Ночь прошла в тревогах о Уилле. О том, что он может рассказать Роберту, что обнаружил меня в чулане – какого черта я там делала – но в итоге за завтраком выходит из себя Хлоя. Я готовлю вторую порцию двойного эспрессо в кофе-машине, которой мы редко пользуемся, Роберт чем-то занят на своем айпаде – очевидно, избегает меня. Атмосфера невыносимо натянутая, и то, что каждый из нас пытается делать вид, будто все нормально, не спасает положение.
– Это я – подросток! – восклицает Хлоя, собирая свои вещи, в кои-то веки готовая вовремя идти в колледж. – Это мне положено быть слабым звеном!
Сегодня я не поехала на работу рано. Заснув около пяти часов утра, я спала, пока не встал Роберт, – до без четверти семь. В любом случае, я хотела увидеть Уилла и убедиться, что с ним все хорошо. Но Уилл, кажется, вообще не помнит событий прошлой ночи. Уплетая хлопья с молоком, так что большая часть молока стекает у него по подбородку, Уилл возит игрушечный грузовичок по барной стойке, сопровождая игру звуком «бррррум-бррррум». Сейчас он настолько больше похож на самого себя, чем был в последние несколько дней, что ни Роберт, ни я не делаем ему замечаний.
– Да что творится с этой семьей? – продолжает Хлоя. – Все как будто с ума посходили!
С ума посходили. Снова эти слова. Моя мать среди нас.
– Все в порядке, – отзываюсь я.
– В порядке? – Она почти смеется. – У тебя тайны, которые ты всю жизнь от нас скрывала – все эти годы у меня была живая бабушка, это раз. Ты всю неделю вела себя странно и выглядела просто ужасно – два, а теперь еще и полиция заявляется сюда, явно подозревая тебя в чем-то нехорошем – три. А мы притворяемся, что все прекрасно.
– Хлоя, послушай…
– Ко всему прочему, Уилл совершенно закрылся от нас, и никто по этому поводу ничего не предпринимает. А ты, папа, – она сверкает глазами на Роберта, – с тобой тоже что-то творится. Едва я ступаю на порог дома и могу приглядеть за Уиллом, ты пропадаешь. Ни тебя, ни мамы все эти дни нет дома. Уилл – мой брат, а не сын. Присматривать за ним – не моя задача. А если бы вы оба почаще бывали дома, то заметили бы, что его что-то в самом деле тревожит.
– Меня не всегда нет дома. Не преувеличивай.
Роберт в бешенстве. Виновен. Пойман с поличным. Не потому ли из него недавно лезло столько дерьма, когда нужно было заняться домашними делами? Его просто не было дома. Он что, появлялся здесь только тогда, когда нужно было кормить и укладывать Уилла, но делал вид, что провел дома весь день? Мне наплевать, чем он там занимается, но почему он не сказал мне? Это все – часть плана по выходу из кризиса среднего возраста путем покупки бара? Или есть что-то еще?
Хлоя переводит взгляд с одного из нас на другого.
– Вы разводитесь? Потому что если да, то скажите об этом!
– Боже мой, нет, – возражаю я, когда она, наконец, останавливается, чтобы перевести дух.
– Конечно, нет, – пару мгновений спустя соглашается Роберт, словно колеблясь. – Нам просто нужно решить некоторые проблемы, и все.
– Правда? – Я перевожу удивленный взгляд на мужа. – А я и не знала.
– У Фредди развелись мама с папой. – Это Уилл поднимает голову от своего грузовичка. – Папа Фредди теперь живет с леди по имени Джейн. Мама Фредди называет Джейн сучкой.
Хлоя прыскает со смеху, а я стою словно проглотив язык. Сучка.
Я целую сына в макушку.
– Ты не должен произносить это слово, оно грубое.
– А мама Фредди так говорит.
– Мы не разводимся, – повторяю я ему. – А что касается полиции, – я снова оборачиваюсь к Хлое, – это все ошибка. И мне жаль, что я…
Начав извиняться, я внезапно замолкаю, почувствовав жжение в животе. За что, черт подери, мне извиняться?
– Если честно – нет, мне не жаль, что я ничего не рассказывала о своей матери, – произношу я твердым голосом. – Это мое дело. Мое прошлое. Все это случилось задолго до твоего рождения. И тот факт, что ты – мое дитя, не означает, что я должна рассказывать тебе все о том, что было раньше, – и твоему отцу тоже. Уверена, что и ты не поверяешь мне все свои секреты.
На этом месте я замечаю, как в лице Хлои что-то меняется. Она подросток – ее жизнь сейчас, должно быть, настоящий клубок секретов!
– И поверь мне, Хлоя, жизнь – сложная штука. Не всем из нас повезло быть дерзкими всезнающими подростками.
Хлоя бросает на меня долгий свирепый взгляд.
– Боже, не могу дождаться, чтобы свалить отсюда, – бормочет она себе под нос, прежде чем метнуться в прихожую и покинуть дом, шваркнув дверью.
– Кстати, а что означает слово «сучка»? – спрашивает Уилл, тем самым откладывая все вопросы, которые я хотела бы задать своему мужу по поводу того, где он пропадает и чем там занимается, в долгий ящик.
– Мне так жаль, Энгус. – Я стою в его кабинете и сверкаю своей самой обезоруживающей улыбкой. Вид у меня опрятный и профессиональный. Темные круги под глазами пришлось хорошенько замазать дорогим хайлайтером. – Кто-то пытался проникнуть в наш дом. Устроил разгром. – Все еще не утратив боевой настрой после перепалки с Хлоей, я не вижу причин посвящать Бакли в истинное положение дел, учитывая, что ничего дурного я не натворила. – Кто бы это ни был – полиция считает, что это могли быть подростки, которых видели неподалеку от крикетной площадки ночью – они еще и пытались угнать машину Роберта. Полиции необходимо было мое присутствие, чтобы убедиться, что ничего из моих вещей не пропало. И конечно, нужно было успокоить Уилла. Мне кажется, его испугало разбитое стекло. На его месте любой бы испугался, так ведь?
От передозировки кофеина меня потряхивает, но к счастью, сегодня мой разум остер как бритва. После зловонных трясин, в которых увязает мой рассудок по ночам, мои утра стали подобны озерам хрустально-чистой воды. Можно ли сходить с ума только по ночам? Такое бывает? «Утро вечера мудренее», – так успокаивала меня приемная мать, Рейчел, чтобы я своими криками не перебудила ее собственных детей. Быть может, в ее словах был смысл.
– Честно говоря, я тоже переволновалась, – добавляю я. – Нам, вероятно, стоит поставить камеры наблюдения.
Выражение лица Энгуса Бакли не меняется – на нем нет и намека на сочувствие, что вообще-то ему совсем не свойственно. Когда он наконец поднимает на меня взгляд, я чувствую, как у меня под блузкой выступают капельки пота. Вид у Бакли довольно сконфуженный.
– Полиция была здесь сегодня рано утром, – сообщает он. – Они уехали совсем недавно. Задавали вопросы о тебе. В какое время ты была в офисе, когда ушла, и все такое. – Он на мгновение умолкает. – Вряд ли они стали бы задавать подобные вопросы, если бы дело касалось ограбления со взломом.
Чертовы ублюдки. Мое лицо вспыхивает.
– Все ясно. Что ж, ничего дурного я не совершила.
– Уверен, что это так. – Теперь, когда я потеряла преимущество, Бакли обретает свою обычную уверенность. – Однако до выяснения всех обстоятельств, думаю, тебе лучше взять несколько отгулов.
– Мне будет лучше на работе.
– Это было не предложение, Эмма. – Он делает крошечную паузу. Неужели это настороженность сквозит в его выражении лица? – По крайней мере, – произносит он, – можешь считать это отпуском по семейным обстоятельствам. В связи со смертью матери.
Слова падают тяжко, словно молот на наковальню.
– Полиция рассказала о ней?
– Они упомянули причину, по которой интересовались тобой. Послушай, Эмма, твоя личная жизнь – не мое дело…
– Что ж, кажется, ты решил пересмотреть этот подход.
– …не мое дело, пока она не сказывается на нашей практике. А вчера вечером, за ужином с весьма перспективным клиентом я оказался в совершенно дурацком положении.
Я стою, уставившись на Бакли. На меня свалилось все это дерьмо, а он нос воротит из-за какого-то ужина?
– Ну-ну, будет, – говорю я тоном, далеким от извиняющегося. – Я попала на этот ужин исключительно потому, что Стоквелл меня хочет. И при этом ты оказался в дурацком положении? Я чувствовала себя просто каким-то жертвенным куском стейка. Теперь, когда я думаю об этом, мне кажется, стоило бы составить какую-то жалобу.
Лицо Бакли каменеет. Наша фирма гордится своей политикой равенства, хотя всем известно, что если кто-то выпьет лишку в баре, пятничный вечер может оказаться в лучшем случае щекотливым, а в худшем – сексистским.
– Ступай домой, Эмма, – ледяным тоном велит мне Бакли. – Я позвоню тебе через несколько дней. Не будем усугублять сложившуюся ситуацию.
– Ух ты, Энгус! Ты даже не поинтересовался, все ли со мной в порядке и что на самом деле произошло. Отлично. Я иду домой. – Развернувшись на шпильках, я стараюсь держать спину ровно, хотя ноги подкашиваются. – Большое спасибо за поддержку.
Домой? Последнее место, где я хотела бы сейчас оказаться, это дома. Роберт, должно быть, составляет сейчас список вопросов о моем прошлом и изучает мой гардероб – отбирает лучшие наряды в тюрьму. А если еще и Уилл рассказал ему по дороге в школу, что ночью обнаружил меня в чулане?
У себя в кабинете я собираю необходимое: заметки по нескольким делам, которые мне нужно изучить, записную книжку, бумагу, запасную зарядку для ноутбука. Когда я пытаюсь втиснуть все это к себе в сумочку, на пороге возникает Розмари.
– С тобой все в порядке? – Она внимательно смотрит на меня. – Необычный переполох для такого раннего часа. Предполагаю, что бы там ни было, все это просто какое-то недопонимание.
Розмари растягивает рот в улыбке, но ее глаза отнюдь не улыбаются. Неудивительно, учитывая тот факт, что несколько дней назад я велела ей перепечатать надиктованные мной непонятные числа.
– Семейные дела, – поясняю я, запихивая в сумочку настольный ежедневник.
– Так они и сказали. Это связано с твоей матерью?
– Я точно помню, что ты нам говорила, будто твоя мать умерла. – Показавшись в дверном проходе, Элисон отбрасывает темную тень наискосок. Она так стремится оказаться внутри, что едва не сшибает Розмари с ног. – Разве она не умерла, когда ты была маленькой?
– Да, именно так я вам и сказала. – Я смотрю ей прямо в глаза. – По моему мнению, так оно и есть. Мне жаль, что вам пришлось отвечать на вопросы полиции. Мое детство было непростым, если не сказать хуже, так что они просто делают свою работу – даже если взяли не тот след.
Розмари стоит, уставившись в пол, Элисон же, напротив, не опускает глаз. Я уже собираюсь без обиняков послать ее ко всем чертям, как вдруг она, пожав плечами, выдает:
– Дела твоей семьи нас совершенно не касаются. Если бы я того не желала, я бы точно не стала делиться с окружающими подробностями своей личной жизни. Мне хватило того, как все обсуждали, когда меня бросил Джим. Так что я надеюсь, что скоро все утрясется.
Элисон исчезает за дверью, чему я очень рада, потому что к глазам внезапно подступают слезы. Подумать только – Элисон практически выразила мне поддержку!
– Так или иначе, мне пора, – склонившись над сумочкой, бормочу я, позволив рассыпавшимся волосам скрыть мое лицо – не хочу, чтобы Розмари видела, как сильно тронули меня слова Элисон.
– Позвони мне, если я буду нужна.
– Разумеется.
Она отступает назад:
– Уверена, уже на следующей неделе все вернется в норму.
Держа спину прямо, она уходит прочь, и мне приходит в голову, что былой простоты в нашем общении больше не будет. Розмари может сколько угодно утверждать, что все это не ее дело, но мое молчание о прошлом она явно восприняла как обман.
Защелкнув сумочку, я перекидываю ремешок через плечо. Ну и черт с ней. Вздернув подбородок, я стремительно покидаю кабинет, глядя прямо перед собой. Это и впрямь не ее дело.