Я в больнице. Палата 15. Тебе лучше приехать.
Вот и все, что сказала Фиби, прежде чем отключиться. Теперь, когда я здесь, причина мне ясна. Она обманом заманила меня сюда.
Это платная палата, вот только находится она в гериатрическом отделении. Проходя мимо приоткрытых дверей других палат, я, не в силах сдержать любопытства, заглядываю внутрь. В одной из них мужчина с ввалившимися щеками и редкими волосами плавно погружается в грядущее, чем бы оно ни было. В другой палате пациент на максимальной громкости смотрит по телевизору шоу «Дома под снос». У стены в последней палате я замечаю сложенное кресло-каталку. Какая-то женщина читает журнал старушке, а та – мать или тетка – слушает, аккуратно отпивая чай из чашки. Мгновения чужих жизней, запечатленные моментальной съемкой. Мне не хочется подходить к двери, за которой запечатлелось одно из мгновений моей собственной.
– Могу я вам помочь? – вопрос медсестры заставляет меня подскочить от неожиданности.
– Меня зовут Эмма Эверелл. То есть Бурнетт. Я ищу Фиби Бурнетт.
– Эмма? Младшая дочь Патрисии Бурнетт?
Ну, вот и приехали.
– Вы уже записывались?
Медсестра говорит так громко и раздраженно, что даже женщина, читающая своей матери журнал в соседней палате, умолкает и принимается оглядываться по сторонам. Я отступаю чуть дальше от двери.
– Простите, я…
– Эмма, сюда.
В коридоре, немного поодаль, стоит Фиби. Моя старшая сестра.
Волосы у нее сильно отросли и теперь рассыпаются по плечам. Глядя на ее тунику, черные джинсы-скинни и балетки, сложно поверить, что ей уже сорок два. Только это обманчивое впечатление. В Фиби нет и следа беспечности, и внимательный взгляд прочтет о ней совершенно другую историю. На лбу и по бокам рта у нее проступили морщины – уже не нити-паутинки, а глубокие, словно рыболовные крючки времени тянут ее кожу вниз.
– У меня чуть инфаркт не случился, Фибс. Я решила, ты больна.
Она долго меня разглядывает:
– Это невероятно.
– Что?
– Ты выглядишь точь-в-точь как она. Какой она была тогда.
Ну почему она никогда не может сказать что-нибудь милое? Привет Эмма, я по тебе скучала. Как работа? Я так тобой горжусь! Нет, ей нужно сразу проехаться по больному. Как будто ей неприятно меня любить. Временами – сейчас, например – я уверена, что так оно и есть.
– Я вовсе на нее не похожа.
– Просто ты не помнишь, – пожимает плечами Фиби, – но ты и в самом деле выглядишь точь-в-точь как она тогда. – Фиби хмурит брови. – То есть просто копия. Это настораживает.
Я не собираюсь заглатывать наживку.
– Я сорвалась с работы, потому что решила, что ты в беде. Если с тобой все в порядке, давай встретимся позже. Может, еще через пару лет.
– Ты бы не пришла, если бы я тебе сказала.
– Все дело в ней, верно?
Фиби права, я бы не пришла. И ничто не удержит меня здесь сейчас.
– Ты маму имеешь в виду? Она не Волан-де-Морт. Ты можешь называть ее мамой. – Фиби кивком указывает на закрытую дверь палаты. – Она там. Ночью разбила голову о зеркало. – Фиби на мгновение замолкает, и я невольно отступаю на шаг. – Намеренно разбила. У нее угрожающая жизни внутричерепная гематома. Я подумала, ты захочешь об этом узнать.
Нахмурившись, я озираюсь по сторонам:
– Где же охрана?
Не в силах сдержать смешок, Фиби удивляется:
– Она хрупкая семидесятипятилетняя женщина с серьезным мозговым кровотечением, которая десятилетиями только и могла, что шаркать ногами да неразборчиво бормотать. Едва ли она решит сбежать.
– Тем не менее они должны были кого-то послать сюда.
Я бы чувствовала себя увереннее, будь здесь охрана. Кто-то, кто следил бы за дверью. Детские страхи сидят глубоко в нас.
– Никому уже нет дела, Эмма, – привычно грубо отвечает Фиби, – до того, что она совершила. И содержится она в лечебнице для душевнобольных, а не в тюрьме.
Я иногда разглядываю это место с помощью гугл-карт. В последнее время я делала это чаще обычного. Не могу даже сказать почему – возможно, меня успокаивает тот факт, что помимо ментальных преград ее отделяют от мира еще и несколько охраняемых ворот. Хартвелл-Хаус, блок усиленного режима. Для пациентов из системы уголовного правосудия, представляющих значительную угрозу для общества… В каком-нибудь супергеройском фильме это учреждение назвали бы тюрьмой для сумасшедших преступников.
– Только потому, что для тюрьмы она была слишком безумна, – бросаю я. – До этого есть дело мне. – Я снова обретаю решительность. – Не могу поверить, что ты заманила меня сюда. Я же всегда четко давала понять, что не желаю ее видеть, – продолжаю я. – Честно говоря, я не могу поверить, что ты здесь. – Внезапная мысль вспыхивает в моем мозгу. – Как ты вообще попала сюда? – Каким, черт побери, образом учреждение с ней связалось? Очевидно же, что из двух дочерей меня найти гораздо проще – Фиби даже не живет в стране.
Фиби пожимает плечами. Этакое фирменное, ни к чему не обязывающее, немного раздраженное подергивание, которое в случае Фиби обычно предваряет сброс бомбы.
– Я навещала ее.
Ну, вот и приехали. Я прислоняюсь к стене. Мне нужно быть в офисе. У меня расписан весь день. Все это мне не нужно.
– Что ты хочешь этим сказать? Когда?
– Не часто. В последние несколько месяцев.
– Погоди-ка… – Последнее, что мы слышали о Фиби – что она живет в Испании и работает на рынке недвижимости. – …так ты вернулась несколько месяцев назад? И только сейчас впервые выходишь на связь? Черт побери, Фиби!
Боже, как она меня бесит. У меня нет времени болтаться здесь, и ей стоило хорошенько подумать, прежде чем меня сюда заманивать. Резко развернувшись, я спешу прочь по длинному коридору. Медсестра за стойкой жестами дает мне понять, что нужно зарегистрироваться в журнале посетителей.
– Эмма, мать твою, Эверелл! – рявкаю я, пробегая мимо нее. Она и сама прекрасно сможет вписать меня в журнал.
Я стою, привалившись к своей машине. Ветерок остужает жар моего гнева. Должно быть, время посещения истекло, потому что мимо меня к своим авто устремляется самая разношерстная публика. Некоторые, вне всяких сомнений, приезжали повидать своих матерей. Я – худшая дочь на этой парковке. Худшая дочь худшей матери. Но не худшая сестра. Мне сложно облечь эмоции в слова. Настоящая подлянка от Фиби. Навещала ее? И даже не сказала мне, что вернулась?
– Эмма! – Фиби спешит ко мне. – Постой!
– Я не в силах с тобой разговаривать, Фиби, только не сейчас.
У меня не хватит энергии на публичный скандал с собственной сестрой посреди парковки.
– Я знала, что ты так отреагируешь.
– Не переводи стрелки. Я всегда тебе рада. Всегда. Это ты решила держаться на расстоянии.
– Продолжай убеждать себя в этом, если тебе так легче. – Теперь настает черед Фиби метнуть в меня грозный взгляд. – Я тебя тоже всегда поддерживала. До всего этого, – Фиби кивком указывает на мою новую машину.
– Что случилось в Испании? Что с твоей работой?
– Начальство предложило мне отпуск. Они считают, что время, проведенное с матерью, должно оказать на меня целительное воздействие.
– Но не со мной, – холодно бросаю я, и Фиби приходится защищаться.
– Мне кажется, я не обязана объясняться перед тобой, Эмма. Я знала, что ты придешь в бешенство от того, что я с ней виделась. Так или иначе, она в основном была в том кататоническом состоянии, в каком пребывала с тех самых пор, и…
– Я ничего не хочу о ней знать. Мне нет до нее дела. – Я открываю дверь машины. Мне почти сорок – слишком много, чтобы бояться монстров. – Но ты, Фиби… Ты сделала мне больно.
– Ой, можно подумать тебе есть до меня дело. Взгляни на себя. Новая машина. Новый дом. Насыщенная жизнь. Всегда занята. Я видела статью в газете. Восходящая звезда юриспруденции. Никто не делал тебе больно. Ты просто любишь все контролировать. – В ее голосе звучит горечь, но у меня нет возможности заново начинать наш старый спор. – Так или иначе, – Фиби отступает на шаг, – дела ее плохи. Возможно, свидание с ней принесло бы тебе пользу. Тебе нужно закрыть гештальт. Выпустить страхи наружу.
– Я ничего не боюсь, – бросая сумочку на пассажирское сиденье, говорю я и залезаю в машину.
– Ну да, ну да. – Фиби молниеносно успевает ухватиться за дверь. В ее темных глазах я различаю стальной блеск, а губы сестры трогает подобие улыбки. – Через неделю или около того тебе стукнет сорок. Этого ты всегда боялась.
– Счастливо тебе вернуться в Испанию, Фиби. – Я с силой дергаю дверь и, захлопнув ее, тут же завожу двигатель. В зеркале заднего вида я вижу, как она стоит, глядя мне вслед. Я почти уверена, что Фиби улыбается.
Как она могла так сказать про день моего рождения?
Сучка, ну и сучка.