***
В травмпункте гораздо больше людей, чем я ожидала, и в какой-то момент мне хочется уехать домой — несмотря на то, что боль в ноге не стихает и несмотря на то, что всю дорогу от парка Макс жалел меня без остановки.
Из-за гула в тесном коридоре я не сразу считываю раздражение Гриши, который пытается урезонить изрядно уставшего сына. Я понимаю, что со своей травмой тут ни к месту, ни ко времени, поэтому желание перетерпеть, просто закинувшись обезболивающим, с каждой минутой становится всё сильнее.
Не могу сказать, что у нас с мужем сестры отвратительные отношения или что мы друг друга недолюбливаем, но между нами всегда стояла подчёркнуто-холодная дистанция, а сглаживать неловкость с чужим мужиком, который ещё и торопится, — то ещё испытание.
Я чувствую себя жалкой и никому не нужной. Это ощущение только усиливается из-за того, что Гриша постоянно поглядывает на часы и томно вздыхает, едва очередь перестаёт двигаться. Мне хочется сорваться и сказать, что его здесь никто не держит, но я прикусываю язык, потому что одной справиться будет непросто.
— Оль, тебе очень больно? — гладит меня по колену племянник.
— Терпимо.
— Почему ты не плакала?
— Потому что взрослые девочки не плачут, — жму плечами.
— И ругаются по-взрослому.
Макс срывается с места и начинает бегать по коридору из угла в угол, таща за собой воздушный шарик, который купил ему отец на выходе из парка. Он никому особо не мешает, но создаёт в помещении атмосферу лёгкого, непредсказуемого хаоса.
— Угомонись, — качает головой Гриша. — Сын, пожалуйста, угомонись…
Строгое лицо покрывается бордовыми пятнами, когда Макс с разбега врезается в медсестру. Всё происходит настолько неожиданно, что я не успеваю предупредить племянника. Женщина едва удерживает равновесие, бросает на мальчишку строгий взгляд, а затем переводит его на отца.
— Я кому сказал угомониться?! — Григорий перехватывает пятилетку за локоть и со всей силы дёргает. — Сядь и не двигайся — пока я тебе не разрешу.
От этого тона даже я вжимаюсь в стену. Он режет по нервам, будто кто-то резко сдёрнул с них кожу.
Воздух в коридоре густеет. Макс замирает, прижимает шарик к груди, садится на скамейку и начинает быстро болтать ногами. Приходится прижать его к себе, чтобы выразить молчаливую поддержку, в которой он явно нуждается.
И хотя до встречи с Лексом в запасе где-то три часа, я решаю написать ему заранее — чтобы не ждал, не готовился и не надеялся.
Настроение испорчено вхлам. К глазам подступают слёзы. Даже пульсирующая боль в щиколотке кажется не такой заметной — на фоне чувства бессилия и чужой агрессии.
«Извини, я не смогу приехать», — печатаю и отправляю, не особо подбирая слова.
Вместе с оживающей очередью оживает и мобильный телефон, но у меня приём у травматолога, поэтому я прячу его в сумку и прохожу в кабинет, рассказывая о симптомах. В детстве я ничего не ломала, поэтому слабо представляю, что происходит дальше.
А дальше — врач осторожно ощупывает ногу, нажимает на разные участки, и я вздрагиваю в одном-двух местах. Он хмурится и направляет меня на рентген. Где, как назло, — длинная-длинная очередь.
Я утыкаюсь в телефон, всячески стараясь игнорировать Гришу, который теперь вздыхает не периодически, а без конца. Каждый его вздох словно комментирует происходящее — громкий, тягучий, с оттенком упрёка. Мы невольно узнаем друг друга ближе, и это только усиливает дискомфорт, потому что мы — разные.
«Почему?» — читаю сообщение от Саши.
«Изменились планы».
«Если дело в месте встречи — можем снова выбрать гостиницу. Любую, какую скажешь».
«Тебе так сложно меня услышать?» — набираю и отправляю. И тут же жалею о тоне.
«Да».
Наверное, это слишком. Слишком резко, слишком категорично по отношению к мужчине, который хочет этой встречи, пожалуй, сильнее, чем я. Который, в конце концов, ни в чём не виноват.
«Я физически не смогу приехать — такой ответ тебя устроит?» — по-прежнему злюсь, но хоть немного поясняю причину отмены.
Когда телефон начинает звонить, и на экране появляется номер Лекса, меня бросает сначала в жар, а потом в холод. Приходится ледяными пальцами нажать на зелёную кнопку, закрыть ладонью динамик и поговорить уже лично. Всё тем же недовольным тоном, с несдержанными вспышками и дурным настроением, которое, кажется, уже ничем не исправить.
Несмотря на мои капризы и то, что слова из меня получаются буквально выдавленными, Саша терпеливо выводит меня на разговор и предлагает свою помощь.
Я смотрю на Гришу, на сонного Макса. Думаю, что выбор между ними и мужчиной, с которым я иногда трахаюсь по выходным, — не слишком разительный, но всё же перевешивает в сторону последнего. И я соглашаюсь на помощь. Называю адрес и принимаюсь ждать, взволнованно ёрзая на месте и пытаясь убедить мужа сестры, что больше не нуждаюсь в их присутствии — потому что ко мне приедут.
— Оль, нам не сложно — ни подождать, ни отвезти тебя домой, — врёт, не краснея, Гриша, надевая сыну кепку. — Тем более, ты посидела с Максом, когда его не с кем было оставить... Ты вообще часто сидишь с нашими детьми…
— Всё в порядке.
— Смотри сама. Только не забудь написать, как доедешь. И что по результатам снимка…
Я замечаю Сашу у входа как раз в тот момент, когда с ним поравниваются Гриша и Макс. Мужчины игнорируют друг друга, проходя мимо, но это заставляет моё сердце сжаться в комок. Ладони моментально становятся влажными, потому что в одну секунду я оказываюсь между двумя реальностями, которые не должны пересечься. Никогда и ни при каких обстоятельствах.
На мне рваные голубые джинсы и обтягивающая футболка с большими буквами на груди, волосы собраны в высокий хвост — и этот образ никак не похож на тот, к которому привык Лекс в номере отеля. К счастью, он сам в повседневной одежде, что значительно упрощает задачу: кроссовки, спортивные штаны, толстовка с капюшоном и широкими карманами.
Его внимание сконцентрировано на том, чтобы найти меня в толпе, и это получается так быстро, что я не успеваю ни собраться, ни сменить выражение лица с растерянного на нейтральное.
Я через раз дышу, очерчивая глазами силуэт Саши, как будто вижу его впервые — по-настоящему.
Планы этого вечера изменились настолько, что теперь не он, а я впускаю его в свою жизнь и в своё пространство. Пока не понимаю, хорошо это или плохо, но с уходом Гриши я ловлю странное облегчение.
Застопорившись посреди коридора, Саша пропускает травмированную женщину на костылях — с той самой вежливой, сдержанной внимательностью, из-за которой мне вдруг хочется шагнуть к нему навстречу. Я… соскучилась. Я не планирую большего и не выхожу за рамки, но соскучилась сильнее, чем хотела бы признать.
— Привет, — здоровается он, опускаясь на скамейку и прикасаясь ко мне бедром.
Телу становится горячо, и я оттаиваю.
Сегодняшний день высосал из меня тонну моральных сил, поэтому я только киваю в ответ, потупив взгляд в пол. В отличие от меня, Лекс полон энтузиазма и энергии. У него бодрый голос, резкие и отрывистые движения. На этом контрасте я чувствую себя выжатой, как лимон.
— Ты за кем? — интересуется, упирая локти в колени и обводя взглядом всех присутствующих.
— Я — следующая.
— Хорошо. Как нога? Болит?
— Немного.
Когда дверь рентген-кабинета открывается и из него выходит женщина в синем платье, Саша протягивает мне руку и помогает подняться, но за эти секунды вместо нас внутрь прорывается подросток с перебинтованной рукой и очень решительной мамой.
Я не привыкла лезть без очереди или пользоваться какими-то преимуществами своего статуса, поэтому смиряюсь и снова сажусь на скамейку, откинув голову к стене.
— Одну минуту, — обращается ко мне Саша, хватаясь за дверную ручку.
Закусив губу, я позволяю себе наблюдать за ситуацией со стороны. После сухой холодности Гриши — забота этого мужчины кажется тёплой и убаюкивающей.
Саша решает вопрос в два счёта — без криков и скандалов, не оставляя шансов на возражения и при этом не переходя границ.
Мама с сыном покидают кабинет, захожу я. Так же быстро мы попадаем со снимком на приём к травматологу — несмотря на очередь и возмущения. Это толкает уголки моих губ вверх, хотя настроение всё ещё держится где-то на дне, вцепившись в него с завидным упрямством.
— Перелома нет, — наконец произносит врач. — Ушиб плюс лёгкое растяжение. Отёк сойдёт через пару дней. Нужна мазь, эластичная повязка и покой без нагрузок. На батутах с детьми — желательно не прыгать.
— Пока не планировала, — усмехаюсь в ответ.
— Больничный оформить?
— Да, пожалуйста.
Чтобы не указывать свои данные при Саше, я оставляю его за пределами кабинета. Но как только берусь за дверную ручку, он тут же оказывается рядом.
— Ольга Дмитриевна, — доносится за спиной голос медсестры. — Вы снимок забыли!
Это заставляет меня ярко вспыхнуть — не от смущения, а от внезапной уязвимости и от разоблачения. Ситуация щекотливая. Возможно, у Лекса аллергия на это имя. Так звали бывшую жену, злую училку или начальницу, которая довела его до нервного тика.
Я внимательно отслеживаю реакцию, пытаясь уловить малейшие изменения в поведении, намек на разочарование или что-то похожее, но ничего этого нет и близко.
— Оливия — не моё настоящее имя, — приглушённо говорю, пряча документы в общий файл.
— Я так и думал. Оля — очень красивое.
— Спасибо. Если что, я знаю, что тебя зовут Саша.
— Откуда?
Сверля его взглядом, признаюсь:
— Услышала телефонный разговор в прошлые выходные. И… твоё имя тоже красивое. Мне нравится.
Когда я заканчиваю со своими делами, меня подхватывают на руки, как невесомую пушинку. Я перевожу взгляд на крепкую шею, плечи и чуть напряжённую линию челюсти, замирая на полуопущенных ресницах.
— Приятно познакомиться, Оля.
Я не отвечаю, хотя мне тоже, Саша. Давно и… очень.