- Ты слишком многое себе позволяешь, - прошептала я, глядя на его руку под водой.
- Нет, это ты слишком мало позволяешь мне, - ответил мне страстный шепот.
- Срок уже вышел, ведьма! – заметил голос, поразительно похожий на голос икотки Федор Федоровича.
- А как ты меня нашел? – спросила я, понимая, что еще раз когтистая лапа так сделает, и я потеряюсь. Моя обнаженная коленка, сверкающая капельками воды, приподнялась над водой, а на нее тут же легла рука с когтями.
- Я – икотка! Мне все ведомо! Но ты мне зубы не заговаривай! – послышался голос Федор Федоровича.
- Кажется, вся деревня уже в курсе моих отношений с болотни… - начала я, а потом посмотрела на суженные зеленые глаза и тут же исправилась. – Хозяином Топи…
- Да, но ты спрашивала, что он к тебе чувствует! – спорила икотка, чем-то скрипя…
- Я… - замерла я, глядя на поднятые брови Хозяина Топи. – Я… А с чего ты вообще взяла, что это… меня интересует!
- Так ты сама спрашивала, любит он тебя или нет! Или не помнишь? – заметила гадкая икотка, пока я мысленно требовала, чтобы он перешла на Федота, потом на Якова и на всякого. Но лишь бы от меня отвязалась!
- Эм… Не припоминаю, - соврала я, пытаясь дотянуться до рубахи, белоснежным сугробом лежащей на полу.
- Да все ты помнишь, - скрипнула икотка. – Вот только не понравится тебе мой ответ!
- Так, а с этого места… - дернулась я, видя, как окно ползет зеленый туман. Болотник одной рукой обнимал меня, а второй пускал в окно зеленый туман.
- Так, погоди! Ты что делаешь? – дернулась я, нахмурив брови. – Пусть уже скажет! Эй!
Когда я выскочила из ушата, икотки под окнами не было. Болотника, кстати, тоже!
- Ах ты! – ударила я рукой по воде. В избе было тихо, а я лежала на чужой постели и ворочалась от того, что не могу уснуть. Стоило мне только пошевелить пальцем, как на всю избу раздавался такой жуткий скрип, словно покойники катаются на кладбищенских воротах. Все вокруг было непривычным, чужим. Да и бесы запропастились.
Где-то под окнами кто-то уныло ходил и стонал.
- Вася, ты что ли? – радостно спросила я, приподнимаясь. – Ты там хоть поскребись что ли… Все ж привычней!
Вася что-то кряхтел, страдая от неразделенной любви, шуршал и топтался. Я задремала, как вдруг…
- Ведьма!!! – кричал женский голос, а я встала, как по сигналу тревоги. По окну колотили изо всех сил. – Ведьмушка! Помогай! Матушке плохо!
Я подлетела к окну, видя под окном дочку икотки. Она косилась на дохлого романтика, который ходил кругами возле сливы.
- Как плохо? – переполошилась я, растирая глаза.
- Ой беда случилась! – причитала дочка, качая головой. У нее платок был интересно подвязан. Казалось, что у нее торчат уши зайчиком.
- Какая беда?! – потребовала я точного отчета, а сама на ходу пытаясь сообразить, что там за беда может быть. Где-то раздавались песни…
- Пойдемте, матушка – ведьма! - кричали мне, когда я, зябла в ночном холодке.
- Вась, привет! – произнесла я, глядя на свежую плесень, пятном украсившим щеку покойного ухажера. – Смотрю, цветешь и пахнешь? Ну молодчага! Так держать!
- Что с матерью? – спросила я, идя следом за «зайчиком». Песня оборвалась, а в ночи послышались визги и вопли!
- Вот! – показала мне «зайчик», а я покачнулась, прикрывая рот рукой. – Не уследили!
И тут я увидела старуху в мужской одежде, которая кралась к сидящей молодежи. Девки и парни сидели на дровах. Кто по парам, кто стайкой. Рядом сидел знакомый гармонист Поганини, усердно выводя что-то на гармони.
- Тятенькины портки надевает… - причитала баба, пока я не верила своим глазам. Мы крались вслед за старушкой, которая показывала не дюжую прыть. Я бы даже сказала, удаль молодецкую!
- Показал я уд срамной, девки все бегут за мной! Ну а та, что не бежит, та раздетая лежит! Ииих! – вылетела старуха икотница, перепугав всех.
От испуга орава бросилась в рассыпную, а одна девка замешкалась, зацепилась за бревна сарафаном и …
- Эх! Женюся! – слышался голос икотки, пока я изображала отвисшей челюстью в чужом огороде экскаватор. Старуха настигла ее в два прыжка и схватила.
- Иии! – пискнула девка, вырываясь и убегая прочь в темноту.
Старуха пальцем пригладила седые усы так, словно они, от уха до уха, одернула штаны и звонко гыкнула.
- Стыдоба – стыдобушка, - захныкала баба, пока я кралась к старухе. Она скрипела сапогами, которые явно терли ей подмышки. Но ее это ни капельки не смущало.
- И как давно? – полушепотом спросила я, глядя на ее дочку. Мы сидели за поленницей и наблюдали за старухой. Та прикусила соломинку и надвинула на голову старый картуз. Охота на девок продолжалась.
- Да вот, как к тебе ведьма сходили, так и началось. Я ей «мама!», а она меня за попу! Я уже и ставни запирала, и двери, а она все равно вылезает, чуть песни заслышит! – жаловалась дочка. – Совсем мочи нет!
Старуха прислушалась.
- И что это ее на девок потянуло? – спросила я, не понимая.
- Раньше икотка сидела, молчала. Нет, бывало, вылезет, что скажет! А теперича совсем продыху не дает, - ныла дочка, в надежде, что я смогу что-то сделать. – И стыдили! И сапоги в печь прятала! Нет, все равно находит! И рубаху жгла! А коли что не так, что орать начинает! Ногами топать! Дескать, пусти!
Молодежь, видимо, решила собраться в другом месте, а ее не позвали. Поэтому с невиданной прытью старуха направилась туда.
Мы бросились за старушенцией, но где-то на повороте дочка запыхалась и отстала. Сошла с дистанции прямо на поваленное дерево. А я продолжила свой забег.
- Ой, да вечер ясный… Ой, да молодец прекрасный… Ой да девица, никуда не денется… - затянули песню девки, пока я охотилась за бабушкой – подростком.
Та, видимо, устала и остановилась посреди улицы. Позади меня бежала запыхавшаяся дочка.
- Что ж ты, сынок делаешь! – внезапно послышался бабкин голос. – Ты почто срам всем показываешь! А ну угомонись!
- Неча мне тут указывать! – дернулась бабка, а из нее послышался голос Федор Федоровича. – Не мать ты мне! Может, я жизни не видывал! А ты мне тут…
Я замерла, понимая, что старуха с ним разговаривает!
Но тут позади меня послышался такой топот, что икотка обернулась и… Дальше я помню плохо. Мы лезли через огороды, мне в лицо прилетела чья-то курица, заставив сплевывать перья. Потом я помню, как меня облаяла собака, когда я неслась вдоль стены. А «кто здесь!», донесшееся из избы казалось каким-то напуганным. Мне чуть не выбили зубы внезапно распахнувшимися ставнями.