***
Путь от выхода до служебного автомобиля я преодолеваю в кратчайшие сроки. Всё это время не покидает ощущение, что за мной наблюдают из того самого панорамного окна переговорной.
Иван разваливается на заднем сиденье, широко расставив ноги, из-за чего наши колени невольно соприкасаются.
В другой раз я бы резко его одёрнула, но сейчас слишком вымотана, чтобы ввязываться в перепалку — и просто отворачиваюсь к окну, пытаясь разложить случившееся по полкам, хотя прекрасно понимаю: этот беспорядок в мыслях… он — надолго.
Машина трогается с места, плавно вливаясь в поток. Я смотрю на город, не моргая. Губы сжаты в тонкую линию, пальцы сцеплены на коленях. Я держу равновесие изо всех сил, несмотря на то, внутри всё сдвинулось с оси.
— Хорошая сегодня погода… — протягивает Степурин, откидывая голову на сиденье. — Ольга, вы же приедете на корпоратив в следующую субботу? Его собираются проводить на природе.
Мне не хочется отвечать, потому что язык прилип к нёбу, а последние слова, что у меня оставались в запасе, я уже растратила на Сашу.
— Пока не решила, — равнодушно бросаю.
— Решайтесь. Говорят, организация будет на высшем уровне — шатры, фуршет, конкурсы, живая музыка. Если мы с вами сработаемся — пообещайте, что подарите мне танец.
— Я могу подарить вам отказ, Иван. Тоже вариант, не менее запоминающийся.
Осознав, что я не считаю нужным продолжать разговор, коллега замолкает и больше не дёргает меня до конца пути. Но время от времени косится в мою сторону или кривит губы, будто собирается что-то сказать — и передумывает.
Как только дверца открывается, я выхожу из машины, ускоряю шаг и почти пулей влетаю в здание прокуратуры.
Дел — море, но, вопреки здравому смыслу, я снимаю пиджак, перекидываю его через спинку кресла и тут же включаю компьютер, чтобы разобраться, с кем провела не одну совместную ночь.
Сухие строки перечисляют инкриминируемые деяния. Я пролистываю вниз: каждый пункт подкреплён доказательствами. Обвинения серьёзные. Если дело дойдёт до суда и всё подтвердится — Устинову Александру Вадимовичу грозит от четырёх до восьми, с конфискацией имущества.
В деле фигурирует юрист, уже засветившийся в двух других эпизодах. Те же схемы, те же адреса, одинаковая подача документов. Если он пошёл на сотрудничество, Саша всплыл автоматически — как один из тех, кто ставил подписи.
Теоретически у него есть шанс. При грамотной защите и активном сотрудничестве со следствием — дело можно попробовать переквалифицировать. Но слишком многое должно совпасть.
Захлопнув крышку ноутбука, я смотрю в потолок, стараясь унять головокружение. Наедине с собой притворяться абсолютно бесполезно: сердце, пульс, нервы — это слилось в один сплошной гул под кожей.
Получается, всё это время Саша притворялся? Врал? Недоговаривал? Упивался тем, что сумел поставить прокурора на колени?
Причём в буквальном смысле — когда я делала ему минет у него в квартире. Возможно, там были камеры. Вполне вероятно, что у нашей связи была конкретная цель, о которой я пока не знаю, и от собственной беспомощности и уязвимости хочется рвать и метать.
Что ему от меня нужно? Помощь? Влияние? Невмешательство? Подсказки?
Что известно обо мне Саше? Неужели он не пробил информацию о том, что я не продаюсь? Не потому, что у меня принципы, а потому что инстинкт самосохранения всегда был сильнее соблазнов. Я слишком хорошо знаю, как заканчиваются такие истории.
Поднявшись с места, я начинаю расхаживать по кабинету из угла в угол, пытаясь вытоптать ярость шагами. Вытоптать раздражение и бессилие. Эмоции, мысли и память — потому что мне нельзя быть влюблённой в такого мужчину!
Эти попытки оказываются тщетными, потому что ярость не уходит, а только меняет форму на глухую тяжесть под рёбрами.
Именно в этот момент, когда происходит трансформация, приходит входящее сообщение. То самое, которого я одновременно ждала и боялась.
«Я объяснюсь».
Читаю всплывающий текст на экране, кусая губу. Ощущения — странные, непонятные. Чужие. Эйфория, которую я раньше испытывала, получая сообщения от Лекса, сменяется порывом швырнуть телефон о стену.
Что ты можешь объяснить? Что здесь вообще, блин, поддаётся объяснению?..
По-хорошему, нужно отвезти ключи охране и потратиться на новую косметику. Но в эту минуту во мне говорит не прокурор, а женщина.
Женщина, которой нужны объяснения. До жгущего зуда. До судорожной дрожи.
Сдавив телефон до побелевших костяшек, я сдерживаю желание послать Сашу к чёрту прямо сейчас. До лучших времен. До личной встречи. Чтобы убедиться, что сожаление в зелени его глаз мне не показалось и не примерещилось.
«Я могу приехать?», — повторно набирает, когда я не реагирую.
«Нет!»
«Где мы можем увидеться?»
Открыв карту на телефоне, я ищу гостиницы как можно дальше от города. Скромные, неприметные. В идеале — без лишних вопросов на ресепшене и камер в коридорах. Чтобы спрятаться ото всех. Чтобы не подставиться, хотя это уже не имеет никакого смысла.
Отправив Саше адрес, я дорабатываю оставшиеся часы на автопилоте и выхожу на улицу одной из самых последних — с пиджаком, перекинутым через локоть, и воровато оглядываясь по сторонам.
Дорога проходит сложно. Дворники монотонно скребут стекло, а колёса шуршат по мокрому асфальту, потому что где-то на середине пути начинается мелкий дождь.
Пару раз светофоры заставляют меня очнуться и с болезненным рывком затормозить.
Я не даю себе думать ни о чём лишнем. Я больше не позволю себя обмануть. Я просто выслушаю, потому что имею на это право.
Отель оказывается небольшим и тихим — именно поэтому я его и выбрала. Администратор не поднимает головы, когда я прохожу мимо стойки, называя номер комнаты, в которой меня ждут.
Внутри — полумрак. Свет не включён, но торшер в углу уже горит тускло-жёлтым.
Саша сидит в кресле, ссутулившись, с локтями на коленях, сцепив пальцы в замок.
Услышав щелчок двери, он мгновенно поднимает голову, въедается в меня глазами и подрывается, как пружина, делая буквально три шага, чтобы оказаться напротив.
Я вскидываю подбородок, чтобы заглянуть ему в глаза. Высота его роста вынуждает смотреть снизу вверх, но я делаю это с вызовом.
Время, которое я взяла на паузу, помогло мне собраться. Выключить чувства и обрасти густыми колючками — достаточно острыми, чтобы порезаться при попытке ко мне прикоснуться.
— Ты давно знал, кто я? — спрашиваю ровным голосом, несмотря на жар, поднимающийся к щекам.
Устинов глубоко втягивает носом воздух и покачивается с пятки на носок, на одном выдохе отвечая:
— Давно.
— Насколько?
— После первой встречи.
Моё сердце разгоняется, а вместе с ним — воспоминания. Я слишком хорошо помню всё, что связано с Сашей: каждое сообщение, фото, диалог. Ласку, прикосновения, поцелуи. Каждый секс.
Достаточно хорошо, чтобы не сомневаться — почему после первой встречи появилась вторая. Ведь мы ни о чём не договаривались и ничего друг другу не обещали.
— Ты поэтому захотел увидеться ещё? — требую я.
— Да, — отвечает честно.
— Я тебе не понравилась?
— Понравилась, но у меня были причины. Изначально — я не собирался продолжать.
Я не даю ему договорить. Не даю добавить, хотя за этим предложением точно было бы ещё одно или больше.
Вместо того чтобы быть терпеливой и понимающей, я подхожу ближе, взмахиваю рукой — и отвешиваю пощёчину. С таким удовольствием, что это кажется почти освобождением!
Гулкий хлопок режет между нами воздух. Моя ладонь горит. Его голова дёргается.
Саша замирает. Не отступает. Не делает попыток пресечь мою вспышку.
Только трёт ладонью багровое пятно на щеке, не сводя с меня тяжёлого, прямого взгляда. Признавая моё право на удар. Признавая, потому что это — заслуженно.