«Как быстро меняется мир, – вздохнул Ингвар. – Я и забыл, что ты прибыл из будущего. Здесь у меня прогресс не так заметен. Хотя некоторые из моих… подданных… уже перестали бояться радиотелефонов».
Он вытащил из кармана и показал мне довольно потрепанную рацию, вроде тех, что используют охранники в супермаркетах.
«Вот. Не так давно доставили».
«А спикер тут не работает?»
«Спикер? Разве что в локальном режиме. На коротких волнах. Я мало кому даю такую возможность. Только самым проверенным».
«И много у вас тут людей?» – спросил я.
«Негусто, – улыбнулся Ингвар. – Мы застали эту страну малонаселенной. Можно было попасть и вовсе на безлюдье, но мы ведь не собирались отматывать пленку слишком далеко... Ну что тут могло быть раньше, после схода ледника? Тундра и тундра. Здесь, в одиннадцатом веке, гораздо интереснее. Местные сперва посчитали нас за могучих конунгов, приплывших сюда из заморских стран, а как бы и не из самого Асгарда… ты знаешь, что такое Асгард?»
«Ну, догадываюсь».
«Потом, когда мы заговорили с ними по-русски, они решили, что мы – вендские боги. Конечно, мы с Николаем выглядели божественно, – усмехнулся Ингвар. – Ведь мы запаслись множеством волшебных вещей, включая фонарики и зажигалки. Ну и генератор с ветряком, разумеется».
«А оружие?» – спросил я. Помимо воли, мне становилось все интереснее. Эта их игра получилась захватывающей.
«Конечно, мы захватили с собой кое-что. Но стрелять не пришлось. Здешние жители простодушны и доверчивы. Они всю жизнь прятались по лесам от шведов, потому что те забирали у них детей в рабство; еще бегали от новгородских тиунов – не хотели платить дань какому-то Боривою… Так звался тамошний посадник, еще до нынешнего… Это бедный народ, дремучий, но по-своему милый. Ну, да мы тут навели некоторый порядок. Утвердили власть. Видишь, даже внедрили свой пантеон. Николай был сторонником единобожия, но мне это показалось нефункциональным…»
Рация в его кармане вдруг запиликала. Он поднес аппарат к уху, прислушался, произнес несколько слов на неизвестном языке, затем продолжил по-русски, но тоже непонятно:
«Да, Корби. Десять кун. Выправим виру, и довольно с них».
Закончив разговор, он обернулся ко мне:
«Кто бы мог подумать: тоже научились уклоняться от налогов».
«А домой вам не хочется?» – спросил я и тут же пожалел, что спросил.
«Мне и здесь не скучно, – как-то слишком ровно ответил Ингвар. – Видишь ли, пока я здесь, я практически всемогущ. Но кто знает: возможно, если я покину Ингрию, все это рухнет. Перестанет существовать. Поэтому ты отчасти прав: весь этот мир – мое творение… и моя иллюзия».
Тут он умолк, вздохнул и закончил:
«У меня есть предположение, что эта иллюзия рано или поздно развеется, Ники. Вот только я не знаю, как это произойдет и когда».
«А как же мой отец? – не вытерпел я. – Ведь он возвратился домой – тогда, давно?»
Ингвар неловко переступил с ноги на ногу, затем снова оперся на свой посох. Я только сейчас понял, что ему тяжело стоять и разговаривать со мной так долго. Не слишком-то он всемогущ, подумал я, раз с палочкой ходит.
«Да, Ники. Твой отец вернулся, – произнес Ингвар, помолчав. – К тому же нам двоим здесь было тесно… Но у него неплохо идут дела, так ведь?»
«Ну, у него свой бизнес, – сказал я. – Что в этом плохого?»
«Пожалуй, ничего плохого. Все только хорошее. У него всегда все получалось».
«А у вас?» – зачем-то спросил я.
«У меня получилось только однажды. Когда я нашел дорогу сюда. Ну, или еще один раз… может быть…»
Ингвар запнулся и умолк, а я не знал, что сказать. И еще мне показалось, что в темноте он пристально меня разглядывает.
«Скажи, Ники, твой отец любит тебя?» – спросил он вдруг.
«Мы с ним даже разговариваем редко, – признался я. – А кого он любит – я даже и не знаю, если честно».
Ингвар грустно улыбнулся.
«Ты знаешь… там, в реале, у меня тоже был сын, – сказал он. – Он даже постарше тебя. Я не видел его лет четырнадцать».
«И вы так спокойно об этом говорите? – не поверил я. – Вы остались в этой своей сказке и бросили своего сына?»
Ответил он не сразу. Он зачем-то включил фонарик: кусты вереска под нашими ногами на миг блеснули искусственным изумрудным цветом, как на картине безумного французского художника, который… я не успел додумать эту случайную мысль, потому что Ингвар все-таки заговорил:
«Нет, Ники. Я создал этот мир не для того, чтобы возвращаться. Если я вернусь, исчезнет не только все вокруг. Исчезну и я сам. Меня больше нет в реале. Там я выключен… вот как этот фонарь. Был – и нету».
Он погасил лампочку. Мир вокруг нас действительно пропал. Когда фонарик загорелся снова, Ингвар был серьезен:
«Вот что, Ники. Тебе лучше будет вернуться. Ты еще не готов жить в Ижоре. Ты слишком привязан к своему миру. К своим играм. Ты ведь даже сюда вошел просто потому, что тебе хотелось встретить здесь Диану, разве нет?»
«Я ни к чему не привязан, – возразил я. – У меня там никого нет. Даже друзей нет. Только Лена».
«Сестра? Она ведь постарше тебя? – он почему-то усмехнулся. – Может быть, ей здесь будет интереснее... тут у меня много интересного для девочек. Да, и вот что…»
Он полез в карман и вытащил оттуда какую-то коробку.
«Вот это – тебе. Чтобы тебе не так страшно было возвращаться».
«А что это? – спросил я. – Синхрон?»
«Не совсем. Я знаю, о чем ты говоришь, но это лучше, гораздо лучше. Синхрон китайцы создали для русских. А эту вещь они делают для себя – улавливаешь разницу?»
«Я не хочу», – сказал было я, но как-то так получилось, что четыре или пять таблеток сами собой оказались у меня на ладони. И я машинально их проглотил.
Прошло всего несколько минут, и мир не то чтобы изменился, но как будто повернулся слегка вокруг своей оси – еще немного, казалось мне, и я окажусь как будто на краю карусели, такой большой центрифуги, с которой меня непременно выбросит прочь, неизвестно куда.
Ингвар заметил это и усмехнулся.
«Пора домой», – сказал он.
«Нет, подождите. Я не хочу...» – начал было я, но тут он легонько подтолкнул меня в спину. Я успел заметить, как между головами деревянных истуканов словно бы проскочили искры, а затем прямо перед моим носом взорвалась шаровая молния; тут снова наступила кромешная тьма, и перед глазами у меня поплыли цветные круги… Больше я ничего не помню. Кажется, потом я несколько раз просыпался в больнице, там было темно, и отец со мной разговаривал... потом мы плыли на лодке. Но ведь не могло все это мне присниться?
** *
– Вряд ли это тебе приснилось, – согласился Джек. – И у тебя прекрасная память.
Ник больше не пил кофе. Он молчал и облизывал губы.
– А по-моему, это какая-то фантазия, – недоверчиво сказала Лена. – Ты и вправду думаешь, что этот Маттинен...
– Матиассен, – сказал Ник. – Я точно запомнил.
Фил не проронил ни звука. Он смотрел в окно. Там, за высокими тополями, солнце уже клонилось к закату. Приземистый темный «Мерседес» беззвучно пробирался по узкому проезду, мимо припаркованного «мини», куда-то дальше, Фил не видел, куда.
– Отца звали Игорь, – проговорил он. – Игорь Матюшкин. Мне было три года, когда он пропал.
Лена вздохнула. Ее брат запустил всю пятерню в свои длинные волосы и почему-то закрыл глаза.
– Значит, это он написал «Rewinder»? – произнес Джек странным голосом. – Твой отец? Ох, Филик… а ведь я мог и сам догадаться.
– Я его совсем не помню, – сказал Фил. – Он нас бросил.
Стало слышно, как где-то на улице каркает ворона.
Ник пошевелился, глянул на Фила виновато. Наморщил лоб.
– Но что такое этот «Rewinder»?– спросил он. – Джек, ты же знаешь. Объясни.
Евгений задумался.
– Я знаю только слухи. Гипотезы. По одной из них, существует реликтовое излучение вселенной. И не просто какой-то постоянный остаточный фон, а сигнал в широком частотном диапазоне, который генерируется постоянно с самого Большого Взрыва. Причем сразу во всех направлениях. Лучи расходятся в разные стороны. Тот человек… Ингвар что-то говорил про темпоральные направляющие. Он правда так говорил?
– Не веришь? Думаешь, я сам такое придумал?
– Не волнуйся. Верю. Хотя и сам не слишком понимаю. Есть догадка: этот реликтовый сигнал несет довольно серьезную информацию. При надлежащем уровне техники его можно детектировать и расшифровать. Как цепочку ДНК.
– И что это за информация?
– Ну, скажем, хроника событий с начала времен до настоящего момента. Схема причинно-следственных связей для всей нашей реальности. Что-то вроде координатной сетки. Выбирай, что больше понравится.
– Ой, блин, – вздохнул Ник. – У меня по физике всегда тройка была.
А Евгений без тени улыбки продолжал:
– Так вот. Если предположить, что все это правда, тогда, отмотав равные отрезки по разным осям координат, мы сможем по этим точкам реконструировать многомерный образ прошлого. А потом из этой точки начать свое движение. Получится параллельное прошлое. Улавливаете?
– Вместе с людьми? – спросила Лена.
– И даже вместе со всеми звездами и планетами.
– А если в этом прошлом мы встретим себя самих?
– Ну и станем самими собой, – пожал плечами Джек. – И снова доживем до нашего времени… а может, до какого-нибудь другого. Кто может поручиться, что это не происходит с нами постоянно?
Лена, расширив глаза, ничего не отвечала.
– «Rewinder», – тихонько проговорил Ник. – Он перемотал назад время?
– Я ничего не утверждаю. Но, похоже, кое-что ему удалось. А ведь если эксперимент удался хотя бы один раз, его результат обязан стать законом… Реальность становится реальной в тот миг, когда хотя бы кто-то один примет ее за реальность.
– Финиш. Приехали, – сказал вдруг Фил.
Он смотрел в окно.
– Это отец, – тихо сказала Лена.
Николай Павлович Мирский уже выбрался из «Мерседеса» и стоял теперь у ворот. Спокойный и невозмутимый, как обычно. Поодаль переминался плотный охранник.
– Женя, к вам гости, – сообщил голос консьержки.
– Я знаю.
Сказав так, Джек даже не двинулся. Он так и остался сидеть, прикрыв глаза, как будто ждал какого-то сигнала – или просто не знал, что делать.
– Как он нас нашел? – недоуменно спросил Ник, глядя сквозь челку подозрительно блестящими глазами. – Да еще так скоро?
– Догадаться было нетрудно, – сказала Лена.
Она поднялась. Обняла Фила за плечи.
– Филик, – сказала она.
– Ну?
– Прости меня. Я ничего не знала. Клянусь.
Фил покачал головой:
– Это уже неважно, – проговорил он. – Ты верни мне тот диск, ладно?
Помедлив, Лена выложила на стол пластиковую коробку.
– Ты хочешь пойти туда? К своему отцу? – спросила она.
Филипп кивнул.
Лена выглянула в окно: Николай Павлович Мирский так и стоял у калитки, скрестив руки на груди. Его спутник (в душном темном костюме) говорил с кем-то по телефону. В коттедже не было второго выхода.
Фил вынул из кармана мультикарту. Повертел в руках, положил перед собой. Солнце сияло на цветном кусочке пластика, и на глаза наворачивались слезы.
– Возвращайтесь домой, – мрачно сказал Филипп. – У вас неприятности будут.
По-прежнему глядя во двор, Лена проговорила:
– За нас не волнуйся.
– Евгений, гости ждут, – напомнила консьержка. – Сказать, что тебя нет?
Джек вздохнул.
– Минутку, – сказал он.
Он встал. Приоткрыл дверь в лабораторию. Обернулся.
– Решайте сами, – сказал он. – Только недолго.
С этими словами он вышел и плотно прикрыл за собой дверь. В окно было видно, как он не спеша идет по дорожке навстречу гостям.
– Я не хочу домой, – сказал вдруг Ник. – Меня уже тошнит от этого всего.
– Воды выпей, – посоветовал Филипп. – И успокойся уже.
Но Ник не успокоился. Он откинул челку и попросил жалобно:
– Возьми меня с собой, Фил. Я же был там. Ничего страшного.
– А я что, боюсь?
– Я вас одних не отпущу, – перебила Лена. – И одна тут не останусь. И не думайте.
– Ты со мной? – голос Филиппа дрогнул. – Ты правда со мной?
– Бери диск, Фил, – Ленкин голос сделался вдруг решительным. – Скорее, скорее.
Экраны на стенах лаборатории оставались темными, еле слышно гудели вентиляторы, светодиоды на каких-то незнакомых Филиппу устройствах перемигивались. Лена уверенно набрала на клавиатуре несколько символов, огляделась, будто потеряла что-то. Спустя секунду в черном металлическом ящике на полу что-то зажужжало, из него выдвинулась прямоугольная панель с круглым углублением посредине. «Надо же, еще работает», – пробормотала Лена и поместила диск куда следовало (панель с лязгом убралась обратно). Настенный дисплей засветился, на нем возникли буквы и цифры. Ник толкнул Филиппа локтем: «Вот оно, – шепнул он. – То самое». По углам комнаты загудели, разогреваясь, излучатели – они были похожие на обычные лазерные пушки, только их лучи были сфокусированы в одной точке под потолком, образуя в пространстве нечто вроде пирамиды.
Прошло еще полминуты. За стеной послышались голоса. Лена кинула быстрый взгляд на дверь: она была заперта изнутри. «Спокойно, – прошептала она. – Держитесь за руки».
Тотчас же потолочные панели начали бесшумно расползаться в стороны, как раскрывается бутон лотоса, если бы наблюдателю повезло оказаться внутри. Розовеющее закатное небо показалось между лепестков, и все, не сговариваясь, устремили взоры вверх; именно в этот момент в зените, там, где сходились лазерные лучи, сверкнула молния. Ослепленные зрители едва не столкнулись головами. Последним, что успел различить Фил, был приглушенный стук в дверь – а может, никакой двери уже не было, потому что земля под ногами вдруг ухнула вниз, и его руки от неожиданности разжались. Он вроде бы звал кого-то и одновременно удивлялся, что его крик удаляется и становится неслышным. А вслед за этим и вовсе наступила слепая и тупая тишина.
** *
– Итак, теперь они все знают, – произнес Николай Павлович. – Может, это и к лучшему.
Джек Керимов вздохнул.
Потолок лаборатории уже вернулся на прежнее место, дисплей на стене погас. В лаборатории было тихо.
– До сих пор не могу понять, как это работает, – сказал господин Мирский. – Нет, ну то есть я все это вижу, могу потрогать руками, но все равно не понимаю. Самое печальное, что… когда все вернется на свои места, уже и понимать будет нечего. И, скорей всего, некому.
– Природа защищается от хронопарадокса, – тихо сказал Джек. – Про это еще в вашей Библии сказано. Все возвращается на свои круги. Или что-то в этом роде.
– Игорь так не думал, – возразил Николай Павлович. – Гениальная голова. Но безумная. Я никогда не мог его понять. Даже в детстве.
Евгений бесшумно прошелся по лаборатории: мягкие циновки скрадывали звук шагов. Он щелкнул пальцами, и панели на стенах засветились. Зрителей снова окружило зеленое южное море. Рыбки мелькали среди разноцветных кораллов.
– Возможно, мне следовало остановить их, – сказал Джек. – С ними-то вся эта альтернатива происходит впервые.
– А я тут знаешь, о чем подумал? – Мирский наконец улыбнулся и разом показался Джеку моложе. – Я подумал: а откуда мы знаем, в которой именно из альтернатив мы живем? И в который раз все это с нами происходит, кончается и отматывается назад?
– Вы не буддист, Николай Палыч? – спросил Джек, также улыбаясь – но одними краешками губ. – Или вы верите в множественность миров?
– Ни во что я не верю. Я бизнесмен. Мне игры надо продавать.
– «Rewinder» – не игра, – начал Джек и умолк.
– А я вот иначе думаю, – усмехнулся Николай Павлович. – Еще какая игра. Только неизвестно, кто в нее играет. Но уж точно не мы.
конец первой части