С похмельно гудящей после снотворного головой на работе я оказываюсь уже в 6.45 утра, так и не отдох- нув за ночь. Полночи пролежав без сна, я желала лишь поскорее выскользнуть из дома, чтобы за завтраком не смотреть на кислую мину Роберта, хотя сегодня вполне могла бы полежать подольше без каких-либо последствий на работе.
Сейчас, двенадцать утомительных часов спустя, я изо всех сил стараюсь казаться человеком хотя бы наполовину, пока официант в перерывах между крошечными порциями вкусных блюд подливает в наши бокалы минеральную воду и вино. Кивнув в знак благодарности, я натягиваю улыбку и притворяюсь, что оценила анекдот из жизни школьников-мажоров, который рассказали Стоквелл на пару с Бакли.
– Бедняга Джонсон, – хихикает Бакли. – Сдается мне, он до сих пор держит рекорд по количеству прописанных за год пенделей.
– Они ему не повредили. Он сейчас министр иностранных дел. Но насколько мне известно, детей у него никогда не было.
Они вновь смеются.
– Как дела у мальчиков? – интересуюсь я.
– Прекрасно, – отвечает Стоквелл. – Поладили с новой няней. Миранда никогда не одобряла присутствие нянь, и единственная няня, на которую я смог ее уговорить, была стара и страшна как смерть. Новенькая, по крайней мере, молодая и симпатичная.
– Ключевые требования к няне.
Слова вырываются из моего рта прежде, чем я успеваю его захлопнуть, и Бакли недовольно зыркает на меня, так что, пытаясь обратить все в шутку, я принимаюсь смеяться.
– Миранда звонила несколько раз, хотела с ними поговорить, – продолжает Стоквелл. – Она вечно скулит, эта женщина, как будто не собственными руками навлекла это на себя.
– Женщины – весьма эмоциональные существа, – изрекает Бакли, и мне приходится набрать в рот побольше вина, чтобы как-то скрыть свое раздражение по поводу их привычной мизогинии.
– Зато, – возражает Паркер, – благодаря этой эмоциональности легко предсказать их поведение. – Он обращает на меня свою улыбку. – Если только они не так умны, как Эмма. Красота и ум – головокружительная комбинация.
Зубы Паркера чересчур белы, а кожа всего на тон светлее, чем у загоревшего до хрустящей корочки Саймона Кауэлла[11], что в сумме нивелирует все его возможные природные достоинства. Он мне отвратителен. Богатым мужчинам, которые привыкли добиваться своего, со мной не по пути.
– Мой муж тоже так думает. – Ну, по крайней мере, раньше думал. – Чем же я могу помочь, мистер Стоквелл? Ведь бракоразводный процесс завершен.
– Благодаря тебе.
– Однако если вам необходимы услуги корпоративного юриста, боюсь, что от меня будет не много пользы. Я уже какое-то время занимаюсь исключительно семейным правом. В той сфере, которая вас интересует, есть гораздо более опытные специалисты.
– Я пригласил вас сюда, чтобы поблагодарить и лично убедиться, что Бакли знает тебе цену. – Паркер тянется через стол, чтобы сжать мою руку. – В особенности учитывая ваше потенциальное партнерство. – У него сухая ладонь, кожей я чувствую, какая она горячая. Он что, в самом деле пытается накинуть мне дополнительные очки перед Бакли?
– Надеюсь на это. – Я искоса поглядываю на Бакли – тот натянуто улыбается мне. Это предостережение? Будь милой. – Так что возможно, – с ослепительной улыбкой продолжаю я, – мне стоило бы освежить кое-какие навыки в сфере корпоративного права. Честно говоря, мне кажется, я знакома кое с кем, кто имеет опыт работы на вас. Это Джулиан Симпсон из строи- тельной отрасли.
Мой телефон начинает жужжать. Роберт. Я сбрасываю звонок. Если он забыл, что у меня сегодня деловой ужин, это его проблемы. Телефон звонит снова, и, поспешно сбросив вызов, я заталкиваю его в сумочку.
– Джулиан, верно. Сообразительный малый. Правда, я удивлен, что он сейчас что-то строит. – Паркер заговорщицки подмигивает Бакли. – Насколько мне известно, эта молоденькая штучка, с которой он носится, довела его до синих шаров. Ни о чем другом, очевидно, он думать не в состоянии. – Стоквелл подмигивает мне. – Слишком юна, на мой вкус. – Боже, так Мишель была права. У него есть другая женщина. Должно быть, все это отразилось на моем лице, потому что Стоквелл рассмеялся. – О, вижу, ты не знала об этом. Не беспокойся. Его женушка из тех, кто закрывает на все глаза.
Паркер допивает вино из бокала:
– Сколько браков можно было бы спасти, если бы все леди научились так делать.
Бакли согласно хихикает, как будто ему тоже приходится лавировать между любовницами и случайными связями, хотя мне прекрасно известно, как он предан Белинде, на которой женат уже тридцать лет. Внезапно перед моими глазами встает картинка из их школьной жизни. Паркер Стоквелл – громкий, привлекательный, чересчур самоуверенный хулиган, и Бакли, который в благодарность за дружбу пишет за него сочинения.
– Прошу меня извинить. – Я встаю со своего места. – Нужно попудрить носик.
В офисе я переоделась в черное вечернее платье, и теперь, пробираясь в узком пространстве между столиками, я ощущаю, как Стоквелл ощупывает меня взглядом. Он не стал отодвигать свой стул, предоставив мне протискиваться мимо. На мгновение я представляю, что хватаю бутылку с водой и разбиваю ее о его череп и колочу до тех пор, пока его мозговое вещество не забрызгает весь стол, а затем то же самое проделываю с Бакли за его слабость. И это мужчины… Бог ты мой.
Миновав довольно степенную ресторанную зону и многолюдный коктейль-бар, я наконец оказываюсь в дамской уборной. Меня огорчает тот факт, что эти двое вызвали у меня столь сильные эмоции. Я месяцами работала со Стоквеллом, пройдя через всю грязь его бракоразводного процесса, и хоть он никогда мне не нравился, меня это не волновало. Мне не нужно любить клиентов, чтобы делать свою работу.
Стильные кабинки оказываются пусты, и, писая в полном одиночестве, я пытаюсь перезагрузиться. Это всего лишь ужин, и как только Бакли завладеет вниманием Стоквелла, я смогу отойти на второй план. Или гораздо раньше какая-нибудь красотка заставит его свернуть шею ей вслед, я уверена. Возможно даже, что это окажется бедная няня. Вот что меня бесит. Он преодолел так много преград ради опеки над своими детьми, а теперь их растит кто-то другой. Однако это не мое дело. Мне стоит заняться разгребанием собственного дерьма.
– А я все гадала, когда же он станет к тебе подкатывать.
Миранда.
Когда она возникает из соседней кабинки, я как раз споласкиваю руки. И хотя этот визгливый, слегка хмельной голос не оставляет сомнений в том, что передо мной Миранда Стоквелл, отвергнутая жена, – сейчас она не похожа на себя. Свои длинные волосы она покрасила в темный цвет, и они распущены у нее по плечам. Макияж на ней теперь более плотный, в стиле вамп. Я бы не узнала ее.
– Миранда, что вы делаете? – Я одновременно рассержена и озабочена. – Вам не следует здесь быть.
– Я могу быть там, где мне вздумается.
– Вы следили за ним? – Сердце начинает биться быстрее, когда меня озаряет: «Вы следили за мной?» Рот Миранды искривляет горькая усмешка, но она ничего не отвечает. – Послушайте, – я включаю свой самый рациональный и невозмутимый адвокатский тон, – я могу пережить вашу записку у меня на ветровом стекле, но портить мои шины было крайне опрометчиво.
– Слышала, у моих мальчиков новая няня? – Миранда слегка покачивается, уставившись на собственное отражение в зеркале, будто на незнакомку. – Я думала, что смогу поспорить с ним. Я пришла сюда ради этого. Чтобы обескуражить его. Но я не смогу, верно? Все, что бы я ни сказала или сделала, насколько бы, мать твою, это ни было обоснованно, лишь продлит мою разлуку с детьми еще на год.
– Вам нужно пойти домой. – Она стоит между мной и дверью, и мне отчаянно хочется, чтобы кто-нибудь вошел внутрь. – Не думаю, что разговор с ним – хорошая идея.
– Это неважно. Я ведь невидимка. – Она улыбается. Это злая, горькая улыбка. – Меня не существует. Мне даже можно было не перекрашивать волосы.
– Послушайте, Миранда, ваше состояние меня тревожит.
– Нет, неправда. – На миг мне чудится, что она сейчас заплачет. – Тебя тревожит то, что я могу сделать. – Она наклоняется вперед. – И знаешь что, миссис всесильная Эмма Эверелл? Тебе и впрямь стоит встревожиться. Вдруг я сделаю что-нибудь безумное? Что-то, чтобы заставить тебя почувствовать себя невидимкой.
– Вы должны перестать пить, – обрываю я ее. – И оставить меня в покое. И я не сплю с… – Прежде чем я успеваю закончить фразу, Миранда уже оказывается за дверью, в которую тут же заходят три женщины. Во внезапно показавшемся мне тесным пространстве мне не удается последовать сразу за Мирандой. Твою мать. Мать твою.
По пути назад к столику она так и не попадается мне на глаза. Ушла? Или поджидает меня снаружи? Сообщить в полицию? И что я им скажу? Она спьяну сыпала какими-то невнятными угрозами, но даже пальцем меня не тронула? Я подозреваю, что в прошлые выходные она порезала мне шину? Эти обвинения точно не попадут у них в список приоритетов. Нужно, по крайней мере, рассказать Бакли и, по возможности, Стоквеллу. Не хватало мне еще этого дерьма вдобавок ко всему тому, что происходит дома.
Возле столика ожидает метрдотель. Все трое мужчин оборачиваются, завидев меня. Бакли выглядит сконфуженно.
– Все в порядке?
– Ваш муж звонил в ресторан. Он сказал, что пытался дозвониться вам на мобильный.
Я решила, что он просто забыл об ужине, но что, если произошло несчастье? Отвратительный, липкий страх, который по ночам скручивает мои внутренности, вызывая приступы тошноты:
– Дети…
– Ваш муж сказал, с детьми все в порядке, мадам. – На лице метрдотеля извиняющееся выражение. – Но вам нужно поехать домой.
Мне кажется, что все посетители одновременно повернулись в мою сторону. Одно лицо я вижу четко – одинокая женщина, застывшая между баром и рестораном, не стесняясь, пялится на меня. Миранда.
Метрдотель продолжает объяснять, явно громче, чем это необходимо:
– У вас дома полиция, мадам. – Он медлит, давая мне и всем прочим время осмыслить услышанное. – Они хотят поговорить с вами.
Британский телеведущий.