Разбуженная телефонным звонком, я совершенно ошарашена тем, что идет третий час дня. Я проспала целых три часа под эту бесконечно крутящуюся песню. Во рту пересохло, как бывает после дневного сна, я ощущаю собственное несвежее дыхание и кислый привкус кофе. Однако, увидев, что звонит Дарси, я тут же принимаю вертикальное положение. Сердце пускается в галоп; головной боли как не бывало.
– Привет, Эмма. Это я.
– Привет. – Я едва могу выдавить из себя слово. – Ты смог получить записи с камер?
– Пока нет. Хочешь верь, хочешь – не верь, но ты ухитрилась припарковаться в слепом пятне. На записи можно разглядеть самый край пассажирской стороны твоего авто, но время, когда ты села в машину, выяснить невозможно. А уезжаешь ты несколькими минутами позже зафиксированного времени смерти твоей матери. Так что, хотя временные рамки выходят весьма узкими, полиция все еще может утверждать, что это была ты. – Нет-нет-нет. Я же была уверена, что все на этом кончится, а теперь я снова чувствую себя брошенной на произвол судьбы. – Только не паникуй, – добавляет Дарси. – Я побеседовал с администратором больницы, и меня заверили, что все входы и выходы оборудованы камерами и запись ведется со всех углов. Ты же помнишь, откуда выходила? Выход, ближайший к парковке?
– Да! – Мое сердце подпрыгивает. – Там поблизости еще киоск «Старбакс». Я тогда не пошла через главный вход. Этот был ближе к нужному мне корпусу.
– Отлично! – восклицает Дарси. – Я сейчас этим займусь. Выше нос, Крошка Спайс! Мы все разрулим.
Дарси отключается прежде, чем я успеваю хотя бы сказать «спасибо». Мы все разрулим. Боже мой, я просто адски этого жажду.
Мои нервы на пределе, и мне просто необходимо ненадолго выбраться из номера. Нужно где-то раздобыть еду, хоть особого желания есть я и не испытываю. Разрываясь между работой и семьей, я не привыкла посвящать себе такое количество времени.
Я чищу зубы, принимаю душ, чтобы освежиться, и выхожу на улицу. Сегодня Уилл играет в футбол за юниоров, так что если я окажусь там, когда его нужно будет забирать, у меня будет шанс поговорить с Робертом. Мы сможем где-нибудь выпить кофе, и я изложу ему свою теорию о том, что Уилл подслушал их с Фиби разговор. Ему ведь это наверняка покажется логичным?
Добравшись до стадиона, я замечаю Мишель, которая тут же неотвратимо устремляется ко мне. Выглядит она такой же уставшей, как и я.
– Я с ума схожу, – заявляет она. Добро пожаловать в клуб. – Джулиан теперь даже не разговаривает со мной. Сегодня утром он уехал очень рано, а я как раз собиралась с ним поговорить. – Нижняя губа у нее вся в болячках – видимо, Мишель искусала ее. – Я сыта этим по горло. Я знаю, что он собирается уйти, потому что даже эту идиотскую затею с баром он забросил. Алан вчера звонил…
– А я даже не знала об этой идиотской затее, – сообщаю я, чем вызываю у Мишель неподдельный шок.
– В самом деле? Эмм. Мужики… Что с ними не так? Я извиняюсь. Думала, ты знаешь. Господи, значит, ты не знаешь и… – Мишель вдруг осекается.
– Не знаю, и чего? Ну что теперь?
– Алан звонил, чтобы сообщить, что Роберт захотел выкупить долю Джулиана. Он будет основным собственником.
– Роберт?
Сегодняшний день становится все интереснее.
– Прошу прощения, Эмма. Очевидно, нужно было сказать тебе раньше. Я вижу, ты этому совсем не рада?
– Ты все правильно поняла.
Мишель, кажется, и впрямь неловко из-за меня, и я чувствую укол стыда. Я ведь точно знаю, почему ее муж ведет себя как ублюдок и, вероятно, должна ей все рассказать. Она заслуживает знать правду. Но прямо сейчас у меня достаточно других проблем. Я поднимаю взгляд. Одна из этих проблем прямо сейчас приближается ко мне.
– Эмма? – Моя сестра, очевидно, вовсе не рада меня видеть. – Что ты здесь делаешь?
– Уилл – мой сын. Думаю, вопрос как раз в том, что ты здесь забыла?
– Роберт попросил забрать его. – Мишель тут же испарилась, оставив меня наедине с Фиби, и отправилась общаться с другими ждущими детей мамашами.
– Тебя здесь быть не должно. Ему это не понравится, – заканчивает она.
– Меня не должно быть здесь? Да кто ты, черт побери, такая, чтобы заявлять мне подобное? – Она холодна, как лед, я же вскипаю от гнева. – Не знала, кстати, что для тебя так важно, что понравится Роберту.
Мне вспоминается то объятие, во время которого я их застала. Насколько оно, в самом деле, было невинным?
– А чего ты ждешь, Эмма? После того, что случилось со стенами в комнате Уилла? После того, что говорит о тебе полиция? – Фиби оглядывается по сторонам, проверяя, не услышал ли кто ее брошенных шепотом обвинений. – Сегодня утром Роберт возил Уилла к детскому психологу. Тот сказал, что Уилл был неким образом травмирован. Он считает, что поведение Уилла и его заторможенность – симптомы посттравматического расстройства. Это же ты, Эмма. Ты ведешь себя, как она, и знаешь это. Так что прошу прощения за то, что пытаюсь их защитить.
– Я не сделала Уиллу ничего плохого. А что касается рисунков – он, должно быть, услышал, как ты рассказываешь Роберту о нашем прошлом. Кажется, ты успела рассказать это целой куче народа.
– Он не слышал нас, – возражает Фиби.
– Значит, это ты ему рассказала! – обрываю я ее. Люди оборачиваются в нашу сторону, но мне плевать. – Как, вероятно, ты разрезала мне шину и пытаешься трахнуть моего мужа! Все не успокоишься после стольких лет. Может, это ты задушила маму? Ты просто ничтожество. Другого объяснения нет. Ты! Это все ты со мной делаешь!
Фиби холодно смотрит мне в глаза, ее лицо ничего не выражает. Затем она наклоняется немного вперед.
– Но это не единственное объяснение, верно? – мягким вкрадчивым голосом произносит она. Звучит это пугающе. – И уж точно не самое очевидное. Когда тебе исполняется сорок, Эмма? В понедельник? Ты не спишь. Ведешь себя неадекватно. Нужно продолжать? Какое будет самое очевидное объяснение этому? Во что бы ты скорее поверила? – Увидев, как Уилл подбегает к воротам и ждет, пока тренер их откроет, Фиби, натянув улыбку, выпрямляется. С видом невинной овечки, даже не глядя в мою сторону, ледяным тоном она продолжает: – Теперь уходи, пока не появился Уилл. Тогда я не скажу Роберту, что видела тебя. Не нужно еще больше все усложнять.
Спотыкаясь, я ковыляю к машине и хлопаю дверью. У меня словно вышибли весь воздух из легких, лицо горит. Мне безумно хочется позвонить Роберту и вывалить на него все, что у меня накопилось, чтобы сделать побольнее, но я потерплю. Когда Дарси добудет записи с камер на выходе из больницы, вот тогда они оба – и мой муж, и моя стерва-сестрица – утрутся. А Роберт может закатать губу, если считает, что получит этот чертов бар.
Оживает мой мобильник, и, увидев на дисплее надпись «неизвестный номер», я сперва не могу заставить себя ответить, думая, что это Дарси. Однако выясняется, что это не он.
– Привет, Эмма, это Паркер. Я вчера звонил в офис, и мне сказали, что у тебя какие-то неприятности дома.
Господи. Это Паркер Стоквелл.
– Вообще-то, все уже в порядке.
Я наблюдаю, как Уилл за руку с Фиби шагает к машине Роберта – он что, уже и доверенность на нее оформил? – не подозревая о моем присутствии. Когда я вижу, как она улыбается моему сыну, желание броситься и придушить ее становится практически невыносимым. Я ощущаю себя тигрицей, чьим детенышам грозит опасность. Это моя семья, Фиби. Моя.
– Мне нравится, когда ты действуешь жестко, – льстивым голосом продолжает Стоквелл у меня в ухе. – Но иногда всем бывает нужна жилетка, чтобы выплакаться. Послушай, мальчишки в эти выходные остаются в школе. Почему бы тебе не приехать? Я приготовлю тебе ужин. Или найму повара, чтобы тот приготовил. – Я вижу, как за стеклами машины Роберта над чем-то смеется Фиби, проверяя, пристегнут ли Уилл. С какой легкостью она занимает мое место рядом с моим сыном! – Эмма? Ты все еще там?
Моя ярость сублимируется в телефонной трубке.
– Зачем ты забрал детей у Миранды, если сам не проводишь с ними времени? – рявкаю я. – И нет, я не хочу к тебе приезжать. И я никогда не вводила тебя в заблуждение относительно возможности каких-то отношений с тобой теперь, когда твой развод позади, и не поощряла тебя.
– Но ты же пришла на ужин, – перебивает он меня тоном обиженного школьника.
– Потому что Бакли меня заставил, и это тоже попахивает сексизмом и семидесятыми в их худшем проявлении. Что с вами, мужчины? Пора вырасти, и над собой в том числе!
Я отключаюсь и, дрожа всем телом, тут же блокирую номер Стоквелла. Мне нравится, когда ты действуешь жестко. Что это, черт побери, такое было? Пребывая в ярости, под визг шин я выруливаю обратно на шоссе.