Я отправляюсь прямиком в аптеку и забираю назначенный препарат. Доктор Моррис права. Мне и впрямь станет легче, когда я смогу выспаться ночью. А потом уж я доберусь до Фиби и выясню, зачем она пугает Уилла историями о безумных женщинах в детских комнатах. Быть может, я смогу убедить обратиться к психиатру и ее. Мы обе травмированы – чтобы сделать такой вывод, не нужно обладать докторской степенью по психиатрии: любой, кто узнает нашу историю, согласится с этим.
Я уже направляюсь к выходу, как вдруг у стойки с витаминами и снотворным замечаю женщину, лицо которой мне явно знакомо. Замешкавшись, я некоторое время гадаю, не моя ли это клиентка, но едва она, почувствовав мой взгляд, поднимает голову, я сразу вспоминаю. Это она. Женщина, которая привезла мой бумажник.
– Кэролайн?
Сегодня она не в униформе, одета в забрызганные краской джинсы и топ, грязные волосы собраны в неряшливый пучок, и выглядит она уставшей до крайности – ровно так, как я себя чувствую.
– Эмма Эверелл.
Кровь приливает к моему лицу.
– Вы привезли мне бумажник, а я повела себя с вами ужасно грубо. Мне так жаль! У меня выдался дерьмовый день, и что бы я ни делала, выходило так же дерьмово.
– Я помню вас.
Она снова переводит взгляд на стеллаж с лекарствами, явно испытывая неловкость, и мне, вероятно, следует уйти, но я не двигаюсь с места.
– Вы тоже не спите? – кивком указывая на стеллаж, возле которого она стоит, я показываю ей пакет со своим снотворным. – Остерегайтесь использовать «Найт-Найт». Бесполезная штука. Мне пришлось обратиться за более серьезным средством.
– Витамин D.
Она берет с полки пузырек. На внутренней стороне ладони у нее наклеен большой пластырь, немного красный в центре.
– Что случилось с вашей рукой?
– Ничего страшного. Занималась украшательством. Разбила стеклянную панель.
Опустив взгляд, я замечаю у ног Кэролайн две банки с краской. Неудивительно, что ее порез снова кровоточит, раз ей приходится таскать такие тяжести.
– Послушайте, – предлагаю я. – давайте я помогу вам донести это до машины.
– Я на автобусе, – отвечает Кэролайн. – Честное слово, со мной все в порядке.
– Не глупите. – Подхватив каждой рукой по ведерку, на поверку оказавшемуся тяжелее, чем я могла подумать, я от всей души надеюсь, что автобусная остановка здесь неподалеку. – За мной должок. – Я надеваю свою самую широкую улыбку. – Я настаиваю.
– Хорошо, – соглашается Кэролайн, и я чувствую, что она предпочла бы отказаться, но в самом деле не может сказать «нет». Я всего лишь хочу загладить свою грубость, а ей и правда пришлось бы туго с порезом на ладони.
Кэролайн оплачивает покупку, и мы вместе покидаем аптеку, испытывая взаимную неловкость. Я отмечаю, что без униформы она выглядит моложе, менее сурово, но и впрямь очень устало.
– У вас сегодня выходной? – интересуюсь я, чтобы завязать разговор.
– Вроде того. Но дом, помимо прочего, перед продажей нуждается в покраске. Он принадлежал моей матери. Я не могу себе позволить нанять работников, а работы там оказалось больше, чем я предполагала. Но мне действительно необходимо все это закончить, так что никаких выходных. – Кэролайн улыбается мне уголками рта – это искренняя улыбка. – Прошу прощения. Сегодня был как раз такой день.
– Понимаю ваши чувства.
Мне становится теплее оттого, что Кэролайн немного расслабилась. Что-то в ней вызывает в моей душе отклик, только я не могу понять что. Может быть, я смогу ей помочь? Может быть, мы подружимся. С кем-то, кто не имеет отношения к долбаному родительскому комитету. В животе у меня урчит. Когда мы проходим мимо кафе «Уезерспунс», я внезапно слышу собственный голос:
– Как насчет Брекзит-бургера? Мне кажется, там два по цене одного.
– Честно говоря, мне нужно ехать.
– Не заставляйте меня вновь настаивать, – отвечаю я, стараясь придать голосу веселости. – Ненавижу есть одна. Приходится все время пялиться в телефон, притворяясь, что я очень занята. – Кэролайн пока не отказывается, но бросает взгляд в сторону автобусной остановки. – Ну же. Всего полчаса. Дайте отдых вашей раненной руке. Это в знак благодарности за то, что вернули мой кошелек. Хоть мое чувство социальной ответственности протестует, я не могу устоять перед их бургерами с голубым сыром. Разделите мой позор. А потом я подвезу вас домой. Моя машина припаркована в паре минут отсюда.
Все это звучит, будто я пытаюсь уговорить девушку на свидание.
– Ладно, – какое-то время изучающе поглядев на меня, соглашается Кэролайн. – Я могла бы сделать перерыв.
Разместившись в кабинке, мы делаем заказ – по бургеру и по маленькой бутылочке вина. Кэролайн кивком указывает на мой аптечный сверток:
– Плохо спите?
– Есть немного.
Это огромное преуменьшение. Кэролайн молча смотрит на меня, а я пытаюсь сделать то, что обычно делаю в неловких ситуациях, – заполнить тишину.
– У моего сына неприятности в школе, а вчера умерла моя мать. – Кэролайн меняется в лице, так что я поспешно добавляю: – Она была стара, и мы не были близки – это долгая, сложная и скучная история – но из-за нее я теперь не в ладах с сестрой. Семейные дрязги, сами понимаете.
– Я – единственный ребенок, так что нет. Иногда меня это радует, но когда ты единственный ребенок – все ложится только на твои плечи.
– Боже! – восклицаю я, когда на столе с впечатляющей быстротой появляются бургеры. – Вы говорили, что ремонтируете материнский дом перед продажей. Она тоже… тоже скончалась?
– Нет, хуже – она в хосписе. – Сделав несколько глотков вина, Кэролайн расслабляется, и уже тянется за чипсами. – Звучит кошмарно, знаю, но эти заведения высасывают деньги. По крайней мере, если выбирать что-то пристойное. Так что, когда дом будет продан, у меня все наладится. Должно остаться даже немного денег, чтобы я могла купить скромное жилье себе. Я жила с матерью. Сиделка по совместительству, так сказать.
– Что ж, удачи в этом деле, – говорю я, приступая к собственной еде.
Я интересуюсь, одинока ли она:
– Мужья и дети тоже требуют финансовых вложений.
– Наверное. Особенно, если вы создаете бизнес с нуля. Ну, или ваш муж.
Я настолько поглощена едой, что мне требуется какое-то время, чтобы понять, что Кэролайн имеет в виду моего мужа:
– Что за бизнес?
Приходится подождать, пока Кэролайн закончит пережевывать большой кусок бургера. Она поспешно глотает.
– Ваш бар. А вы что… О, я, должно быть, неправильно что-то поняла. Не обращайте внимания.
– Что за бар?
– Не берите в голову. Просто сегодня день странных совпадений – я столкнулась не только с вами, мне показалось, что я видела и вашего мужа. На Альбион-стрит есть заброшенный бар. Чуть раньше сегодня днем я видела, как он выходил оттуда – как раз направлялась в магазин за краской. Я не могла понять, почему лицо этого мужчины кажется мне таким знакомым, но потом увидела его машину и вспомнила его самого. – Что Роберт забыл в заброшенном баре? – Хотя может быть, это был вовсе не он. Я ведь видела его всего пару секунд возле вашего дома.
Я вижу, что Кэролайн в замешательстве, сама же я мысленно задаю вопросы Роберту. Слишком много для совпадения, не правда ли? Он заводил разговор о возвращении к работе, о том, что хочет чего-то своего, и тут вдруг Кэролайн замечает его возле незанятого коммерческого помещения…
– Это вполне мог быть и он, – непринужденным тоном говорю я. – Порой Роберт грезит о несбыточном, и ему хочется заняться чем-то подобным. Иногда любопытство одолевает его до такой степени, что он хочет заглянуть внутрь. Должно быть, проезжал мимо и желание узнать больше захватило его.
– Как это мило – о чем-то мечтать, – мягко говорит Кэролайн, и мы обе умолкаем, занятые едой. Я уже мысленно скандалю с Робертом. Возможно, не стоит ничего ему говорить. У него и правда случаются грезы, так было всегда, но все это обычно ни к чему не ведет. Но как, черт побери, ему вообще могла прийти в голову мысль о том, чтобы стать владельцем бара? Это же занятость 24 на 7!
Если только он не думает о разводе. Тогда у него появится свободное время – нашептывает тихий голосок в моей голове. Я поспешно его затыкаю. Во-первых, может, у нас и возникла необычная проблема, но это не имеет никакого отношения к разводу, а во-вторых, что более важно – если я перестану оплачивать все счета, он не сможет взять на себя подобный финансовый риск.
Покончив с едой, дальше мы говорим в основном о работе. Я перетаскиваю ведра с краской к машине и везу Кэролайн к дому матери, который, к счастью, оказывается неподалеку. Бакли удивится, куда я запропастилась. А после того, как я устроила Элисон выволочку по поводу рабочих часов, мне лучше не уподобляться ей.
Дом матери Кэролайн – небольшой викторианский таунхаус, такой же, как большинство зданий в городе. Несмотря на наличие пары симпатичных висящих корзин с цветущими растениями, я замечаю, что краска на окнах облупилась. Возможно, за домом неплохо ухаживали, но Кэролайн права – он требует косметического ремонта.
– Счастливо, – прощаюсь я, когда она, выбравшись из машины, достает с заднего сиденья ведра с краской. – Прошу прощения, если показалась странной. Я… не знаю, наверное, мне просто не хотелось обедать в одиночестве.
– Ничего странного, Эмма, – выбравшись на тротуар, отвечает Кэролайн. – Порой жизнь бывает нелегка, так ведь?
Я киваю, изо всех сил стараясь широкой улыбкой скрыть внезапно подступившие слезы. Я окликаю Кэролайн, которая уже шагает по узенькой дорожке к входной двери.
– Нам стоит обменяться номерами, – предлагаю я. – Может, я зайду в гости, когда закончите с покраской? Выпьем вина, закажем доставку? – Я достаю телефон из ниши на торпеде. – Какой у вас номер? Я перешлю свой.
Кэролайн диктует мне цифры, и я отправляю ей сообщение. Я чувствую облегчение. В прошедший час или около того мне было спокойнее, чем когда-либо с того момента, как началось все это дерьмо с моим сном. Есть в ней что-то деликатное, думаю я. Она не груба, как Мишель, и не холодна, как Фиби, и не так занята собственной жизнью, как все прочие знакомые мне женщины. Как я сама. Быть может, я смогу стать той подругой, в которой нуждается она?