Джек нахмурил брови.
– Иконка вроде молнии? – переспросила Лена.
– Ну, или мне так показалось. Между прочим, дождь лил не переставая, и я вдруг подумал: а что если, когда гроза кончится, окажется, что все это мне приснилось? Я глянул на Кобэйна. Он сидел у двери, недовольный, и уже явно собирался сваливать, но все же оглядывался, как бы приглашал меня за собой. Ну, на самом-то деле он просто боялся грозы и заодно хотел, чтобы я дал ему пожрать – он всегда ест, когда нервничает... Его глаза светились в темноте, будто саккумулировали свет молнии, и даже шерсть искрилась. Воздух был насыщен электричеством. Мне опять стало не по себе.
Вместе с котом мы вышли в холл. Входная дверь была приоткрыта, и было слышно, как на улице шумит дождь. Телевизионная панель показывала какой-то молодежный сериал без звука. Там все герои поминутно то целуются, то смеются... Я вспомнил Диану. Не надо бояться, подумал я.
В общем, я дал коту какой-то жрачки, чтобы он отвязался, а сам спустился в подвал. Там у меня стоит довольно мощный комплект излучателей, мы там постоянно играем, Лена знает... Дверь я почему-то оставил открытой. Наверно, боялся или что-то предчувствовал. Я прогрел систему и активизировал эту молнию.
Поначалу все шло нормально. Программа начала грузиться, я увидел заставку: вроде Strangers, но другое по дизайну, такое старомодное, и как будто сделанное наспех, не слишком-то красиво… Потом что-то сдвинулось, – у меня закружилась голова, – и наступила темнота, только перед глазами плыли какие-то пятна, и еще мигало предупреждение: батарея очень быстро разряжалась. Должна была уже включиться какая-нибудь графика, и я гадал, какой она будет. Но ничего не происходило.
Я переключил очки на ночной режим и все равно ничего не увидел. «Наверно, программа не запустилась», – подумал я и вообще снял вижн. Но в глазах по-прежнему было темно. На секунду я решил, что ослеп на время, – говорят, такое бывает, если перебрать мощность, – но потом понял, что все еще хуже.
Да, я оставался в темноте. В темноте и в тишине. Там была ночь. Но я знал, что это уже не наш дом. Как бы вам это описать? Я чувствовал, что вокруг нету стен, и пространство невообразимо расширилось, как если съесть упаковку синхрона, – но я ведь не принимал ничего такого… и еще мне показалось, что воздух стал совершенно иным. Слишком чистым, если такое может быть. Таким густым, влажным, свежим. Как будто им еще никто и никогда не дышал, этим воздухом, и я был первым.
«Диана?» – позвал я, но никто не откликнулся.
Мне стало не по себе.
Мало-помалу мгла рассеялась, а может, просто глаза притерпелись к темноте, – и тогда я смог оглядеться.
Были сумерки, как будто только что зашло солнце, и небо еще слегка светилось. Вокруг стояли деревья, сосны, с такими толстенными корнями: я прошел всего лишь несколько шагов, споткнулся в темноте и едва не расшиб голову о какую-то корягу… Впереди было светлее, деревья там редели, а земля проваливалась куда-то вниз – скорей всего, там был овраг или речка. Все это казалось совершенно диким, сказочным, как в фильмах про ведьм, понимаете? «Вот если бы это были съемки, я бы тогда так не боялся, – думал я. – Да только что-то не видно вокруг ни камер, ни софитов». Со всех сторон шуршали капли – я забыл сказать, шел дождь, такой теплый дождь, – и пахло дурманом, как на болоте, так, что у меня уже начинала побаливать голова.
Надо было идти хоть куда-то, и я решил пойти вперед. Деревья там расступились, там был такой песчаный обрыв, а чуть подальше светлел противоположный берег. Я слышал, как внизу журчит невидимая речка. Перебраться через нее можно было, наверно, только что-то не больно хотелось. «Надо пойти по течению, – подумал я. – Эта дрянная речка куда-нибудь да впадает. А на излучинах обычно живут люди». Вы понимаете, я уже поверил в то, что… да и трудно было не поверить.
Я прошел еще немного вдоль берега и понял, что это – пустая затея. Дальше деревья подступали к самой воде, вдобавок склоны заросли какими-то колючими кустами вроде дикой малины или ежевики или что там еще бывает; заросли были совершенно непролазными. И тут я подумал: как-то странно, что я так легко вышел к речке, будто меня специально туда приглашали.
Оглядевшись, я встревожился еще больше.
На том берегу сквозь туман проступали неясные и неразличимые темные громады – там высились то ли столбы от поваленного забора, то ли обломки рухнувшего дома, то ли наоборот – начатая и заброшенная стройка… «Чем бы это ни было, но это оставили люди, – решил я. – Пожалуй, мы не станем навязываться. Просто понаблюдаем».
А потом подумал: вот я уже сам с собой начинаю говорить.
Подобравшись к самой кромке обрыва, я стал всматриваться в туман. И тут же, к моему изумлению, на другом берегу что-то засветилось ярким, искусственным светом, луч проехался влево-вправо, словно кто-то ездил там на бесшумном гибрид-скутере – но в такую возможность плохо верилось. Наконец там засветилось сразу несколько огоньков послабее. А потом на берег вышел человек.
Я видел его силуэт. Он был довольно высок и широк в плечах, кажется, без оружия; зато он опирался на длинную толстенную палку. Я не мог разглядеть его лица, но знал, что он пристально и недружелюбно смотрит на меня – одним словом, я замер и похолодел от… в общем, было довольно страшно; я уже приготовился бежать куда-нибудь, все равно куда, но тут он окликнул меня:
«Вы как здесь оказались, молодой человек?»
Голос у него был властным и уверенным – даже речка как-то притихла. Если судить по этому голосу, говорившему было лет сорок. Он так и стоял на том берегу, шагах в десяти от меня, не делая попыток приблизиться.
«Я… не знаю», – проговорил я и понял, что меня не слышат – человек на том берегу покачал головой с сомнением. Мало того: он переложил свою палку из правой руки в левую, будто готовился достать оружие.
Тогда я добавил погромче:
«Мне прислали пропуск».
«Пропуск? – переспросил незнакомец. – Кто же прислал? Неужели наша Диана-охотница?»
«Да, Диана, – признался я. – Почему вы ее так называете?»
«Потому что вы здесь, юноша. Правда ведь, она заманчивая девочка?»
Я смутился и не знал, что на это сказать.
«Но как вас зовут?» – был следующий вопрос.
«Ник».
«А фамилия?»
Назвавшись, я даже слегка успокоился. Может быть, потому, что у нас с отцом такая гордая фамилия. Да к тому же еще и двойная.
Но тот человек повел себя странно.
«Постой… – сказал он. – Постой, пожалуйста… Тебя действительно так зовут? Ну что же… Диана и вправду никогда не промахивается».
«Я все же хотел бы ее увидеть», – сказал я, набравшись решимости.
«А я еще и тебя как следует не разглядел».
В его руках что-то засветилось. Это действительно фонарик, – понял я. – Значит, тут и электричество есть.
Луч фонаря скользнул по моей фигуре, задержался на лице. Я заслонился рукой. А он рассмеялся – как мне показалось, с облегчением.
«Теперь понятно. Все верно. Ты его сын. Ты похож на него, и тебя тоже зовут Ники».
«Я не очень похож на него, – возразил я. – Ну и что, что меня так же зовут?»
«Ровным счетом ничего, – вздохнул незнакомец и потушил фонарик. – Ничего удивительного. Просто когда-то мы с твоим отцом были друзьями».
«Погодите, – сказал я. – Кто вы такой? И где мы?»
Фонарик снова загорелся и осветил его лицо. Ему и вправду было лет сорок, может, чуть побольше, но выглядел он немолодым, наверное, из-за усов и бородки, и еще из-за этой палки, на которую он опирался. Он был одет в белую полотняную рубаху и кожаный жилет, длинные седеющие волосы были перехвачены ленточкой. Впрочем, никто бы не принял его за бродягу. Скорее, он был похож – нет, тогда я еще не решил, на кого он похож… словом, он выглядел очень экзотично.
«Зови меня Ингваром, – сказал незнакомец. – Да. Я Ингвар Матиассен».
«Минуточку, – не удержался я. – Но вы же русский?»
«Это на той стороне я был русским, – загадочно отвечал он. – Но здесь, на моей земле, я тот, кем и должен быть».
«На вашей земле?» – не понял я.
«Вот именно, Ники. Перейди ручей. Не бойся, здесь мелко».
«А может, мне лучше тут остаться?»
«Иди сюда. Не волнуйся, Ники. Если ты захочешь, я отправлю тебя обратно. А может быть, ты и не захочешь».
Услыхав такое, я не знал, что и подумать.
Ингвар направил луч от фонаря вниз, чтобы я мог видеть, куда иду; вода оказалась обжигающе холодной, а сама эта чертова речка была глубиной по колено, однако джинсы промокли снизу доверху, и это ощущение я не назвал бы приятным. К тому же спикер оставался у меня на поясе, и я боялся, что он утонет или отключится – ну и что случится тогда? – размышлял я и не мог найти ответа.
Ободрав ладони о какие-то поганые корни, я вскарабкался на обрывистый берег. Ингвар помог мне подняться. У него были холодные сильные пальцы. Он оглядел меня с головы до ног.
«Ну, теперь здравствуй, Ники», – сказал Ингвар.
«Здравствуйте», – отозвался я, пожимая протянутую руку. А сам во все глаза смотрел вокруг.
Посмотреть было на что.
Руины вокруг были вовсе не руинами. Теперь я ясно разглядел обширную поляну – и вокруг нее громадные деревянные статуи, врытые прямо в песок, как в детском парке, только огромные – пожалуй, в два человеческих роста. Кто-то расставил эти статуи в строгом порядке – по трое, плечом к плечу, по широкой дуге, открывавшейся к обрыву. Тела истуканов были обильно промазаны пахучей смолой или дегтем, наподобие старых телеграфных столбов, которые еще встречаются кое-где за городом; были у них и лица, искусно вырезанные прямо из ствола дерева и как будто даже позолоченные. Где-то у подножия каждой статуи таились лампы подсветки. Сейчас они горели вполнакала, но даже и в таком неярком свете на дьявольских харях были различимы темные, будто от выпитой крови, полуоткрытые рты и недобрые выпученные глаза.
Среди троих главных идолов один имел самый злобный вид. У него была бородка, вырезанная из просмоленного дерева, с точностью до волоска, и довольно пышная шевелюра, тоже из дерева. Он был похож на революционера Че Гевару.
«Наверно, Перун», – вспомнил я и даже поискал глазами табличку: таблички не оказалось.
Заметив, что мне интересно, этот Ингвар щелкнул пальцами, и подсветка стала ярче (в глазницах Перуна что-то сверкнуло металлическим блеском: почему-то я вспомнил о лазерных излучателях).
«Это – святилище, – пояснил он. – И еще здесь… как сказать… принимают в пионеры».
«Никогда не любил скаутов, – заметил я. – И нацистов тоже».
Ингвар улыбнулся.
«При чем здесь нацисты… Но, видишь ли, я не ожидал встретить здесь именно тебя, дружок, – с этими словами он положил руку мне на плечо. – Вот посмотрел на тебя и сразу нахлынуло столько воспоминаний… Сюда вообще-то редко приходят люди с той стороны. Только если Диана пригласит… по моей просьбе».
Это дополнение мне не очень понравилось.
«Вы так и не объяснили, где мы», – напомнил я.
«Мы в Ингрии, маленький Ники, – отвечал он. – На земле Древней Ижоры. Так называется местность, что ты видишь вокруг».
«Ижора? – спросил я. – Это же речка такая, недалеко от Питера. Через Колпино течет».
«Ингрия – это целая страна, – произнес Ингвар веско. – Это моя земля. Такая, какой я всегда хотел ее видеть».
«Вы создали эту землю?» – удивился я.
«Ну, или открыл. Называй как хочешь».
«И что же? Тут люди живут?»
«Живут. И всегда жили».
Словно в доказательство, откуда-то издалека ветер принес запах дыма, а спустя еще мгновение до моих ушей донесся еле слышный собачий лай. Он становился громче: первой псине ответила вторая, третья, потом все вдруг заткнулись, как по команде, и снова наступила тишина.
«Слышишь? – спросил Ингвар. – Там их поселок. Эта страна – как бы тебе объяснить? – в стороне от больших дорог… вообще довольно далеко от цивилизации».
«Далеко? Как далеко?»
«Приблизительно за тысячу лет».
Я вздрогнул и попятился:
«Да что вы тут все, больные?»
На это Ингвар ничего не ответил, только пожал плечами. Сумасшедший, точно сумасшедший, – сообразил я. Хотя в то же самое время мой разум продолжал бешено работать, пытаясь призвать мысли к порядку… Этот самый Ингвар говорил по-русски, как мы с вами, и в руках у него был электрический фонарик на аккумуляторах, но все вокруг и вправду казалось чертовски диким и древним. И еще меня сбивал с толку воздух. И эти сказочные истуканы.
Наконец мозг капитулировал, и меня охватила паника. Я отступил на шаг и оглянулся.
«Постой, Ники, не убегай, – позвал меня Ингвар. – Ты заблудишься и пропадешь, и никакой дозор тебя не найдет. А ведь тут и медведи встречаются».
«Да где я, в конце концов? – воскликнул я. – И как отсюда домой попасть?»
«Если ты меня выслушаешь, ты узнаешь и это».
«Но ведь ничего такого не может быть, – проговорил я в отчаянии. – Такого не бывает. Все это иллюзия. Это всего лишь графическая модель. На самом деле я – у себя дома. Я помню, я спустился в подвал и запустил эту чертову программу. Просто из любопытства. Еще началась гроза…»
«Гроза? – переспросил Ингвар. – Ну да, конечно, гроза. Это многое объясняет».
«Вот именно, – сказал я. – А потом как-то резко наступила ночь, и я оказался здесь. Неужели это все из-за грозы? Может быть, в меня ударило молнией?»
«Ага. Испепелило на месте. И вот мы с тобой обретаемся на том свете. Должен тебя разочаровать: хотя это объяснение и напрашивается само собой, оно в корне неверно».
«Что-то я не понимаю».
«То, что ты видишь здесь, не графическая модель и не матрица реальности. Хотя это и не тот привычный реал, в котором остался твой дом… и все твои графические модели заодно».
«А что же это, если не реал?»
«Это скорее реконструкция. Представь, что мы отмотали киноленту в некую точку прошлого и начали всю историю заново, из этой самой точки».
«Но это же невозможно, – возмутился я. – Возникнет хронопарадокс».
«Парадокс? – повторил Ингвар, казалось, с интересом. – Отчего же?»
«Ну, а как иначе? Если изменилось прошлое, будущее не сможет остаться неизменным».
«Просто это будущее будет только нашим, и к будущему остальных не будет иметь никакого отношения. Считай, что сейчас время движется вбок. Наша история растет в сторону от общей истории, как… ну, скажем, как ветка дерева».
Он указал куда-то в сторону.
«И что же, пока мы растем вбок, для остальных история продолжается?» – спросил я.
«А какое нам дело до остальных?»
Казалось, я вот-вот пойму, о чем он говорит. Но не тут-то было. Моя голова шла кругом. Взглянув на меня (даже в темноте я почувствовал его взгляд), Ингвар начал снова:
«Это был рискованный эксперимент. Мы с твоим отцом и сами не подозревали, до каких глубин нам удастся донырнуть. Теория темпоральных направляющих еще никем как следует не сформулирована... но мы опередили теорию. Знаешь, как если наугад подбирать password на вход в чью-то чужую систему, которая работала себе и работала, и вовсе не нуждалась в чужом вмешательстве… так вот, мы вдруг взяли и подобрали этот пароль. Чтобы тебе было понятнее: представь, каково это – взломать не локальную сеть, а целую реальность?»
«А что, если реал – тоже чья-то игра?» – предположил я.
«В таком случае, этот кто-то создал программу с открытым кодом».
«Почему же тогда каждый не возьмется перестраивать реал так, как ему хочется? – спросил я. – Я бы, пожалуй, многое бы переделал».
«Переделывать, как выяснилось, не получается. Приходится работать с тем, что есть. Строить альтернативу на чужом каркасе. Только надо выбрать момент, откуда лучше начать».
Что-то щелкнуло у меня в голове.
«И много таких миров можно создать?» – спросил я.
Ингвар невесело рассмеялся.
«Лучше об этом не думать. Вероятно, сколько угодно. Если у каждого такого демиурга найдутся мощные излучатели в спектре реликтового излучения, да если еще он подберет нужную последовательность встречных импульсов… да еще если гроза поможет… то эти персональные миры можно будет тиражировать, как копии «World of Warcraft». Знаешь такую игру?»
«Слышал, – вежливо отвечал я. – Но мы как-то больше играем в «Battle of Evermore». Там моделей больше».
«Как быстро меняется мир, – вздохнул Ингвар. – Я и забыл, что ты прибыл из будущего. Здесь у меня прогресс не так заметен. Хотя некоторые из моих… подданных… уже перестали бояться радиотелефонов».