь. Три резких, требовательных сигнала. Мы оба знаем, кто стоит за дверью. Мишель. Так что всяческое потепление в отношении Роберта ко мне тут же исчезает. Тут я действительно облажалась.
– Мне так жаль, Мишель.
Она не проходит дальше прихожей, и она явно зла, но не до такой степени, как предполагал Роберт. Моя теория оказалась верна. В своей эмоциональной жизни Мишель сейчас переживает гораздо более существенные затруднения, а этот инцидент – всего лишь еще одна проблема, без которой она вполне могла бы обойтись, а вовсе не серьезная озабоченность.
– Но мне плевать, что там наплели прохожие. Я не трясла Бена.
– Я знаю. Он рассказал мне. – Мишель смотрит на меня. – Но ты вообще не должна была проводить с ним беседы. И уж тем более – в мое отсутствие.
– Ты права, мне следовало прийти к тебе. Но Уилл не писается уже несколько лет, так что для меня это был шок. Уверена, что это была просто шутка, которая слишком далеко зашла, но…
– Бен не тряс Уилла, так что тот описался, – обрывает она меня. – Бен тряс Уилла потому, что тот стал писать в штаны.
Мгновенно сконфузившись, я хлопаю глазами.
– Что? – переспрашивает Роберт. Он все время прятался за моей спиной, подальше от линии огня, но теперь решил выступить на передний план.
– Бен говорит, что на площадке Уилл стоял с отсутствующим взглядом и смотрел в никуда, пока остальные звали его поиграть. Он стоял неподвижно. Не реагировал. Мэтью и остальные одноклассники Уилла разозлились и убежали. Бен позвал его еще раз, но Уилл не ответил, и тогда Бен заметил – ну… что Уилл писает. Бен тряс его, чтобы привести в чувство. И Уилл пришел. – Мишель, переводя взгляд с меня на Роберта и обратно, добавляет: – Что бы ни испугало Уилла, это был не Бен.
Пока Роберт, рассыпаясь в извинениях, провожает Мишель до двери, я мысленно возвращаюсь к тому, что Уилл сказал в машине. Со мной произошла неприятность. А потом уже – он тряс меня. Сын уже рассказал мне правду, а я неверно интерпретировала два этих утверждения и выдумала собственный вариант. Боже.
– Раз это не дело рук Бена, – говорит Роберт, когда мы, наконец, покончили с извинениями перед смягчившейся Мишель и распрощались с ней, – что тогда заставило его обмочиться? – На лице Роберта снова читается сомнение. – Это не я.
На этот раз я сохраняю хладнокровие, устав от попыток объясниться. – Нужно показать его доктору. У Уилла кружилась голова, потом он смотрел в пустоту, разве не так сказала Мишель? Может быть, это воспаление среднего уха.
– Это не объясняет его рисунков.
– С этим я собираюсь разобраться прямо сейчас.
Фиби. Чертова Фиби. Я достаю мобильник из сумочки и устраиваюсь в кабинете, закрыв за собой дверь. Эта беседа не для ушей Роберта.
– Какого черта ты играешься? – начинаю я шипеть в трубку, едва Фиби отвечает. – Что ты сказала Уиллу? О ней? У него кошмары – и он описался в школе. Все это дерьмо в нашем прошлом – не моя вина, Фиби. И никогда не была моей. И я не позволю тебе тащить это дерьмо в жизнь Уилла. Мне жаль, что ты до сих пор лелеешь обиду, жаль, что ты считаешь, что я тогда вытянула счастливый билет, жаль, что ты одинока, но я не желаю, чтобы ты появлялась у нас какое-то время. Это понятно?
Закончив свою тираду, я дрожу от напряжения. На другом конце повисает долгая тишина.
– Ты еще там?
– Она умерла, – внезапно произносит Фиби.
– Что?
– Мама. Она мертва. – Воздух со свистом выходит из моих легких – на мгновение я даже забываю снова сделать вдох. – Когда я вернулась в палату, она была мертва. – Голос у Фиби тихий. Собранный. – Я должна была остаться.
Фиби издает долгий вздох, и по его звуку становится ясно, насколько она старается сдерживать эмоции.
– Что произошло, Эмма? С ней было все в порядке, когда я оставила вас вдвоем. Что ты наделала?