***
Первое прикосновение достаточно невесомое и осторожное — словно пробное, но даже от него моё тело превращается в воск. Мягкий, податливый воск, принимающий любую форму, к которой прикасаются пальцы и губы чужого мужчины.
— Ты даже лучше, чем я себе представлял, — произносит Лекс, отстранившись буквально на миллиметр.
Этой передышки должно хватить, чтобы подготовиться к большему и осознать, с кем я вообще имею дело, но мысли превращаются в желе, потому что настойчивое давление в живот оставляет мало… слишком мало пространства для размышлений.
— Напомню: сначала ты считал, что переписываешься с мужчиной.
— Я имел в виду от первой фотографии — до вчерашней. Ты лучше, чем я ожидал, хотя мои ожидания и так были высокими.
Минимальное расстояние между нами само по себе становится приглашением к новому поцелую.
Я без всякого сопротивления раскрываю губы, роняю сумку на пол и застываю у стены, позволяя Лексу проскользнуть языком внутрь. В замешательстве, в ожидании. В смешанных чувствах, которые заставляют меня разбирать баррикады кирпич за кирпичиком. Добровольно. Без боя.
Ладонь на моей шее перемещается к затылку, путаясь в волосах и закрепляя за собой право на этот момент.
В этом есть что-то бескомпромиссное. Требовательное. Новое.
Запахи, движения. Мятный привкус во рту, соприкосновение тел, габариты, напор губ и языка. Я привыкла к другим мужчинам, другому поведению, другим ласкам — более медленным и взвешенным.
Это не плохо. Нет. Лекс… Он импульсивный и грубоватый, и его осторожность — всего лишь иллюзия, замаскированная под контроль.
Наверное, при адекватной встрече стоило бы сесть за стол, поговорить, присмотреться и принять какое-то решение, но я даже рада, что всё происходит иначе — без долгих вступлений и пауз, которые в нашем случае были почти неизбежны. Это в переписке можно взять время на раздумье, но не в реальности…
— Позволишь?
Лекс упирается лбом в мой лоб, учащённо дышит и пронизывает взглядом. Его грудная клетка высоко вздымается. Она твёрдая, как и его живот, и бёдра. Свободная ладонь скользит по моей ноге, задирая вверх подол платья.
В ушах взрывается пульс, когда я киваю, из-за чего в барабанных перепонках образуется вакуум.
Усмирить эмоции не только не удается — они раскачиваются, как маятник, и есть догадка, что эта качка не закончится до последнего. Пока мы не окажемся в одной постели или за пределами этой гостиницы. Пока не закроем гештальт.
— Что именно позволишь?
Лекс проводит ладонями по моим ягодицам, затем чуть сильнее притягивает к себе, словно проверяя, насколько я уступчива. Его намерения более чем понятны, и даже без слов они пробегают по мне разрядом, заставляя дыхание сбиться, а мышцы напрячься в ожидании.
Абстрагироваться и не сравнивать не выходит. Подстроиться под незнакомую динамику — тоже. Этот вечер определённо станет вечером открытий, потому что, как выясняется, цепляться за привычное — было непозволительной ошибкой.
— Всё, — наконец отвечаю. — Всё, за что тебя не привлекут к уголовной ответственности. Учти, моя подруга знает, в каком я отеле, и видела твою фотографию.
— Серьёзный подход.
— Постарайся не давать ей повода использовать эту информацию.
Лекс слегка улыбается, когда я выскальзываю из его хватки — не резко, но достаточно ловко, чтобы создать между нами пространство.
Я беру его руку. Мои пальцы блуждают по стальному запястью, оставляя лёгкий нажим. Он позволяет мне провести экскурсию по номеру, уступая инициативу — хотя бы на этот миг.
В том, что этот мужчина инициативен сам по себе, я уже убедилась не только в переписке, но и на деле. И по ощущениям пока не понимаю, насколько это противоречит моим убеждениям и принципам, потому что пока я слишком увлечена, чтобы задумываться о границах.
— На самом деле, очень предусмотрительно, Оливка, — хвалит Лекс. — У тебя хорошая подруга.
Проходя через гостиную, я ощущаю его присутствие за спиной — спокойное, но наполненное скрытым напряжением, которое колеблет воздух вокруг нас, создавая магнитное поле.
В номере не на что смотреть — стандартный интерьер, нейтральные тона, минимум деталей. Сейчас это не имеет никакого значения. Правда…
— Да, она очень хорошая, — согласно киваю. — Это с ней я ходила на спектакль. Это она подстегнула меня к решению встретиться. Это она настаивала на том, чтобы ты прислал мне в личку фото члена, прежде чем соглашаться ехать в гостиницу.
— У меня даже своих фото нет, не говоря уже о члене. В любом случае — там ничего выдающегося. Ты бы не приехала — и я бы расстроился.
Я смеюсь, запрокинув голову к потолку. Настроение волнительное и игривое.
Мы заходим в спальню. Едва я поворачиваюсь к Лексу, как он делает шаг вперёд, загоняя меня к тумбе. Дерево упирается в поясницу, и прежде чем я успеваю сказать хоть слово, он рывком притягивает меня ближе и снова целует.
Не просит, не нащупывает границы — просто берёт: уверенно, жадно. Настолько, насколько я позволю.
Если в прихожей я почти не откликалась, то сейчас стараюсь отвечать. Я… правда стараюсь. Как умею и как знаю. Но невольно ловлю себя на том, что мы ещё не совсем совпадаем — только ищем общий ритм и пробуем подстроиться, неловко сталкиваясь зубами.
Я не учитываю его темп, он — мой, но это в любом случае вопрос времени. Возможно, часа. Быть может, ночи…
Мои пальцы нащупывают ткань белоснежной рубашки — плотную, ещё тёплую. Я веду ладонями вверх, находя пуговицы, и не торопясь расстёгиваю их одну за другой, чувствуя, как с каждым движением дыхание Лекса становится глубже.
Под ладонями проступают очертания его плеч — широких, крепких и каменных. Кожа горячая, под ней перекатываются упругие мышцы. Он хорошо сложен. Прекрасно… Не перекачан, но это тело мужчины, привыкшего к нагрузкам и не зацикленного на форме.
Я медленно плыву по груди и натыкаюсь на шероховатость коротких волосков. Они жёсткие и колючие. Немного кудрявые.
Память подкидывает сообщение, что на ногах у Лекса тоже есть растительность. Это непривычно, но точно не вызывает отвращения. Не вызывает, потому что этот контраст сладко отзывается внизу живота.
Моё платье собирается гармошкой. Прикосновения настойчивые, порывистые. Движения — безоговорочные.
Лекс отрывает меня от пола, легко подхватывая за талию и прижимая к себе. Я кажусь себе невесомой пушинкой на фоне мужчины, с которым собираюсь заняться сексом. Мои ноги рефлекторно обвивают его корпус, и пока я пытаюсь ухватиться за плечи, он наклоняется ниже, присасываясь губами к моей шее.
— М-м…
Это очень.… Приятно… Я не знаю, чего жду от этой ночи — удовольствия, забвения или чего-то большего, но когда умелый язык скользит по чувствительной линии чуть выше ключицы, оставляя после себя пульсирующий след, мозги превращаются в сахарную вату.
Под спиной пружинит матрас, и я сразу сажусь, подгибая под себя ноги и стягивая через голову смятое платье.
Ума не приложу, в каком виде выйду из гостиницы, но единственное, что меня заботит, — взгляд напротив. Зелень глаз темнеет, теряя прежнюю насыщенность и ясность. Не знаю, что читается в моих, но по ощущениям — там разливается такая же тьма.
Лекс рывком выдёргивает края рубашки из-под кожаного ремня, за считанные секунды справляется с пряжкой и пуговицей. Похлопывает себя по карманам в поисках блестящего квадратика с презервативом, а затем позволяет брюкам скользнуть вниз.
Я завожу руки за спину, чтобы расстегнуть бюстгальтер, но вместо этого цепенею, во все глаза таращась на член, который мой аноним сжимает в кулаке, ступая одним коленом на матрас.
И, кажется, он всё-таки пошутил…
Определенно пошутил…
Потому что «ничего выдающегося» — явно было сказано с изрядной долей иронии.
Сознание услужливо выстраивает параллели, хотя я этого не прошу! Не прошу, но разница ощущается даже на уровне восприятия. Она заставляет щёки залиться густым румянцем, когда к гладкой головке прижимается латекс.
У Лекса массивный член. Он у него… внушительный и налитый. На несколько тонов темнее кожи, с отчётливо проступающими венами.
Я вижу, как у моего анонима перехватывает дыхание, когда я всё же расстёгиваю бюстгальтер и откидываю волосы за плечи, позволяя ему рассмотреть меня без преград.
При приглушённом свете ночника тени играют на изгибах наших тел, подчёркивая их достоинства и рельефы.
Поставив второе колено на матрас, Лекс приближается и стягивает с меня трусы. Я вижу его впервые, но внутри нет ни стеснения, ни протеста, когда нежных зон касаются мужские пальцы. Длинные, умелые. Точно знающие, что делать. И я прихожу к выводу, что у этого холостяка в разводе навыков и практики — более чем достаточно. Столько, что у меня не остается против него ни единого шанса, и я шире развожу бедра…
Воздуха не хватает.
Я выгибаюсь дугой, когда его пальцы растягивают меня изнутри. Гладят и ласкают, а потом опять проникают сильнее, обостряя эмоции. Как только груди касается поросль волосков, и Лекс плотно накрывает меня собой, выдох застревает где-то в горле, а тело плавится, готовясь принять любую форму под этим соприкосновением.
Несмотря на то, что мы всё ещё непривычны друг другу, нам не нужны подсказки, чтобы понимать, что делать дальше. Чтобы тянуться навстречу, чувствовать жар на кончиках пальцев. Просто следовать импульсам, а не думать...
— Ты не выходила у меня из головы со вчерашнего дня, — хрипло признаётся Лекс. — Это был стимул прилететь... Это был стимул, потому что я не планировал возвращаться так скоро...
Он вынимает пальцы, и я осознаю, что всё начинается.
В ушах барабанит кровь, заглушая дыхание. Лекс сгибает моё колено и отводит его в сторону. Действует быстро и стремительно!
Я смотрю на потолок, обвивая руками мужскую шею.
Замираю, когда между ног упирается тугая головка. Качнув бёдрами, Лекс проникает в меня отрывистым движением, издавая шипящий звук сквозь стиснутые зубы и утыкаясь носом в мою шею.
Точно такой же звук срывается и с моих губ, когда мышцы сопротивляются, но тут же приспосабливаются, принимая его глубже.
Ритм, сначала неровный и бережный, когда Лекс начинает меня трахать, постепенно выравнивается.
Мы наконец совпадаем — будто наши тела нашли общий язык и подстроились друг под друга, подчиняясь взаимному притяжению, стонам и нарастающему жару.