ГЛАВА 3
К'ВЕСТ
Мы поженимся в ближайший час. В течение всего мероприятия — не только самой церемонии признания нашего юридического союза, но и всей поездки (в повозке, чтобы я мог удерживать ее рядом, мягко стимулируя определенные зоны ее мозга в надежде сдержать натиск самых тяжелых эмоций) — встречи с регистратором и подписания документов — выражение лица Стеллы было… отсутствующим. Если бы я не мог манипулировать областями ее сознания, если бы я не мог заглянуть внутрь него, чтобы догадаться, какие области кипят активностью, я бы не знал, что она испытывает. Потому что внешне она была непроницаема. Она так эффективно использует активное подавление внешних проявлений, что выглядит… пустой. Все внешнее в ней нейтрализовано.
Беря ее за руку (и, поскольку она безвольная, поддерживаю за сгиб локтя), я помогаю ей подняться по ступенькам экипажа после того, как мы выходим из офиса с нашими документами.
— Ты бы хотела вернуться домой или… переедешь ко мне?
Сначала Стелла только тупо пожимает плечами, как будто она в оцепенении. Но затем я наблюдаю, как в задней части ее мозга вспыхивает нечто похожее на выстрелы.
— О чем ты думаешь? Я спрашиваю, потому что вижу только активность. Я не могу догадаться о причине.
Ее изящные челюсти сжимаются. Глаза, ставшие жесткими, смотрят прямо перед собой между ушами наших лошадей.
— Я собиралась сказать, что это не имеет значения. Ты уже осквернил Бэрона… все, — ее взгляд встречается с моим. Пытается задеть меня. — Но я не хочу жить в твоем доме.
Я опускаю подбородок.
— Понятно.
— И, — продолжает Стелла, взгляд ее острее любого ножа, она хочет ранить меня своей яростью, — работники ранчо Бэрона ужасно хотели заполучить его дом. Может быть, если ты переедешь туда, то попадешь в какую-нибудь ужасную аварию. Скажем так, чем больше я думаю об этом, тем больше мне нравится идея вернуться домой.
А. Итак, задняя часть черепа человека — это место, где он вынашивает свои кровожадные мысли. Я обязательно буду внимательно наблюдать за ней, когда снова увижу активность в этой части ее сознания.
Войти в дом Бэрона ничуть не легче, чем в прошлый раз, когда я входил в него с теми намерениями, которые у меня были. И то, что Стелла выбрала слово «осквернение» для обозначения того, что я сделал — с ней, с союзом, который был у них с Бэроном, с их домом, где его призрак преследует ее день за днем с момента его смерти, — я не чувствую мира с этим.
Но теперь Стелла в безопасности настолько, насколько это возможно. У нее есть свой дом, и она может делать все, что делала раньше, и все, что сочтет нужным делать с этого момента. Я не буду ограничивать ее свободу. На церемонии она не сняла с пальца кольцо Бэрона, но позволила мне надеть то, которое я купил у служителя. Это местная версия почти нереактивного, пластичного металла, который так любят люди: золота. Но здесь добывают драгоценный металл, который называется джерен, и он рубиново-красный и красивый.
Я ношу его бóльшую версию на собственном пальце. Первое и последнее украшение, которое я собираюсь когда-либо надеть. Я испытал страннейший прилив чувств, когда провел его по левому пальцу, пока он не уперся в сустав.
Женат.
На Стелле Бэрона.
Я никогда не предполагал, что это произойдет. Очевидно, Стелла тоже никогда бы не думала об этом. Как она сказала мне ранее, она любила Бэрона, и всем, кто их видел, было ясно, что это так. Более того, Бэрон любил свою жену. Было легко понять почему. Она красивая женщина и нежная леди, способная поддержать и, судя по всему, что я видел, идеальный партнер и вторая половинка для человека.
Теперь она вторая половинка Йондерина. Стелла — моя вторая половинка.
Если бы я мог сейчас заглянуть в свой собственный мозг, я представляю, как все его сектора гудели бы от изумления. Они гудят с того самого утра, когда я постучал в дверь Бэрона, раздраженный тем, что мой странный друг-инопланетянин не пришел на нашу встречу с Алвертом Галенстеном. Сперва, я задался вопросом, не спаривается ли он снова со своей женой, что являлось достаточно частой причиной его опозданий. Брачные привычки людей часто приводили меня в замешательство. Почему они позволяют себе прикасаться друг к другу, если знают, что у них есть другие обязательства? Срочные обязательства, на которые они не должны опаздывать, не говоря уже о тех, которые они не должны пропускать вообще.
Я постучал в дверь их дома в стиле ранчо с широким крыльцом и крытыми качелями, с которых открывается вид на часть реки. Я ожидал, что Бэрон откроет дверь с улыбающимися глазами, застенчиво поджатыми губами, и все области его мозга засияют от повышенной активности. Его разум был бы традиционным фейерверком в честь Дня независимости по сравнению со образами, которые я видел у мужчин во время полового акта в салуне. Я всегда объяснял это отличие тем, что он женатый мужчина, с сильно распространившемися по его организму связующими веществами, а те мужчины лишь участвуют в случайных встречах.
Теперь, когда я сам соединился со Стеллой, я ни на секунду не верю, что мой мозг испытывал лишь легкое «облачко» активности. Это должен был быть настоящий ураган Стелла в моей голове.
Но вместо печального раскаивающегося Бэрона, опоздавшего на встречу, и подозрительно растрепанной Стеллы я обнаружил только обезумевшую Стеллу.
А мой друг был мертв.
Врач сказал, что у него остановилось сердце. Я почуял запах яда, наклонившись над Бэроном и обнюхав его, как дрессированная гончая, хотя и ждал, что пока я осматриваю тело, доктор отведет Стеллу в сторону, чтобы сказать ей что-нибудь в этом роде.
Я не смог найти ничего подозрительного. И поверьте мне, я хотел. Я хотел найти предлог — любой предлог — чтобы напасть на кого-нибудь. Но мозг доктора не проявил и намека на обман, когда он постановил, что смерть наступила по естественным причинам.
— Он был молод, но такое случается, — он покачал головой. — Чертовски бессмысленная трагедия, — сказал он с искренним сожалением.
Нет более правдивых слов. Бэрон был хорошим человеком. Справедливым человеком. Мудрым, покладистым и верным. Он также принял под свое крыло немного невнимательного инопланетянина и научил его, как лучше жить в этом мире.
Я не был готов идти по миру без него. Я даже не знал, что мне стоит беспокоиться о том, что настанет день, подобное случится.
Я уверен, что Стелла чувствовала то же самое.
Пока мы в шоке изо всех сил пытались поверить, что Бэрона больше нет, соперники на скотоводческих ранчо ликовали. Возможность поглотить все поместье Бэрона лежала перед ними, как расстеленный для пикника плед.
Все, что им нужно было сделать, — это жениться на Стелле.
А если она не согласится, то они все равно могут взять ее и получить все, что захотят.
Что касается Стеллы, то она, вероятно, считает, что я едва ли лучше стервятников, кружившихся над имуществом ее мужа, но я твердо намерен относиться к ней хорошо и предоставить ей всю возможную свободу. Я также могу искусственно дарить ей счастье всякий раз, когда нахожусь достаточно близко к ней, чтобы манипулировать ее мозгом. Надеюсь, со временем этого будет достаточно, чтобы увидеть ее по-настоящему счастливой.
Я обхожу запряженную пару лошадей и забираюсь на место возницы. Мои ножные протезы не обладают чувствительностью, но в каждой конечности и кибернетическом пальце установлены сенсоры, которые передают биологическую обратную связь — почти как настоящей пальцы. Эта технология позволяет мне ощущать температуру, ходить, подниматься по ступеням, прыгать и бегать с точностью, которую я ценю, и технологии становится лучше с каждым днем.
Некоторым людям при виде протезов становится не по себе. Сидя рядом со Стеллой, я думаю о том, что она никогда не показывала — ни внешне, ни в деятельности своего разума, — что мои кибернетические компоненты нервируют ее. Она очень отзывчивая леди.
Мы оба молчим по дороге к дому, ее и Бэрона. Теперь это наш дом.
Пока я распрягаю лошадей, Стелла громко захлопывает дверь дома. Она тоже громко запирает ее, но я предусмотрительно прихватил ключ от дома, который принадлежал Бэрону. Я узнал его, потому что почувствовал на нем его запах, а также запах мусора из карманов, лошади и Стеллы. Запах был слабым, но я уловил его, когда рассматривал ключи, висевшие на крючках у входной двери, прежде чем сопроводить ее в офис, где мы подписали документы о браке.
Работники ранчо, должно быть, не видели, как я управлял экипажем. Судя по тому, как они подкрадываются к стойлу и подсматривают, я думаю, они ожидают увидеть Стеллу, распрягающую лошадей. Задние части содержимого их черепов светятся желтым, таким ярким, что кажутся радиоактивными. Возможно, они думают застать Стеллу врасплох, пока она ухаживает за животными. Поэтому они поражены, обнаружив меня, и когда я молча показываю каждому из них палец с кольцом (вместе со средним — земной жест, которому Бэрон научил меня несколько соляров назад, но я так и не привык к нему: мой указательный палец тоже всегда пытается подняться), они ошеломлены. Они ускользают, их мозги гудят, когда они осознают, что теперь я — защита Стеллы.
Они быстро приступают к своим обязанностям, проявляя большую концентрацию, чем, готов поспорить, они демонстрировали за последние недели. Ведь теперь исчез соблазн урвать шанс на повышение.
По крайней мере, пока я жив.
Моя жизнь внезапно повисла на волоске. Я делаю себе пометку немедленно начать откладывать средства на имя Стеллы на случай непредвиденных обстоятельств. Если я умру, у меня будет «выходной пакет» — достаточно средств, чтобы вернуться на родную планету или сбежать в любую точку галактики, если придется. На этот раз, если она снова овдовеет, ей не придется продавать скот, облигации, акции или землю, чтобы иметь физические кредиты для побега. Она возьмет все в свои руки.
Если я умру, я хочу, чтобы она была в безопасности подальше отсюда. Мы оба знаем, что одна она не будет в безопасности. После того, как ей представятся реальные возможности для отъезда, я полагаю, она могла бы воспользоваться возможностью сбежать от меня в любое время, как только будет иметь достаточно средств. Мне странно не хочется обдумывать эту мысль. Если Стелла уедет, я буду… тосковать по ней. Возможно, из-за того, что она была так дорога Бэрону, во мне есть что-то, что ощущает связь с ней.
Теперь, когда мы в буквальном смысле установили связь, я чувствую ее повсюду. Связующие эмоции пронизывают мое сознание. Химические вещества для интимных отношений проносятся по организму, связываясь с рецепторами, изменяя мои чувства.
Когда я смотрю сквозь стену дома на биоструктуру Стеллы, я вижу, как те же изменения происходят и в ее сознании. Но я также вижу нарастающую активность в области ее мозга, отвечающей за сильный гнев.
Мне не хочется входить в дом. Но я пользуюсь своим ключом, и меня встречает такой пристальный взгляд, что я почти готов извиниться и выйти обратно на улицу. Я этого не делаю, потому что мое присутствие как хозяина поместья отпугивает хищников. (Хищников, отличных от меня.)
Я занимаюсь в кабинете Бэрона до обеда, разбираясь с бумагами и контрактами, большинство из которых я уже просмотрел. Сейчас я знакомлюсь с его организацией работы и составляю представление о том, какие шаги я предприму дальше. В первую очередь нужно вызвать сотрудников в дом и продемонстрировать им, что Стелла находится под моей защитой — насколько это вообще возможно. Йондерины не популярны в этих краях, но, по воле провидения, мой вид вызывает некоторый страх.
Я смогу защитить ее наилучшим образом, если буду жив, но когда я сажусь напротив нее за стол ужинать, задняя часть ее мозга гудит от злости желто-зеленым цветом, особенно когда она ставит передо мной тарелку с едой. Таким образом, я совершаю немыслимое и решаю, что лучше выброшу еду впустую, чем рискну отравиться. На всякий случай, если она настолько зла.
Когда она втыкает нож в стейк на кости, пока тот не врезается в фарфоровую тарелку, я решаю, что она именно настолько зла.
Я облизываю губы и перевожу взгляд с острия ножа на ее разъяренное лицо.
— Если я извинюсь, это сделает твою трапезу более приятной? Или мне следует остаться и составить тебе тихую компанию?
— Можешь идти нахуй, — слышу я, как она бормочет сквозь стиснутые зубы. Но я слышу ее только потому, что у меня отличные чувства. Обычному человеку хватило бы остроты восприятия лишь на то, чтобы уловить децибелы ее рычания.
Я решаю пока не двигаться. Это кажется самым безопасным. Я провожу большим пальцем по запотевшему стеклу, как обычно, загипнотизированный видом воды. Я не скучаю по дому в океана, но я скучаю по плаванию. Мои протезы можно погружать в воду, что позволяет мне немного плавать. Они также могут отсоединяться, хотя у меня больше нет хвостовых плавников, с которыми я родился. Эта потеря никогда не перестает вызывать у меня легкую меланхолию. Но я многого добился с тех пор, как начал ходить по твердой земле. Я не жалею о своих улучшениях.
— Ты не собираешься есть? — спрашивает Стелла, с едким тоном в каждом слоге
— У меня серьезные опасения, что ты отравила мою порцию, но я благодарю тебя за предложение.
К моему удивлению, Стелла вскрикивает «Ха!»
Всего один испуганный вскрик — не смех. Правда, зоны черного юмора в ее голове все еще подсвечены слабым светом. Это лучше, чем ярость, но я не могу не отметить: раз не было отрицания, мой отказ от этой трапезы остается непоколебимым.
Когда Стелла заканчивает и, извинившись, встает из-за стола, я благодарю ее за обслуживание и беру свою тарелку. Она останавливает меня, «Оставь это», и я бормочу спасибо, прежде чем выскользнуть из комнаты, выйти из дома и занять место на крыльце.
Я не качаюсь на качелях. Я никогда не сидел на качелях на веранде и сейчас не заинтересован в этом. Это было место Бэрона и Стеллы. Я сажусь в кресло-качалку с видом на реку, в котором сидел много раз.
К моему удивлению, некоторое время спустя я оборачиваюсь и вижу Стеллу рядом со мной. Она качается на качелях и тоже смотрит на реку. Она настолько подавлена, что я даже не почувствовал ее приближения.
— С тобой все в порядке? — спрашиваю я.
Она продолжает пялиться на воду.
— Ты что-то сделал со мной. Когда ты был… Я чувствовала, что ты в моей голове. Манипулируешь моими эмоциями.
Я сглатываю.
— Да. Прости. Я надеялся, что это поможет…
— Ты можешь заставить меня снова почувствовать то же самое? — ее глаза встречаются с моими, гнев на меня и ее беспомощность исчезли, сменившись усталостью и пронизывающей до костей пустотой. Это пустота, оставшаяся после того, как кратер уничтожит все вокруг.
Затем ее взгляд становится острым, как бритва.
— Только не секс. Просто прикрой все, что болит у меня внутри. Как одеяло, которым накрывают испачканный диван.
То, что она упомянула диван, заставляет меня задуматься, не думает ли она о диване, на котором я ее уложил. Может быть, мы оставили на нем пятна, но более вероятно, что она думает о том, что я сделал с ней, как о пятне. Я ощущаю успокаивающую грусть, исходящую от Стеллы, и слабо сжимаю руки в кулаки.
— Хорошо. Я могу заставить тебя почувствовать то же самое здесь и сейчас, если хочешь?
— Пожалуйста, — шепчет она.
Я пытаюсь воссоздать приятный вихрь в ее голове. На этот раз она не сопротивляется мне. В конце концов, я управляю ею до такой степени, что ее губы растягиваются в улыбке. Но она неестественна и выглядит рефлекторно. Она выглядит неправильно. Как будто моя марионетка. Мне приходится отвернуться и притвориться, что я смотрю на бескрайние просторы суши, одновременно стимулируя участки ее израненной психики.
Опускаются сумерки. Я встаю, спускаюсь с крыльца и оказываюсь на лужайке. Прохожу по дорожке взад-вперед. Когда я отхожу слишком далеко, моя связь с ней рвется, и я теряю картинку из ее разума. Она перестает реагировать на мое вмешательство.
Ее грудь поднимается и опускается, дыхание становится немного быстрее, когда она приходит в себя. Между нами проходит несколько минут тишины, в течение которых я думаю, не спросить ли мне, хочет ли она большего, но сдерживаюсь, задаваясь вопросом, насколько это слишком сильное вмешательство, когда она хрипит:
— Ты обнимешь меня после?
Бросив на нее озадаченный взгляд, я хмурюсь.
— После чего? Еще…
— После того, как мы снова займемся сексом. Ты не мог бы… — она выглядит так, словно пытается проглотить собственный язык. — Пожалуйста, обними меня. Я думаю, что хочу, чтобы меня обняли.
— О, — я полностью останавливаюсь у подножия лестницы крыльца.
Я подумываю сказать ей, что буду обнимать ее независимо от совершенных сексуальных действий, но сама возможность секса в будущем заставляет меня осознать, что, возможно, я не смогу прижимать ее к себе, не желая большего. Я не знал, чего мне не хватало в акте совокупления, и теперь, когда я знаю, то обнаруживаю, что хочу испытать это снова. Очень сильно.
— Сейчас подходящее время?
Ее взгляд метнулся ко мне.
Я развел руками.
— Я не уверен, как это работает.
Стелла резко моргает один раз, затем два раза и выдыхает с открытым ртом. Я поднимаюсь по лестнице, подходя достаточно близко, чтобы увидеть в ее сознании недоверие и смирение.
Когда она встает на ноги, в ее мозгу ярко светится покорность судьбе.
— Давай покончим с этим.