***
— Оль, на какую дату вы назначили свадьбу? — спрашивает мама, суетясь у плиты и доставая из духовки румяный пирог.
Позавтракать я не успела, поэтому желудок с предательским урчанием напоминает, как сильно я хочу есть.
— Двадцать второе октября.
— А сколько планируется гостей?
— Немного. Несколько друзей Саши, его брат, мои родственники и Карина. Думаю, этого будет вполне достаточно.
Мама взмахом руки убирает выбившуюся прядь волос и бросает на меня цепкий взгляд. По лицу видно — шок от новости ещё не прошёл, но она изо всех сил старается принять и смириться. Как бы сложно ей ни было, мама — единственный человек в нашей семье, в чьей поддержке, пусть даже самой минимальной, я никогда не сомневалась.
— А родители жениха будут? — вклинивается сестра.
Этот вопрос я тоже ему задавала. Для Саши он до сих пор звучит слишком остро, поэтому я всеми способами постараюсь оградить его от него.
Родителей не будет. Отца он не знал, а матери давно плевать, как он и чем живёт. Её интерес — вовремя получать финансовый перевод, который она с радостью пропивает на пару с отчимом. С родителями не общается и Денис — младший брат Саши.
— Не будут. Мы решили ограничиться только теми, с кем действительно близки. И я бы очень не хотела обсуждать это при всех.
Дальше идут безопасные разговоры — о месте празднования, выборе платья и прочих организационных моментах.
Год назад я мечтала о пышной свадьбе с роскошным шлейфом, фатой и множеством гостей. А сейчас приоритеты изменились. На мне будет белый брючный костюм, скрывающий живот. Никаких пышных юбок, цветочных арок и сотен лишних глаз.
Эта свадьба совершенно точно не про шоу.
Когда Ира выходит на задний двор, чтобы уложить Захарку в коляску и передать Грише, я подхожу к окну и буквально прилипаю к нему, наблюдая за обстановкой.
Папа стоит у мангала, переворачивая шампуры. Вид — важный и дико сосредоточенный, будто он пытается таким образом справиться с внутренним штормом.
Полчаса назад Саша сам вышел и представился. Я видела, как он протянул руку, как сдержанно и достойно держался. Разница между ним и моим отцом — слишком очевидна, и я ощущаю себя связующим звеном между двумя полюсами. Каждый тянет в свою сторону, но вместе они не сойдутся.
Я вздрагиваю, едва Макс бросает мяч Устинову. Тот ловит и ловко отправляет его в баскетбольное кольцо на дереве.
Племянник широко улыбается и несётся вперёд, чуть не спотыкаясь о траву, чтобы попробовать так же.
У него, естественно, не получается.
Кольцо находится слишком высоко, и я сомневаюсь, что даже у меня получилось бы докинуть, не говоря уже о пятилетке.
Оставив дрова рядом со скамейкой, Саша что-то выкрикивает Максу и направляется к нему, преодолевая расстояние в несколько метров. У меня перехватывает дыхание, когда он подхватывает мелкого на руки, тот поднимает мяч над головой и целится в кольцо, попадая в него с первого раза.
Я не знаю, что со мной происходит, но на секунду реальность смещается, а в груди закручивается целый вихрь эмоций, потому что я представляю, что эта картина из будущего.
Нашего. Общего.
Смех. Радостный визг. Хлопки в ладоши. Солнечные блики во дворе дома.
Уют. Тепло. Счастье.
Как будто кто-то взял и показал мне кусочек моего рая — так отчётливо, что теперь сложно от него оторваться, даже когда меня окликает нежный мамин голос.
— Папа хотел бы для тебя другого мужчину. Но не потому, что Саша в чём-то недотягивает — по статусу или регалиям. Просто тот, кого он выбрал, был бы безопаснее. Без этой твоей всепоглощающей любви в глазах и трепета в голосе. Папа не доверяет чувствам, которые выбивают из равновесия. А ты именно в такие и бросаешься.
Мама делает паузу, касаясь моего плеча.
— Но если эта любовь взаимна, а я вижу, что она такая, значит, всё правильно. С такой любовью можно пройти через всё: огонь и воду, страхи, порицание и недоверие близких. Главное, чтобы ты была в этом чувстве не одна. А остальное — мелочи. Сам папа далеко не святой, если тебя смущает судимость Александра, — раздается приглушённый вздох. — Скорее всего, ты уже не помнишь, но когда ты ещё училась в школе, его обвиняли в злоупотреблении служебным положением. Он тогда работал в областном управлении, курировал земельные вопросы. Подписал несколько «удобных» решений на знакомых, кое-где закрыл глаза. Думал, пронесёт. Но не пронесло. Была проверка, длительное расследование, скандал в прессе. В итоге всё замяли, потому что помогла фамилия деда, но нервы потрепали знатно. С тех пор вот уже двенадцать лет, как у папы безупречная репутация, хотя так было не всегда.
— Я действительно такого не помню, — растерянно отвечаю.
— Так и было задумано. Поэтому, когда ты выбрала мужчину с тёмным прошлым, единственное, о чём он волновался, что всё повторится заново. Только уже не с ним, а с тобой.
Взяв с собой посуду, мы выходим на улицу, чтобы накрыть на стол в просторной деревянной беседке.
Солнце стоит высоко и ощутимо припекает, хотя до этого в городе почти неделю лили проливные дожди.
Проходя мимо Саши, снимающего мясо с шампура и отправляющего его в глубокую миску, я сбавляю темп и задерживаюсь на полшага, дожидаясь, пока он посмотрит на меня.
Сердце разбухает до размеров Вселенной, когда он поднимает взгляд, встречается с моим — и подмигивает. Этого хватает, чтобы понять, что всё в порядке. Его настроение. Спокойствие. Внутренняя собранность. Всё говорит о том, что он пришёл не с конфликтом, а с миром.
Рассадка мест происходит, как в обычный день с семьёй: папа во главе, мама ближе к проходу, Ира с Гришей — там, где лучше обзор на детей. С одним небольшим отличием — я уже не одна.
Слева от меня, на деревянной скамейке, садится Саша. Он устраивается ближе, чем нужно, и наши бёдра плотно прижимаются. Простое прикосновение, греющее ярче солнца. Эта тесная близость, когда кожа почти чувствует его жар сквозь одежду и заставляет кровь в жилах пульсировать с непривычной силой.
Пока каждый из нас занят едой, я имею возможность ненадолго перевести дух.
Стол накрыт щедро — этого не отнять. Наша семья всегда была гостеприимной. Абсолютно всегда. Мясо, овощи, выпечка, домашние соленья. Десерты на любой вкус.
Пинки в моем животе становятся отчётливее, когда Ира откладывает столовые приборы и завязывает уже не нейтральный разговор, а достаточно основательный, чтобы воздух вокруг накалился.
— Александр, а расскажите что-нибудь о себе.
Отпив из стакана воду, Устинов откидывается назад и упирается спиной в скамейку. Я нахожу его руку под столом и сплетаю наши пальцы. Он чуть сжимает мою в ответ. Этого достаточно, чтобы за рёбрами стало тише.
— Я даже не знаю, что вам рассказать из того, чего вы ещё не знаете. Но я открыт к вопросам.
— На самом деле, я не знаю многого. Например, о вашей личной жизни до Оли. У вас были серьёзные отношения? Быть может, жена или дети?
— Да, я был женат. Четыре года. Детей у нас не было. Расстались без скандалов и по взаимному согласию.
Сестра кивает, слегка улыбаясь.
— Значит, в свои тридцать два вы успели получить жениться и развестись. А в какой период познакомились с бывшей супругой? Где-то в университете?
— Я не учился в университете. У меня только техникум. Так вышло, что на тот момент были немного другие приоритеты.
Я знаю, насколько резко и жёстко Саша умеет ставить людей на место, но я так благодарна ему за то, что он ведёт себя сдержаннее и бережнее. В первую очередь ради меня. И всё, что он делает, почему сидит в компании, в которой ему сложно, — тоже ради меня.
— Хорошо. А какие-нибудь плюсы будут? — выгибает бровь Ира.
— Плюс — это Оля, — бросает в ответ. — С ней всё не так безнадёжно, она уравновешивает мои минусы.
— Вы знаете, что вам с моей сестрой повезло?
— Безусловно. И я это очень ценю.
Повисает короткая пауза. Кто-то делает глоток сока, кто-то ковыряет вилкой в тарелке, но никто больше не лезет к Устинову с провокациями. Даже папа. По крайней мере, пока.
За грудной клеткой пылает. Это не значит, что я закрываю глаза на происходящее. Но и не значит, что когда-либо ещё позволю превратить непринуждённую беседу в допрос.
Оставшуюся часть дня мы проводим спокойно, негласно договорившись не заходить за красную линию. Это затишье — лучшее, что могло случиться сегодня.
Я помогаю маме убрать со стола, пока Макс с Сашей и мужем Иры играет в футбол, а она сама кормит проснувшегося Захарку, протестующего против еды.
Вид Устинова без футболки, с блестящей от пота кожей, перекатывающимися мышцами и мощью в каждом движении рождает во мне порыв немедленно уехать домой. Запереться с ним в нашей квартире, лечь рядом, переплести ноги и руки и ни на секунду не притворяться.
Впрочем, уехать быстро и с пустыми руками не получается — мама передаёт контейнеры с пирогами, салатом и курицей, а папа вручает пучок свежей мяты и зелёного лука с огорода за домом, выращенных собственноручно.
— Приезжайте к нам ещё, — говорит мама.
— Обязательно, — кивает Саша.
— Приезжайте почаще. Мы всегда рады вам, в любой день недели — хотя какие вы гости? Мы ведь уже почти одна семья.
Мама выпила домашнего вина, её щёки порозовели. Пожелания звучат искренне. Кажется, всё, чего ей сейчас хочется — чтобы между нами была гармония, несмотря на разницу в характере, привычках и воспитании.
Саша тащит пакеты к машине, загружая багажник. Прощание получается суматошным и натянутым — я поочерёдно целую родителей в щёки и забираюсь в разгорячённый салон.
Папа не уходит, оставаясь на крыльце, и протягивает Устинову руку для пожатия. Когда мама направляется в дом, я понимаю, что с того момента, как мы приехали, они впервые остаются один на один.
Наблюдая за ними, я затаиваю дыхание и ловлю себя на желании выйти и встать между ними. Это проверка на прочность. Для них обоих. И для меня. И я не знаю, чего опасаюсь больше — суровости папы или того, как может ответить Саша.
Чтобы отвлечься, я рывком открываю бардачок и лихорадочно ищу салфетки. Ладони — мокрые. В висках гулко барабанит пульс.
Между бумагами, какими-то старыми чеками и чехлом для очков ночного видения я с трудом нахожу то, что нужно, краем глаза поглядывая на крыльцо.
Папа что-то говорит, не отнимая руки. Вены на тыльной стороне ладони вздулись — и это значит, он не просто говорит. Он давит. Предупреждает. Проверяет границы.
Саша слушает, не отводя взгляда. На его лице — ни ухмылки, ни бравады. Только сдержанность, за которой я различаю грёбанный вызов, потому что уступки — не его сильная сторона, если диалог идет не с женщиной.
Это подстёгивает меня потянуться за ручку и открыть дверь, и уже через секунду до меня доносятся обрывки разговора.
— Понимаю, вы хотите для неё лучшего… И, возможно, ваши сомнения не лишены оснований. Да, я не подарок, и моя биография далека от безупречной. Но всё это — в прошлом, — разъясняет Саша. — Я рядом с Олей не потому, что вы это одобрили. Она сама сделала свой выбор, и я его уважаю. И точно не собираюсь оправдываться за свои чувства. Я люблю Олю. Для меня она не случайность и не мимолётное увлечение, а человек, с которым я хочу идти дальше. Щенком… которого нужно ткнуть носом, чтобы он понял, как не позорить Белогорских, я точно не стану. Эту фамилию я не ношу. И Оля скоро сменит её на мою.
Отец ослабляет хватку, разжимая руку и опуская её вдоль туловища. Челюсть сжата, но в глазах мелькает что-то новое. Не согласие, нет. Но признание того, что с этим человеком придётся считаться.
— Хорошо. Будем ждать вас ещё, — сухо цедит папа. — Спасибо, что сегодня приехали.
Мы отъезжаем от ворот, и вскоре родительский дом скрывается за первым же поворотом. Мимо мелькают не менее роскошные особняки, выстриженные газоны и пышные туи.
Несмотря на показную расслабленность, я понимаю, что Саша всё ещё на взводе. Даже молчание и то, как он сжимает руль, выдают сдержанность в эмоциях. Он будто разбирает весь день по полкам, не упуская ни детали.
Именно поэтому я прошу остановиться на обочине за указателем, чтобы сбросить напряжение.
Тянусь к нему и начинаю целовать: губы, уголки рта, подбородок, шею — коротко, нежно. Поочерёдно.
Пока натянутая пружина не отпускает, и Саша не начинает отвечать тем же — примагничиваясь к моим губам, находя мой язык и втягивая его в медленный, настойчивый ритм, от которого по коже пробегают мурашки.
— Спасибо за всё, — шепчу с придыханием. — Ты очень здорово держался. И перед отцом, и перед сестрой. Если хочешь — это будет наша последняя поездка.
Пальцы в моих волосах движутся мягко и лениво, и от этого всё внутри отзывается трепетом. Каждая клетка.
— Почему? Будем наведываться ещё, — говорит, чертя взглядом зигзаги по моему лицу от лба к губам. — Это твоя семья. И если ты со мной — я принимаю весь этот состав без исключения. Мне не обязательно быть там своим. Главное, чтобы ты не чувствовала, что должна выбирать между кем-то и кем-то. Всё остальное дело привычки. Или времени.
— Я уже говорила, что люблю тебя?
На самом деле говорила. Да.
Жарко. Во время секса. Возможно, это было не совсем то, что нужно, но моя любовь — как тёплое, пушистое одеяло: оно окутывает нас, стоит Саше оказаться рядом.
— Я не прочь, чтобы ты повторила это ещё.
— Чтобы что?
— Чтобы я окончательно свихнулся от счастья.
Я повторяю это, как заведённая. Повторяю смело и без сомнений, глядя в глаза. Уже не случайному знакомому из сети. Не анониму. Не водителю маршрутки, как он шутил, но тому, с кем готова ехать до самой конечной остановки.