– Привет, а папа где?
– Понятия не имею. Очевидно, в своей берлоге. Твой брат уже готов ко сну? – откликаюсь я.
Добравшись, наконец, домой, я заворачиваю в кухню выпить стакан воды, а заодно прочесть вскрытую над чайником почту. Там оказывается какая-то новая страховка, которую оформил Роберт. Надо бы поинтересоваться у него, почему этот полис настолько дороже, чем все предыдущие, – без слез на эту сумму не взглянешь. Тут появляется Хлоя – маячит в дверном проеме с айпадом в руках. Она уже выше меня ростом, блондинка, очаровательна и уверена в себе. Дочь своего отца.
– Я зарегистрировала на Фейсбуке ту встречу, как он просил, – поясняет Хлоя. – Пришлось зафрендить несколько школьных мамаш и папаш, чтобы им можно было послать приглашения. Думаю, что сообщила всем.
– О какой встрече ты говоришь?
– Он не сказал тебе? Он же говорил, что… – Хлоя поворачивается ко мне спиной и кричит в сторону прихожей: – Папа! Пап! Ты что, маме не говорил?
– Не говорил мне о чем?
Три минуты спустя я уже стою в берлоге мужа, загораживая телевизор, на экране которого Лидс пробивает штрафной, или угловой, или что там они еще могут предпринять, чтобы получить шанс на победу.
– Вечеринка по случаю дня рождения? – осведомляюсь я.
– Эмма! Ну отойди, я же ничего не вижу! – Роберт вытягивает шею, пытаясь разглядеть происходящее на экране за моей спиной. Я ни на дюйм не двигаюсь с места, так что в конце концов он ставит игру на паузу.
– Я же говорила, что не хочу никакой шумихи. Звучит грубо, но ничего не поделаешь.
– Это же твое сорокалетие. Ты должна как-то его отметить. К тому же это не вечеринка в полном смысле слова, просто встреча. Жизнь только начинается, и все в том же духе. – Роберт раздраженно морщит лоб. – Вообще-то это должен был быть милый сюрприз. Почему праздник так тебя беспокоит?
У меня нет ответа. Вернее сказать, он есть, но только для меня.
– Мам, ты должна устроить эту встречу.
Хлоя болтается наполовину в комнате, наполовину в коридоре. Я внезапно осознаю, что в последние дни она контактирует с нами исключительно в дверных проемах, не желая по-настоящему проводить с нами время, пребывая постоянно на низком старте, чтобы скрыться за дверью своей комнаты.
– Это все патриархат. Он заставляет женщин переживать из-за возраста. Но ты должна выжать максимум из своего. Пятый десяток станет временем твоего триумфа.
– Возможно, моим первым триумфом станет наложение вето на эту вечеринку?
– Мам, – Хлоя театрально хлопает себя по бедру, – да ну тебя!
– Не больше двадцати гостей, – добавляет Роберт. – Ничего экстраординарного.
– Отлично. – Я знаю, что потерпела фиаско, к тому же у Хлои в Фейсбуке уже есть два ответа. Если отменить все сейчас, это будет выглядеть странно. – Пусть будет так. Но вам следовало сначала спросить меня.
«Так и вижу, как эти двое закатывают глаза друг перед другом», – думаю я, выходя на поиски Уилла. Я знаю, что отреагировала неадекватно, но желудок словно скручивается в узел.
Сорок. Мне и в самом деле исполняется сорок. И я ничего не могу с этим поделать. «Это всего лишь цифры», – уговариваю я себя, когда по спине пробегает ледяная дрожь. Всего лишь цифры. Все закончится, а я и заметить не успею.
Уилл почти закончил чистить зубы – вокруг рта у него клоунская улыбка из пасты. Он оттягивает губу, чтобы рассмотреть нижние зубы, а затем повторяет то же с верхними.
– Пока никакой не шатается?
Не знаю, чего ему хочется больше – оказаться с дыркой во рту, как некоторые из его друзей, или чтобы к нему прилетела зубная фея. Что бы там ни выбрал для себя Уилл, пусть даже оба варианта, – его челюсти не выглядят хоть сколько-нибудь изменившимися.
Сын разочарованно качает головой:
– Я подумал, что раз у меня кружится голова, то и зубы в ней зашатаются.
Я трогаю его лоб. Он не горячий и не выглядит слишком бледным. Я заглядываю ему в глаза, но зрачки тоже в норме.
– У тебя болела голова?
– Немного кружилась.
– Уже прошло?
Может быть, он заболевает? Уилл давно не подхватывал никаких болячек – возможно, время пришло?
Он неопределенно пожимает плечами, и, расстроенный, идет в свою комнату.
Из стопки своих любимых книжек Уилл выбирает «Медвежонок Паддингтон попадает в больницу», и мы ложимся рядышком – он забирается под свое одеяло с динозаврами, а я устраиваюсь поверх. Для меня выбранный рассказ – ложка дегтя. Паддингтон там ранит голову бумерангом и поэтому вынужден ехать в больницу. Она разбила голову о зеркало.
Тельце Уилла очень теплое. Он устраивается у меня на груди, и как только я заканчиваю чтение, то передаю книжку ему, чтобы сын сам мог поразглядывать картинки и разобрать какие-то слова. Приятно немного побыть в тишине, прежде чем нужно будет спускаться вниз к ужину. Хлоя собирается на ночевку к подруге, так что ужинать будем только мы с Робертом. Он спросит, как прошел мой день, но что бы я ни ответила – это будет ложь. Я не могу рассказать ему правду о Фиби – ведь насколько ему известно, насколько ему когда-либо было известно, наша мать мертва. Я солгала ему при первой встрече, когда мне был двадцать один, и Фиби смирилась с этим. Я никогда не жалела о своем поступке. Понял бы Роберт, если бы я стала объяснять? Возможно. Только я не желаю, чтобы история моей матери была хоть крошечной частью моей жизни.
Я предложу посмотреть фильм. Он станет клевать носом, или я – что гораздо вероятнее. Чем бы мы ни решили заняться, я не желаю думать о ней. И о Фиби. И вот, пожалуйста, именно этим я и занимаюсь – думаю о них обеих. Я снова погружаюсь в прошлое, в тот последний день. В моей голове шуршит страницами семейный альбом с вырезками.
– Мамочка? – Я до такой степени выпадаю из реальности, что не сразу слышу Уилла. – Мамочка, – повторяет он таким голосом, что я тут же прихожу в себя. Уилл изворачивается, чтобы высвободиться из моих рук. – Ты меня слишком сильно сжимаешь!
И это правда. Я вдруг ощущаю, насколько крепко вцепилась пальцами в его плечико. Они вонзаются слишком глубоко.
– О, прости меня, крошка. – Я тотчас же отпускаю его, потрясенная до глубины души. Никогда раньше он так на меня не смотрел – с растерянностью и тревогой. Мне это совсем не нравится. – Я просто задумалась. Хочешь, почитаем еще про Паддингтона?
Уилл улыбается – словно солнце выглядывает из-за туч, и я выбираю новую книжку. К тому моменту, как медвежонок завершает Большое путешествие, Уилл забывает о маминой странности и снова прижимается ко мне. Мамочкины странности. Даже думать об этом не хочу.
Мы с Робертом занимаемся сексом. Качественно и строго в определенной последовательности, будто раскрашивая картину по номерам, так что в финале оба испытываем удовлетворение. Эта рутина захватила нас уже много лет назад. Секса со временем стало меньше, еще меньше его стало после рождения Уилла, и как бы ужасно это ни прозвучало, когда мы заканчиваем, я мысленно вычеркиваю секс из своего списка дел на эту неделю.
Роберт идет в туалет вслед за мной, и в свете ночника я вижу, что в спальне не прибрано, а корзина для грязного белья переполнена. Внизу ситуация не слишком отличается. Этот факт, и то, с каким раздражением Роберт отреагировал, когда я напомнила ему постирать физкультурную форму Уилла, и общая атмосфера обиженной отстраненности, которая окутала нас, заставляют меня задуматься о том, настолько ли Роберт счастлив, пребывая в роли домохозяина во второй раз, насколько был счастлив в первый. Но этот договор мы с ним заключили много лет назад. Он мечтал об этом большом доме, но позволить себе его покупку мы смогли только благодаря моей работе. Возможно, нам стоит подумать о том, чтобы нанять уборщика, но это выльется в дополнительные расходы.
В последние дни между нами постоянно какие-то трения, и я не могу с уверенностью сказать, когда это началось. Но сейчас я тоже чувствую раздражение по отношению к нему. Я сделаю уборку утром. Что угодно, лишь бы закрыть эту тему. Хотя меня не отпускает вопрос – почему именно женщина всегда должна приводить дом в порядок. Но сейчас мне нужно отоспаться за весь этот безумный день.