Событие, которое окончательно изменило их отношения, произошло на лекции по "Истории Охотничьих Родов". Вел ее профессор Воронцов – пожилой, желчный аристократ старой закалки, который явно недолюбливал выскочек и тех, кто не соответствовал его представлениям о "правильных" охотниках. Особенно он невзлюбил Настю за ее дерзкие ответы и полное отсутствие пиетета перед его регалиями.
В тот день Воронцов рассказывал о роли женщин в становлении Ассоциации, делая это в уничижительной манере, постоянно подчеркивая их "вспомогательную" роль. Настя слушала, стиснув зубы, ее кулаки сжимались. Наконец, она не выдержала.
«Профессор, вы несете чушь! – громко заявила она, вскакивая с места. – Были десятки женщин-охотниц S и A рангов, которые сражались на передовой! Например, Эмилия Раскова или…»
«Молчать, Петрова!» – взвился Воронцов, его лицо побагровело. – «Ваше мнение здесь никого не интересует! Вы – позор своей семьи, сосланный в класс "Д", и не вам рассуждать о великих! Вон из аудитории! И я лично прослежу, чтобы декан рассмотрел вопрос о вашем очередном отчислении за неподобающее поведение!»
В аудитории повисла тишина. Все знали, что Воронцов имеет вес в академии и может исполнить свою угрозу. Настя стояла бледная от ярости, но понимала, что зашла слишком далеко.
И тут раздался спокойный голос Алекса:
«Профессор, простите, но студентка Петрова права. В официальной хронике Ассоциации, том третий, глава пятая, подробно описаны рейды под командованием Эмилии Расковой, где она лично нейтрализовала трех монстров S-ранга. Ее роль трудно назвать "вспомогательной"».
Алекс говорил ровно, глядя на профессора. Он не защищал Настю напрямую, он просто привел факт. Но в данной ситуации это было равносильно вызову. Он, студент из класса "Д", посмел возразить профессору и косвенно поддержать "проблемную" Петрову.
Воронцов перевел свой гневный взгляд на Алекса.
«Волков? И вы туда же? Похоже, дурное влияние заразно! – прошипел он. – Оба вон из аудитории! Я напишу докладную на вас обоих!»
Алекс молча поднялся и вышел вслед за Настей, которая вылетела из аудитории пулей. Он догнал ее уже в пустом коридоре. Она стояла у окна, тяжело дыша, ее плечи мелко дрожали – от гнева или отчаяния, было непонятно.
«Зачем ты влез, Волков?» – голос у нее был хриплым. – «Могла сама разобраться».
«Преподаватель был неправ», – просто ответил Алекс. – «И несправедлив».
Настя резко обернулась. В ее глазах не было обычной ярости, скорее – удивление и что-то еще, незнакомое. Она смотрела на него несколько секунд, словно видела впервые.
«Ладно… – она отвела взгляд, теребя край своей формы. – Спасибо. Наверное».
Это прозвучало почти искренне. Впервые она показала не агрессию, не сарказм, а что-то похожее на уязвимость. И Алекс, рискнувший ради нее неприятностями, вдруг почувствовал к ней нечто большее, чем просто любопытство или вынужденное партнерство.
Вечером того же дня, словно по молчаливому согласию, они оба оказались на том самом дальнем полигоне. Некоторое время они тренировались молча, каждый в своем углу. Потом Настя подошла к нему.
«Слушай, Волков… То, что ты сделал… это было глупо. Но… спасибо», – повторила она уже увереннее.
«Не за что», – Алекс пожал плечами.
«Воронцов теперь нам обоим жизни не даст», – она криво усмехнулась.
«Переживем», – ответил Алекс, и в его голосе прозвучала уверенность, которой он сам от себя не ожидал.
Настя посмотрела на него снова, на этот раз с легкой улыбкой. «Да уж. Куда мы денемся».
Они постояли молча еще немного.
«Знаешь… мой старший брат… Даниил… он такой же, как Воронцов, – неожиданно сказала она тихо. – Настоящий аристократ до мозга костей. Считает всех, кто ниже его по рангу или статусу, мусором. Вечно твердит о "чести семьи", "соответствии положению"... А Виктор, средний, – она пренебрежительно махнула рукой, – ему вообще на все плевать, живет в своем мире. Но Даниил… он меня достал своим высокомерием. Поэтому я терпеть не могу таких… правильных, заносчивых типов, как Воронцов».
Это было первое откровение. Намек на причину ее бунтарства – не просто взрывной характер, а протест против давления старшего брата и удушающих рамок аристократического общества.
«Мой брат тоже… не подарок», – так же тихо ответил Алекс, вспоминая ледяное презрение Ивана. Он впервые поделился с кем-то, кроме Лёни, хотя бы намеком на свои семейные проблемы.
Это был хрупкий мост доверия, перекинутый между двумя изгоями на фоне общей неприязни к снобизму и несправедливости. Они все еще были разными – хаос и пламя, эксцентричность и скрытность. Но теперь их связывало нечто большее, чем просто учеба в одном классе или совместные тренировки. Возможно, это было начало настоящей дружбы. Той самой, о которой Алекс и не мечтал, когда переступал порог академии два с половиной года назад. Они договорились иногда тренироваться вместе, работать над контролем. И впервые Алекс почувствовал, что он не совсем один в своей борьбе.