***
Выходные у родителей заканчиваются раньше запланированного.
Настроение портится, и я быстро собираюсь, чтобы не вспылить сильнее. Поплавать в бассейне, как и просто выдохнуть, уже не получится — мысли носятся по кругу, не давая покоя. К тому же тревожность мамы делает меня нервной, стоит ей просто спросить, всё ли в порядке, а ссориться с ней — последнее, чего я сейчас хочу.
Строгий и покровительственный тон отца всё же произвёл на меня впечатление: весь воскресный день — на прогулке с подругой, на массаже и вечером за книгой — я не могу отделаться от ощущения, что утро понедельника будет для меня знаковым.
Я просыпаюсь раньше будильника, делаю растяжку на коврике у окна, принимаю душ, готовлю себе завтрак — но в голове всё равно одно и то же: оба значимых мужчины в моей жизни, каждый по-своему, меня не слышат. Ни отец, ни Саша.
Если бы не невозможность увидеться, я бы поехала к Устинову ещё вчера. Если бы не дурацкие ограничения и не обстоятельства — высказала бы ему всё, что думаю.
К слову, ранний подъём вовсе не означает, что я приезжаю на работу заранее, бодрая и свежая — в это время пробки оказываются хуже, чем обычно.
Я захожу в малый зал совещаний одной из последних — за три минуты до начала, не успев купить даже кофе в ларьке через дорогу.
На помощь приходит Кирилл: он протягивает мне картонный стаканчик и, к счастью, попадает в точку с выбором. Кофе несладкий и в меру крепкий — именно такой, какой нужен утром после выходных.
Пройдя к своему привычному месту у стены, я достаю блокнот и открываю первую страницу. Писать в него, скорее всего, не придётся — такие летучки редко бывают конструктивными. Скорее — обзорно-оценочными. Чаще всего я рисую на полях фигуры, чтобы унять волнение. Сегодня оно на максимуме, потому что мне предстоит отчитываться по ключевым делам, включая «Форстрек».
Слово передают мне — я поднимаю голову, выпрямляюсь и аккуратно кладу ладонь на блокнот, чтобы не выдать сжавшиеся пальцы.
Говорю чётко, без воды. Формулировки сухие.
Ссылаюсь на процессуальные нормы, подчёркиваю: нарушений нет. Обозначаю ориентир — основную доказательную часть планирую завершить к середине месяца.
Когда заканчиваю, начальник просто кивает — и сразу переходит к следующему.
Несмотря на то, что всё идёт, как всегда, меня не покидает липкое чувство, что каждый из присутствующих знает больше, чем должен, и смотрит на меня дольше, чем нужно. Поэтому, как только летучка подходит к концу, я первой устремляюсь к выходу, опуская глаза в пол и настраиваясь на долгий, продуктивный день.
Как я и предчувствовала, у самого выхода меня трогает за плечо начальник отдела — и это означает, что сбежать незамеченной не получится.
— Оленька, загляните ко мне…
Я оборачиваюсь с безупречно спокойным выражением лица, которое оттачивала годами. Григорий Леонидович не улыбается и не хмурится — просто указывает в сторону коридора: мол, пойдём, милая. Сейчас. Без отговорок, без паузы, без возможности подготовить хоть какую-то оправдательную речь.
Из-за дрожи в руках, проходя по коридору и случайно задевая локтем коллегу, я проливаю несколько капель кофе себе на рубашку. Поэтому, оказавшись в кабинете начальника, ставлю сумку в кресло и достаю салфетки, осторожно промокая ткань.
Григорий Леонидович бросает папки на стол, ослабляет галстук и деликатно отводит взгляд в окно, давая мне время прийти в себя. Когда я справляюсь, он откашливается, складывает руки перед собой и внимательно смотрит мне в лицо.
В последние дни все серьёзные разговоры заканчиваются плохо — и я не жду ничего другого и сейчас.
— Не буду ходить вокруг да около — на выходных развернулась такая буря, что у меня даже давление подскочило, — отрезает начальник. — Жали с трёх сторон одновременно: сначала из аппарата пытались протолкнуть твоё отстранение, потом отец через министерство звонил с полунамёками, и, в довершение, внезапно активизировались несколько фигур, давно ассоциируемых с крупным бизнесом. С интересом. С вопросами. С обеспокоенностью.
Краска медленно поднимается от груди к шее и лицу. Всё, чего я так опасалась, воплотилось в реальность.
— Ты хороший специалист, Оля. Грамотная, собранная. Но в одной из историй ты не просто прокурор. И пока ты в ней — ситуация будет только обостряться.
— Понимаю, — отвечаю почти беззвучно.
— У меня нет выбора, кроме как отправить тебя в отпуск. С завтрашнего дня. Зайдёшь в отдел кадров, напишешь заявление на ежегодный — приказ подпишу, как только будет готов. По сути, тебе лучше временно отойти от дел, пока ситуация не разнеслась по кабинетам и в новости. Пока всё не стало необратимым. Иначе это может закончиться не только дисциплинарной ответственностью, но и служебной проверкой с последующим отводом. А если кто-то решит копнуть глубже — могут вменить злоупотребление служебным положением. А это уже уголовная статья. При всём моём уважении — я не смогу тебя защитить.
Горло перехватывает, словно на нём стянулась тугая петля.
— Хорошо. Кто будет вести мои производства?
— Степурин возьмёт их на себя. Временное перераспределение, пока ты в отпуске. Он свободен по графику и достаточно в теме, чтобы не запутаться. Остальное решим по итогам.
На негнущихся ногах я выхожу из кабинета начальника и направляюсь к себе. Как и обещал папа, кондиционер наконец починили.
Я включаю его на минимальный режим, сажусь и замираю под прохладным потоком воздуха, стараясь привести в порядок мысли, голову и эмоции. Испытывая не только горечь, но и странное, долгожданное облегчение.