В доме кто-то есть.
Это даже не законченная мысль, а что-то звериное, больше на уровне инстинкта. Мгновенно стряхнув сон, я сажусь в кровати. Мое сердце колотится так, будто хочет убежать. Цифры на часах перескакивают на 1.13, и я сижу очень тихо, напряженно прислушиваясь, в ожидании, что из прихожей послышится скрип или в темном углу комнаты возникнет жуткая тень. Но ничего не происходит. В звенящей ночной тишине только дождь барабанит по стеклам.
Я покрываюсь гусиной кожей. Что-то ведь разбудило меня. Это был не сон. Что-то другое. Что-то в доме. Я не в силах избавиться от этого ощущения, совсем как в детстве, когда кошмары и в самом деле возвращали меня в ту ночь, а приемная мать бегом мчалась ко мне в комнату, чтобы успокоить меня, пока я не перебудила всю семью.
Роберт крепко спит на своей половине кровати, повернувшись ко мне спиной. Я не решаюсь его разбудить. Возможно, все это просто ерунда, но тревога меня не отпускает. Дети.
Я знаю, что не смогу уснуть, пока не проверю их. Приходится спустить ноги на ковер. Поднимаясь от босых ступней, по всему телу пробегает дрожь. Я несмело выхожу на лестничную площадку.
Вглядываясь в темноту коридора, я ощущаю себя очень маленькой. В ночной мгле он кажется бесконечным – разинутая пасть монстра прямо передо мной. Я делаю шаг вперед – Я мать и жена. Успешная женщина. Это мой дом. Моя крепость. – Жалея, что не захватила мобильник – послужил бы вместо факела. Всматриваюсь в темноту за перилами лестницы. Внизу никакого движения – только темные тени. Ни взломщиков, волокущих в ночи свою добычу, ни иной угрозы.
Внезапный порыв ветра ударяет плетью дождя по высокому арочному окну, заставляя меня вздрогнуть. Я иду в конец коридора, туда, где стену дома прорезает арка абсолютной тьмы. Сложив ладони чашечками вокруг глаз, я прислоняю лицо к холодному стеклу, но все, что я могу различить снаружи – лишь неясные контуры деревьев. Никакого света. Никакого движения. Тем не менее по телу вновь пробегает дрожь, и я поворачиваю назад, чтобы свернуть за угол, к комнатам детей. Меня охватывает озноб – кто-то сейчас явно топчет мою могилу[1].
Едва приоткрыв дверь в комнату Уилла, я испытываю облегчение. Мой малыш. Пять лет, уже совсем большой – школьник. Уилл спит, раскинувшись на спине, сбросив с себя одеяло с динозавриками. Его темные волосы, так похожие на мои, слиплись от пота. Может быть, у него тоже выдалась не лучшая ночь. Я осторожно накрываю его одеялом, так нежно, как только могу, но Уилл принимается ерзать и открывает глаза.
– Мамочка? – Он растерянно щурится, но стоит мне улыбнуться ему, как Уилл улыбается в ответ и поворачивается на бочок. Заметив, что из-под подушки у сына торчит альбом для рисования, я вытягиваю его за уголок.
– Неудивительно, что ты проснулся, – шепчу я, – ты лежал прямо на нем.
Альбом раскрыт на странице с последним творением, над которым увлеченно работал Уилл. В темноте я принимаюсь вертеть карандашный рисунок так и эдак, силясь отгадать, что же там изображено. По правде говоря, больше всего это похоже на собаку, которую переехала машина. Дважды.
– Это динозавр, – поясняет Уилл, прыская со смеху, и сладко зевает – словно и сам знает, что изобразительное искусство – не его конек, но совершенно спокоен по этому поводу.
– Ну да, точно! – Я кладу альбом на прикроватный столик и целую сына на ночь. Он уже почти спит и утром, вероятно, всего этого не вспомнит.
Потом я иду в комнату Хлои. Она тоже потеряна для мира. Светлые волосы рассыпаны по подушке – прямо спящая красавица из сказки, хотя в свои семнадцать она уже убежденная феминистка и наверняка ответила бы мне, что сказки – всего лишь мизогинистская чушь. Я возвращаюсь в спальню, ругая себя за нелепые страхи.
Нырнув обратно в постель, незаметно для спящего Роберта я сворачиваюсь клубком. Сейчас только половина второго. Если я усну прямо сейчас, то у меня будет еще четыре часа до подъема. Сон должен прийти быстро – в моей напряженной, изматывающей, пульсирующей жизни иначе и не бывает. Поэтому я устраиваюсь поуютнее в ожидании. Сон, однако, так и не приходит.
В три часа ночи я начинаю проверять свою электронную почту – там полночные поздравления от Бакли по поводу моей вчерашней победы в суде, где проходило слушание дела об опеке в рамках бракоразводного процесса Стоквеллов. Потом просматриваю новостную ленту на мобильном. Потом иду в туалет. Роберт просыпается, но все ограничивается невнятным бормотанием. Когда я возвращаюсь из туалета, он поворачивается на другой бок и кладет на меня сверху свою тяжелую руку. Потом я просто лежу, мысленно пробегая свой график на стремительно приближающийся день, все сильнее досадуя на то, что вступить в этот день придется, так и не отдохнув. Мне нужно быть в офисе в половину восьмого, а домой я редко возвращаюсь раньше чем через двенадцать часов – и то когда удается улизнуть, избежав обязательных коктейлей. Я не могу позволить себе расслабиться. В особенности сейчас. Я на пути к тому, чтобы стать младшим партнером в фирме. Тем не менее я люблю свою работу, это правда.
Я делаю серию дыхательных упражнений из йоги, пытаясь расслабить каждую мышцу в теле и очистить разум. Это звучит совсем несложно, однако в мою голову обычно тут же лезут всякие глупости вроде «достаточно ли молока в холодильнике» или «а не сменить ли нам газовую компанию». Несмотря на то, что мой пульс становится ровнее, уснуть я все равно не могу.
День предстоит долгий.
Английская поговорка. Человеку без всякой видимой причины становится холодно, если кто-то наступит на место его будущей могилы.