15 мая (покой нам только снится)
А ведь я его…
Тьфу ты господи, какая только глупость не придет в голову
А может и мне выйти замуж? А что, Изя из приличной семьи.
Позвонить маме, сказать что приду (придется Паране с ужиком подождать)
А глаза у Леднева…
Девочки, я его люблюууууу (плачу)
В моем возрасте нельзя быть такой дурой
Да куда там бежать? Он так странно действует на меня. Ноги слабнут, голова кружится словно глобус, тошнит, а внизу живота…
Короче. Я всхлипнула, достала гематогенку, откусила от нее прямо с фантиком и повернулась к этому коварному мерзавцу. Он чужой, скоро женится, а я… А у меня тест на беременность в пакете и Изя со скрипочкой в анамнезе. И чего я размечталась то, дура? Развесила нюни. Ну не может самолет влюбиться в дирижабль. Это же просто нонсенс.
– А. Это вы снова? – стараясь звучать равнодушно, позорно проблеяла я. Чертова обертка от гематогена застряла между передних зубов, я ее попыталась вытащить языком, потерпела неудачу. Поэтому улыбнулась красиво, показав носорогу свой очередной позор. – Как вы себя чувствуете? Рана поджила? Или опять приехали на штопку? Слушайте, а вы же штопаный…
– Лариса, ты когда-нибудь можешь быть серьезной? – прорычал Леднев, метнув в меня две ледяные синие молнии. Черт, главное не упасть. Ноги превратились в две перекрученные нитки, и к горлу подступил колючий ком. Главное не заплакать, не доставить этому мерзавцу даже толики удовольствия.
– Сейчас как никогда, – рявкнула я, гоня набегающие на глаза огненные слезы. – Я спросила, чего надо? Давайте быстрее, мне некогда болтать с посторонними людьми, меня ждет питон Жора, у него случилась медвежья болезнь, и он сейчас нам все уделает, если я не принесу лекарства. Что вы шляетесь за мной? Вот знаете, как только вы появляетесь на горизонте, у нас в клинике пропадают инструменты.
– Инструменты? – взревел ужасный носорог, покраснел своим породистым лицом. Черт, ну он красавчик. «И он не твой, Лариса Степанна» – напомнила я себе.
– Ну да. Так чего приперлись, господин слуга народа? На свадьбу позвать? – вот тут у меня голос дрогнул, и я сорвалась на писк, такой мерзкий совершенно позорный.
– Можно и так сказать. Я приехал пригласить тебя в ЗАГС. Но сейчас я хочу только одного, – простонал Леднев, растирая пальцами виски. И мне так захотелось почувствовать его вкус снова на своих губах, и огненные прикосновения к коже. И…
– Чего же? – выдохнула я, ожидая поцелуя. Дура, да, дорогой дневник? Чокнутая.
– Вырвать тебе твой болтливый язык, и…
– Опоздали вы, Жорик. Я замуж выхожу, – боже, что я несу? Это же дурь абсолютная. Зачем? Что я хочу ему доказать этому наглому, зажравшемуся павиану? Что я тоже не лыком шита, и что плевать мне на него и его ногастую, и что это не он мной попользовался? Что? Детский сад, штаны на лямках, вот что. И я дура. А он… Что это с его глазами?
– Замуж? – прохрипел Леднев. – За кого? За таблеточного мачо, которого тебе маменька сосватала?
– Почему же? У меня прекрасный жених. Музыкант, лауреат международных конкурсов, – тут я конечно приврала немного. Вру, много. – Он красивый, высокий, богатый. И… И я с ним счастлива. Он на прием мне принес неделю назад ежика белого, точно. И это была любовь с первого взгляда. И мы женимся скоро и уезжаем в Гагры, – продолжила я фонтанировать идиотизмом. Ну какой ежик, черт бы меня подрал?
– Со второго, – зло оскалился Леднев, – с первого то у тебя со мной любовь случилась. Неужели так понравилось, что ты в разнос пошла?
– Вообще не понравилось, вот решила найти что-то поприличнее. Я любви то и не заметила даже, так легкий штиль. А мне страсть африканскую подавай, ага. Вот такая я грешная, – фыркнула я, и отвела глаза. Вру я даже хуже. чем притворяюсь. – Тем более, что по телевизору сказали, что вы скоро под венец свою «брат такую» поведете. Слушайте, вы что ревнуете?
– Дура, – прорычал Леднев, схватил меня пальцами за подбородок и я почувствовал его дыхание на своих губах, выронила пакет, который судорожно в руках сжимала и… – какая же ты дура. Я же…
Я вырвалась из его захвата, загибаясь от сожаления, и от желания продолжения. Ну зачем он меня выпустил?
– Вы еще и изменщик. Еще жениться не успели, а уже… – чего это с ним? Леднев стоял молча, смотрел под ноги и… О черт, проклятая провизорша.
– Это что? – прошептал ушастый носорог, поднимая с земли проклятую плоскую коробочку. – Лариса…
– Вас это не касается, – чувствуя себя героиней дешевой мелодрамы простонала я, – Женитесь? Женитесь. И не лезьте ко мне. Не мешайте мне жить так, как я хочу. Не мешайте мне быть счастливой.
– Хорошо. Ты права, – снова стал айсбергом леднев. Губы закаменели. А взгляд… Черт бы его подрал.
– Так вы зачем приехали то?
– Толстой пропал. Он единственное, что у меня осталось от дочери. И в принципе, теперь единственный.
– В смысле? Левушка? О, боже. Но как? Вы же ему поставили ДжиПиЭс трекер, как я рекомендовала? И чип, у Левушки же чип есть.
– Да пошла ты, Лариса Степанна, Знайка Пилюлькина. Тебя это больше не касается, – рявкнул Леднев, и резко развернувшись, пошел по тротуару.
И я пошла. В противоположную сторону. Разошлись, как в море корабли. И слезы все таки обожгли мои щеки, как пишут в дурацких любовных романах.
Я ввалилась в клинику, прижимая к груди погрызанную гематогенку и коробку с тестом и тут же столкнулась с Параней.
– Что такое?
– Леднеоооов, – прорыдала я, откусывая гематоген. – Он… там… А я…
– Он что, тебя ударил? – зазвенела голосом Параня.
– Нет. Я его люблюууууу, гада такого. А он… Он на свадьбу меня пригласить приезжал. Он… – всхлипнула я, вытерла нос рукавом и побрела в туалет. Ну а что, пропадать что ли подарку? И докажу этим дуракам, друзьям моим лютым, что они таки дураки. Ну какая беременность может быть? Дети плоды любви, а Леднев…. Он меня не любит. Не любит. Не любит. Он просто… Ушастый носорог.
Сейчас я убежусь, убедюсь, в общем уверенно скажу подслушивающим под дверью туалета Паране и Жопинскому что они идиоты, вытру слезы, позвоню маме и буду делать себя и всех вокруг счастливыми. И забуду ушастого носорога, как страшный сон. А потом вернусь домой. Прижму к себе мою белую королеву, и… И… Что дальше, я еще не придумала.