Из маленькой вазы у основания могильной плиты я вынимаю букет увядающих цветов, чтобы заменить его яркими свежими фиалками. Нина говорит, мама их любила. Я многое узнаю от Нины и жадно впитываю, стараясь понять, кем же на самом деле была моя мама.
Удовлетворенная результатом, я встаю, отряхивая колени и пальто, стараясь не обращать внимания на боль в боку. Мне повезло. Я увернулась ровно настолько, чтобы она промахнулась мимо моей печени. Я потеряла много крови, но уже через несколько дней смогла вернуться домой.
Иногда я захожу положить цветы и на могилу Джеки, матери Кэролайн. Я рада, что мне выпал шанс познакомиться с ней. Даже в своем горе она встретила меня очень тепло. Она плакала, я тоже плакала, мы говорили о ее потере и о том, как напрасно все это было. В ней было очень много любви. У нее случился обширный инсульт, и через две недели после моего сорокового дня рождения Джеки скончалась. Несколько дней спустя стало известно, что Кэролайн наряду с попыткой убийства моей семьи подозревают в смертях нескольких пациентов, за которыми она ухаживала в последние годы.
Множество людей хотели бы получить от Кэролайн ответы, но их не последует. Удар клюшкой вызвал у Кэролайн серьезное повреждение мозга. Она пребывает не в вегетативном состоянии, но близка к тому. Порой мне становится почти стыдно за это, но только почти. Сомневаюсь, что за свои преступления она когда-либо предстанет перед судом, но я ведь и так уже приговорила ее к пожизненному заключению. Этот факт дарит моей душе мир.
Я включаю обогрев в машине и выруливаю за ограду кладбища. Обычно Фиби составляет мне компанию, но сегодня у нее физиопроцедуры. Она быстро идет на поправку, как и я, только в ее случае, должно быть, процесс ускоряет и кое-что другое – то, что дарит ее глазам особенный блеск. Дарси навещал ее в больнице. Мне кажется, что те чувства, которые он думал что испытывал ко мне, потухли. Они с Фиби так забавно препираются, и мне нравится, что это вызывает у Фиби искренний смех. Думаю, они друг другу подходят. Ей это на пользу.
Избавившись от всего своего гнева, Фиби стала мягче. Мы все стали. Добрее друг к другу. Она не хочет больше все это обсуждать, и я уважаю ее желание. Теперь нужно двигаться вперед, и я не могу винить ее за нежелание оглядываться. Мы с ней стали ближе. Больше разговариваем. Открываем друг другу свое истинное «я». Избавившись от гнева, Фиби снова стала моей старшей сестрой. Мы можем рассчитывать на взаимную поддержку, и я очень рада, что Фиби не собирается сбегать обратно в Испанию. Она подумывает о работе арт-терапевтом. Я вижу, что ее собственные работы стали много лучше, чем в прежние годы. Свободнее. Она даже вполне могла бы зарабатывать себе на жизнь, продавая свои художественные работы – о чем Фиби всегда и мечтала.
Мы с Робертом тоже движемся вперед, правда, каждый в своем направлении. Дом мы продали, и Роберт с Аланом открыли собственное дело. Удачи им обоим. Быть может, это его шанс найти себя. У меня складывается впечатление, что они с Мишель могут на какое-то время сойтись. Они проводят много времени вместе. Я же с Мишель больше не вижусь – она так и не простила мне молчания об отношениях Хлои с Джулианом.
Отношения Хлои и Джулиана не пережили ночь моего сорокалетия, что, откровенно говоря, ни для кого, кроме Джулиана, не стало сюрпризом. Когда Мишель выставила его за дверь, он, разумеется, надеялся остаться с Хлоей. Однако побывав на волосок от смерти, она стремительно повзрослела – так что этот поезд уже ушел. Хлоя осталась учиться в университете здесь, чему я очень рада. Это решение она приняла, чтобы быть ближе к нам, а не к нему. Исходя из того, с какой частотой в наших разговорах всплывает имя «Даррен», я практически уверена, что с этим мальчиком она теперь и встречается. Даже Уилл принимается хихикать всякий раз, как слышит это имя.
Уилл воспринял наш развод вполне спокойно. Мы с Робертом хотим максимально облегчить сыну этот процесс после всего, что ему пришлось пережить. Сейчас Уилл снова мой непоседливый веселый малыш. Думается, теперь, когда день моего рождения остался позади, голова больше не будет кружиться и у Уилла.
Мы оба с ним – вторые дети, как и моя мама.
Никто не рассказывал ему о том, что мама сделала с Фиби. Ни сама Фиби, ни Роберт. Никто не подсказывал ему, что рисовать. Просто видения из будущего приходили и к нему, а Уилл, как и мы с мамой, не понимал их природы. По словам Уилла (это было его лучшее объяснение), картинки забили ему всю голову и от этого она стала кружиться. Чтобы прийти в себя, ему приходилось все зарисовывать. Тогда его отпускало.
Итак, Патрисия, я и Уилл. Все мы попались в эту ловушку, улавливая знание о будущем, которое просачивалось в нас. Моя несчастная мать умерла, веря, что сошла с ума, и пыталась убить собственного ребенка. У нее был самый сильный «дар» из нас троих. Будущее транслировалось в ее голову. Во всех тех случаях, когда она «выпадала из реальности», мама проживала события, которые еще не произошли. Она вовсе не хотела причинить Фиби вред. Мама попала в ловушку будущего, ослепленная действиями Кэролайн, проживая их как собственные. Но ни в чем из этого наша мама на самом деле не участвовала.
Я до сих пор не могу перестать думать о том, как мама схватила меня за руку в больнице. Она уже знала? Смогла разобраться во всем на смертном одре? Может быть, с приближением моего дня рождения все безумие ее прошлого наконец для нее прояснилось? Пыталась ли она предупредить меня? Я храню тот листок, который отдала мне Сандра. Иногда я принимаюсь его разглядывать – он весь исписан моим именем. Глубоко внутри мама продолжала волноваться обо мне, даже не сознавая причины. Она любила меня. Любила нас обеих.
Я стараюсь не думать об этом слишком много, но порой, как сегодня, когда я побывала на маминой могиле, я вспоминаю наш с Ниной разговор. Она зашла навестить меня вскоре после моего дня рождения. Мы сидели на моем новом балконе, пили вино и говорили об уроборосе.
– Все это – уроборос, – сказала мне Нина.
– Что это такое? – спросила я.
– Символ. Закольцованное изображение змея, кусающего себя за хвост. Где начинается змей и где он заканчивается? Это бесконечный цикл. Парадокс. – Она задумчиво смотрела куда-то вдаль. – Когда я думаю о том, что с тобой произошло, на ум мне приходит именно уроборос. Ведь это тоже парадокс. Разве ты не видишь?
Я покачала головой. У меня не было времени анализировать. Я была слишком занята полицией, расставаниями, слезами.
– Объясните мне.
– Ладно. Давай начнем с твоей матери. Если бы Патрисия не испытывала влияния будущего, проникавшего в ее подсознание, она не попыталась бы задушить Фиби, ее не хватил бы удар и она не оказалась бы в лечебнице. Ты еще со мной?
Я кивнула.
– А если бы она не оказалась в лечебнице, то вы с Фиби не оказались бы в детском доме, – продолжала свое объяснение Нина, – а занчит, семья Кэролайн никогда не решила бы удочерить тебя, и они не попали бы в аварию, искалечившую мать Кэролайн и убившую отца. А если бы Патрисия не разбила голову о зеркало, то не только вы с Уиллом не унаследовали бы этот сбой во времени, но, что гораздо важнее, Патрисия не оказалась бы в том же отделении, что мать Кэролайн, а Кэролайн никогда не узнала бы тебя и не стала на тебя охотиться.
Нина снова пригубила свой бокал.
– Ты выросла бы совсем другой, в другом месте и в другое время, не испытав влияния опасности, исходившей от Кэролайн, потому что не произошло бы ничего из того, что свело вас вместе и заставило ее тебя возненавидеть. Ничего из этого не было бы. – Подняв свой бокал, кончиком пальца Нина обвела по кругу оставшийся на столе влажный след. – Понимаешь, как это работает? События из будущего не смогли бы произойти, если бы Патрисия не подверглась их влиянию в прошлом. Вот в чем смысл. Уроборос. Где начало, где конец? Твоя жизнь – это бесконечный цикл. Совсем как змея, кусающая саму себя за хвост. Не могу выкинуть все это из головы, – заключила Нина. – Не могу перестать думать о твоей несчастной матери. Если бы только она знала, что с ней на самом деле произошло.
Нет, я стараюсь не думать об этом слишком часто. Бывают на свете такие вещи, которые лучше и не пытаться понять.
Иначе можно сойти с ума.