Под футболкой я покрываюсь холодным потом, но терплю до тех пор, пока примерно в миле от лечебницы не замечаю дорожный карман. Свернув туда, я включаю кондиционер на полную мощность и делаю глубокие вдохи, пока холодный воздух не приводит меня в чувство. Какой-то сюрреализм – я только что побывала там, где жила моя мать, посмотрела на то место, где она спала, ела, и даже общалась на своем уровне, однако не это так взбудоражило меня.
Фиби. Долбаная святоша. Тебе нужно увидеть ее – тебе станет легче, или что там она говорила. Что за черт! Я хватаю телефон, чтобы позвонить ей, и пока происходит соединение, от ярости у меня даже проходит приступ тошноты. Звонок переключается на автоответчик.
– Хрен тебе, Фиби! – От злости у меня дрожит голос. – Я только что побывала в Хартвелле. Я знаю, что ты там делала. Какие вещи говорила, притворяясь овечкой. Думаешь, я спятила? У меня вопросы к тебе, Фиби. Зачем ты вернулась? – Уже собираясь отключиться, я чувствую, как на меня накатывает новая волна гнева, и я кричу в трубку: – Держись подальше от моей семьи, или Богом клянусь, я тебя прикончу!
Я пытаюсь справиться с одышкой. Где она сейчас? На работе? У меня дома? Перед глазами встает их объятие в моей кухне. Может, она сейчас утешает моего мужа? Выезжая из кармана, я набираю Роберта. К черту, не стану я ждать, когда он сделает первый шаг. Может, он и не хочет, чтобы я была дома, но и я не желаю, чтобы там была она. Новая она в моей голове. Уже не моя покойная мать, а моя старшая сестра.
– Привет, – берет трубку Роберт. – Послушай, я сейчас не могу разговаривать, но…
– Ты дома? Фиби там? – Мой голос звучит слишком резко. Истерично. Но я ничего не могу поделать.
– Нет на оба твои вопроса. Мы с Уиллом в парке. Я перезвоню тебе позже. Или завтра. Это не…
– Я не желаю, чтобы она появлялась в моем доме, Роберт. Пообещай, что ее не будет там. Она лгунья. Я это знаю. Не желаю, чтобы она находилась рядом с Уиллом! – Я слышу себя со стороны: ничего не выходит как надо – просто какой-то поток параноидального сознания. Я знаю, что нужно быть холодной и рассудительной, но я не в силах. – Она пугает его! Она рассказывает ему!
– Прекрати, Эмма! – рычит Роберт, жестко и зло, прежде чем успокоиться и продолжить тихим голосом: – Прекрати это. – Он отошел от Уилла? Представляю, как мой малыш гадает и не может понять, что происходит. Где его мамочка. Почему родители ругаются. Это разбивает мне сердце. – Уилл боится не Фиби, Эмма.
– Ты не можешь этого знать – он всего лишь маленький… – Может, он не хочет рассказывать…
– Он боится не ее. Он боится тебя, – договаривает Роберт и после секундной паузы продолжает: – И в данный момент я не могу его винить. – Он произносит это с таким всепоглощающим ледяным презрением, что мне кажется, будто из меня вышибли дух.
Я нажимаю на сброс. Что же мне теперь делать? Поехать домой и дожидаться их? Я хочу увидеть Уилла. Честно говоря, я хочу схватить его и бежать. Забрать его, и бежать прочь – от Фиби, от бессонницы, от Роберта, от всего, что заставляет меня бояться. Мне кажется, что Уилл невообразимо далеко, и из-за этого я только сильнее за него боюсь. Я не опасна для Уилла, не важно, что они говорят. Но я не могу отрицать тот факт, что что-то собирается навредить моему мальчику. Мои ночные страхи начинают оживать при свете дня тем сильнее, чем ближе подбирается ужасный день моего рождения. Но это не я. Я – не то, чего боится мой ребенок. Исполненная отчаяния и гнева, я швыряю телефон в нишу для ног и еду назад, в город.