Сирия. 2021 год.
Знаете, есть такие названия, от которых сразу веет безнадёгой? Вот и моя сегодняшняя тема перед генеральскими лицами из той же оперы: как бы им так хитро намекнуть, что пора перестать собирать все грабли.
Передо мной очень хмурые физиономии. Сегодня я, Михаил Котов, их сегодняшний «коуч по предотвращению наступления на грабли», в конференц-зале, больше похожем на мавзолей для свежих идей. Мне тридцатник, и я типа военный аналитик. Звучит-то пафосно, а на деле — мальчик с языком как бритва и мозгами, которые тут ценятся меньше, чем умение вовремя поддакивать и изображать вселенскую мудрость.
В меню у этих бронтозавров в лампасах моя «новаторская военная доктрина». Рожи у них такие кислые, будто им с утра вместо кофе впарили по тарелке солдатской манной каши с комками. А глазищи так и зыркают. Я распинаюсь, про асимметричную войну, про то, что противника надо не тупо чугунными болванками заваливать, а брать мозгами, хитростью, и всё это щедро сдобрить дезинформацией категории «лютый фейк». Бить врага его же оружием.
Психологическое давление, интегрированное такими технологиями, им кажется дикостью. Ну да, дроны они уже, скрепя сердце, признали. Но дальше этого их стратегическая мысль, похоже, буксует.
Мой конёк — видеть то, чего другие в упор не замечают, даже если им этим самым прямо в нос ткнуть. Связи, возможности, скрытые шестерёнки в этом огромном, беспорядочном механизме под названием «война». Механика — это вообще моё хобби, с детства гайки крутил, отцовский гараж был моей личной пещерой Аладдина, только вместо волшебной лампы — набор головок и паяльник. И здесь то же самое, только вместо гаек и микросхем — человеческие судьбы, бюджеты стран и геополитические амбиции.
— Молодой человек, — цедит сквозь зубы генерал Бубенцов, — всё это, конечно, занятно, ваша эта… кибернетика. Но где здесь место проверенным временем тактикам? Где, я вас спрашиваю, наша доблестная танковая армада поддерживаемая артобстрелом, способная перемолоть любого супостата в мелкий винегрет?
Глаза у него при этом блеснули.
Армада, твою ж дивизию! Да эта армада устарела! Пока вы тут «армадами» меряетесь да на парадах гусеницами брусчатку уродуете, противник вам такую «козью морду» состряпает с помощью пары прыщавых хакеров-студентиков и десятка толковых пропагандистов, вооружённых смартфонами, что вы и очухаться не успеете. Будете потом репу чесать, как баран на новые ворота, и вопрошать: «А кто это сделал? А как же так вышло?». И ведь есть же толковые и понимающие меня люди в штабе — иначе я бы тут не стоял, тупо не допустили бы.
Я заводился. Но на публику я старался излучать олимпийское спокойствие и уверенность выпускника Гарварда какого-нибудь, хотя за плечами у меня был всего лишь наш родной Бауманский, где учили думать. Хотя какое тут спокойствие, когда на тебя смотрят, как на говорящего кота из мультика, который вдруг затребовал доступ к секретным архивам Генштаба.
— Генерал-полковник, — я слегка качнул головой, стараясь скрыть сарказм, который рвался наружу, — массированные удары и танковые армады, безусловно, имеют своё место. В учебниках истории, например. Ну, или в компьютерных игрушках для тех, кто совсем по прошлому убивается. Но современная война — это война нервов, война информации, война за умы и души. Противник, который умнее, хитрее, а не обязательно сильнее физически, как Давид против Голиафа, может нанести несоизмеримый ущерб, используя наши же слабости, нашу инерцию мышления, нашу святую веру в то, что «деды воевали на Т-34, и мы так же будем, только на Т-90».
Пауза. В зале повисла тишина. Генерал медленно поднял на меня уставшие глаза.
— То есть, вы нам предлагаете, молодой человек, — в его голосе была тонна неприкрытого высокомерия, — воевать… сплетнями? Как бабки на базаре?
Ну вот, началось в колхозе утро, часть вторая, трагикомическая. Опять всё свели к «одна баба сказала». Да я не про сплетни, я про целенаправленные информационно-психологические операции, про формирование нужной картинки мира в головах противника и своего населения, про деморализацию вражеских войск ещё до того, как первый патрон будет дослан в патронник! Про то, что один толковый прогер с хорошим знанием социнженерии может стоить целого полка!
Я приводил примеры из недавних конфликтов, о которых они, похоже, читали только в сильно отцензуренных сводках, где все наши — герои, а все враги — тупые недотёпы, которых мы шапками закидаем. Раскладывал по полочкам, как заправский шулер краплёные карты. Схемы на огромном экране сменяли друг друга, графики росли и падали, рисуя не самые радужные перспективы, а лица моих визави оставались непроницаемыми. Железобетонные аргументы отскакивали. Они украдкой переглядываются, кто-то незаметно малюет в блокноте чёртиков, а кто-то просто откровенно клюёт носом, делая вид, что глубоко задумался.
Всё ясно. Очередной доклад в пустоту. Мои предупреждения о том, что мир меняется быстрее, чем они успевают перешивать пуговицы на мундирах, снова канут в Лету. Или, скорее, в толстую папку с грифом «Совершенно секретно. Ознакомиться и сжечь, предварительно забыв».
Глубоко внутри заворочалось разочарование. Не то чтобы я рвался к славе или мечтал о генеральских лампасах — упаси Господь от такой «радости». Просто до одури обидно, когда твой мозг, заточенный под решение нестандартных задачек, пашет вхолостую, как движок гоночного болида на холостых. Когда ты видишь реальную пропасть, а тебя снисходительно хлопают по плечу и лечат, что это так, канавка, её перепрыгнуть — раз плюнуть, если хорошенько разогнаться. А потом — хрясь! — и вся страна в этой самой пропасти по самые уши. А ты, такой умный, сидишь и думаешь: «Я же говорил, твою мать…» Только кому от этого легче? Правильно, никому. Особенно тем, кто уже там, в этой самой дыре.
Системное мышление — это и дар, и проклятие одновременно. Прямо как талантливый, но бухающий родственник, от которого хрен знаешь, чего ждать. Ты видишь всю цепочку, от криво забитого гвоздя до развала целой империи, а большинство — только ближайшее звено, ну, максимум два, если повезёт. И переубедить их — задачка с пометкой «звездочка».
— Благодарю за внимание, господа генералы, — закончил я свою пламенную, видимо, бесполезную речь.
Я чувствовал себя каким-то скоморохом на ярмарке: отплясал джигу-дрыгу перед равнодушной толпой, а тебе вместо оваций и медяков — пара гнилых помидоров в морду. Формальные кивки, больше похожие на подёргивания от нервного тика. Пара дежурных вопросов из серии «а не пошёл бы ты, сынок, лесом со своими фантазиями?», на которые я ответил так же дежурно, чуть ли не цитируя их же замшелые уставы, только на новый лад переписанные. Всё, можно сворачивать лавочку и идти глушить тоску чем-нибудь покрепче чая. Моя «новаторская доктрина» летит на полку, пылиться рядом с предыдущими такими же «гениальными прозрениями». Может, когда-нибудь археологи будущего откопают и оценят. Если будет кому копать, конечно, и если эти архивы до того времени не сожрут крысы размером с приличную таксу.
А ведь начальник Штаба в Москве предупреждал, что будет тяжело. Он разглядел во мне что-то. Но, видимо, хотел преподать урок, чтобы я чуть спустился с небес. Мне предлагали повременить со своими идеями и просчитать все плюсы и минусы. Но я нутром чувствовал, что доктрина опаздывает, нужно менять все сейчас же, пока не поздно.
Через пару дней — перелёт. Очередное совещание, на этот раз ближе к «горячей точке». Видать, чтобы я там, на месте, своими глазами убедился в непоколебимой гениальности «проверенных временем тактик» и в том, как лихо можно уложить пару батальонов солдат из-за тупого нежелания включить серое вещество между ушами.
Старенький самолёт, надёжный «Ил», натужно гудел, продираясь сквозь облака — такие, знаете, как комья грязной ваты. Я откинулся в продавленном кресле, прикрыл глаза. Мысли текли вяло. Опять гонял в голове презентацию, искал, где же я недожал, где накосячил или с интонацией не угадал. Может, надо было проще, на пальцах? Как для детей в ясельной группе: «Вот это — плохой дядя с большой пушкой, он хочет отнять у нас все конфеты. А вот это — мы, хорошие, с ещё большими пушками. И чтобы плохой дядя нас не обидел и не слопал наши конфеты, мы должны…» Бред сивой кобылы.
Резкий толчок вырвал меня из полудрёмы. Будто пилот решил экстренно тормознуть об невидимую стену. Стаканы с недопитым пойлом, которое в бортовом меню почему-то гордо именовалось «чаем», полетели по салону, орошая ближайших пассажиров. Чей-то испуганный вскрик. Потом ещё толчок, посильнее, аж зубы клацнули. Самолёт затрясло, как в предсмертной агонии, будто он подхватил приступ малярии. Я вцепился в подлокотники, сами подлокотники, кажется, жалобно заскрипели под моей мёртвой хваткой. Желваки заходили ходуном под кожей от какой-то животной злости на эту абсурдную, дурацкую ситуацию. Вот тебе и «горячая точка», приехали, что называется. Доставка с ветерком, прямиком в эпицентр возможного звездеца.
Рёв движков изменился, стал захлёбывающимся, с металлическим скрежетом. В голове мелькнула шальная мысль: «Неужто все?» Ирония судьбы, мать её за ногу.
Крики. Волнение в салоне нарастало. Я огляделся — перекошенные первобытным ужасом лица. Кто-то истово крестился, кто-то просто выл, как волк на луну. А я почему-то подумал о своей недоделанной модели парового движка в гараже. Какая-то сраная шестерёнка, которую я никак не мог подогнать по размеру. Забавно, о чём только не думаешь перед лицом…
А потом — непроглядная темнота. Боль. Тупая, всепроникающая, ноющая, по всему телу. Собачий холод, пробирающий до самых костей. Чувство стремительного падения. Земля? Или что-то другое, такое же твёрдое и безжалостное, несётся мне навстречу с распростёртыми объятиями? Нарастающий гул в ушах, переходящий в оглушительный рёв, от которого, казалось, лопнут барабанные перепонки, а мозги вытекут через нос, как сопли при лютом гриппе. Ощущение, что тело разрывает на куски, рвёт, как Тузик грелку.
Сознание меркло, цепляясь за последние обрывки мыслей.
Неужто и правда — все? А потом, вместо окончательной пустоты, меня пронзило ощущение покалывающего тепла, словно тысячи невидимых нитей оплетали его, стягивали, перекраивали, и где-то на грани слышимости раздался тихий, мелодичный перезвон, будто от множества крошечных колокольчиков.