Отказ от «простого решения», предложенного Искрой, не сделал меня святым. Он лишь отсрочил неизбежное, как отказ от сигареты во время похмелья — вроде и правильно, а башка все равно трещит. Демьян, этот дуболом с замашками мелкого пакостника, продолжал свою тихую войну. И следующая его подлянка чуть не стоила нам всего.
Тени, как будто почувствовав наши внутренние разногласия, предприняли новую атаку. На этот раз они действовали умнее. Не тупо перли напролом, а нащупывали слабые места в нашем периметре. И нашли. Небольшой участок на стыке зон ответственности моих людей и отряда Кривозубова. Я отдал приказ Демьяну немедленно перебросить туда свой резерв и заткнуть дыру.
— Слушаюсь! — бодро отсалютовал он и, развернувшись к своим людям, заорал: — Отряд, за мной! На правый фланг! Усилить оборону!
И повел их. На правый фланг. В противоположную сторону от прорыва.
Это была уже не «итальянская забастовка». Это было открытое, наглое предательство, замаскированное под «ошибку». Он прекрасно знал, что на правом фланге все спокойно. Он просто бросил людей Кривозубова на съедение, создавая для меня цугцванг: либо я оголяю центральное направление, перебрасывая гвардию Легата, либо я беспомощно смотрю, как тени пожирают моего единственного оставшегося союзника.
— Сука… — прошипел я, видя, как черная река вливается в брешь.
Отряд Кривозубова, человек двадцать, оказался в котле. Они сбились в кучу, выставив щиты, но тени лезли со всех сторон. Я видел, как один из его воинов, молодой парень, беззвучно кричит, когда тень касается его ноги, и его тело начинает серой дымкой уходить в землю.
Кривозубов, который находился в своем секторе, взревел, как раненый медведь, видя, как гибнут его люди. Он смотрел на меня, и в его глазах была не просто мольба, а требование. «Ты обещал защиту, Рокотов! Где она⁈».
В этот момент я понял, что честная игра закончилась. Логика войны требовала устранить саботажника. Но предложение Искры — холодное, чистое убийство — все еще стояло комом в горле. Не становись таким, как они. Не становись… Но что делать? Мой мозг, привыкший к системному анализу, лихорадочно перебирал варианты. Силовое смещение? Легат не позволит. Публичное обвинение? Демьян сошлется на ошибку в суматохе боя. Нет. Нельзя уничтожать «аппаратную часть». Нужно было сломать «программное обеспечение». Не убивать. Вывести из строя.
Идея, рожденная отчаянием и инженерной логикой, вспыхнула в голове, как дуговой разряд. Я все это время думал, как уничтожить «аппаратную часть» — тело Демьяна. Ошибка. Нельзя уничтожать аппаратную часть, если можно сломать «программное обеспечение». Его мозг. Его восприятие.
— Искра, — мой мысленный приказ был холодным и четким, как команда в консоли. — Запрос на новый протокол.
— Слушаю. Формулируй задачу, — ее голос в моей голове стал более структурированным после событий в долине. Она училась.
— Мне нужна не иллюзия в классическом понимании. Создавать объект в реальности, который увидят все, — это неэффективно, энергозатратно и слишком заметно. Мне нужен точечный взлом. Сенсорная перегрузка для одного конкретного объекта.
— У меня нет протоколов для прямого ментального воздействия. Мои функции — анализ и манипуляция энергетическими и физическими структурами.
— Вот именно, — я мысленно усмехнулся, чувствуя азарт инженера перед сложной задачей. — Мы и будем манипулировать структурой. Его нервной системой. Просканируй мою био-структуру. Видишь каналы, по которым информация от глаз и ушей поступает в «центральный процессор»? Эти нервные окончания?
На мгновение я ощутил, как тончайшая, невидимая энергия меча пробежалась по моему телу, составляя подробную карту.
— Анализ завершен. Оптические и акустические нейронные пути зафиксированы.
— Отлично. Теперь объект — барон Демьян. Он — такая же биологическая система. Найди у него аналогичные «интерфейсы». Его глаза и уши — это просто сенсоры. Мне нужно, чтобы ты обошла их. Не создавай тень перед его глазами. Подай ложный сигнал прямо на его «входной кабель» — на зрительный нерв. Сгенерируй импульс, который его мозг интерпретирует как образ.
— Требуется калибровка. Сигнал должен быть совместим с его нейронной частотой, чтобы избежать отторжения или физического повреждения.
— Тогда калибруй! — я смотрел, как еще один воин Кривозубова падает, и чувствовал, как злость затапливает отчаяние. — Используй его собственную ауру как образец. Его страх. Возьми образ этих теней, которые он видит прямо сейчас, и спроецируй его ему за спину. Туда, где он считает себя в безопасности. Добавь звук. Шорох, шипение — прямо в слуховой нерв. Задача — не обмануть его, а заставить его собственный мозг обмануть себя. Создать для него персональный, неотличимый от реальности ад.
— Задача принята. Алгоритм: сканирование цели — определение нейронных частот — генерация псевдо-сенсорного сигнала — точечная трансляция в зрительные и акустические центры. Генерация псевдореальности… Активация.
Демьян, который с довольной ухмылкой наблюдал за агонией отряда Кривозубова, вдруг замер. Его лицо вытянулось. Ухмылка не просто сползла — она стекла, как воск, сменившись выражением недоумения. Для всех остальных ничего не изменилось. Но для него мир разорвался. Он услышал его — тихий, вкрадчивый шорох за правым плечом. Шорох пепла по камню. Он резко обернулся. И увидел ее.
Прямо из воздуха, в метре от него, соткалась тень. Она была реальнее настоящих. Он чувствовал могильный холод, исходящий от нее, видел, как под ее бесплотными ногами седеет и умирает трава, ощущал запах тлена и озона. Она потянулась к его лицу бесформенным отростком.
— Тени! Они здесь! — его крик был пронзительным, бабьим, полным абсолютного, неподдельного ужаса. — Они прорвались! На помощь!
Он выронил меч и, спотыкаясь, бросился бежать. Он бежал от призраков, которые существовали только в его голове, но которые для него были реальнее камней под ногами. Он размахивал руками, пытаясь отогнать невидимых врагов, спотыкался, падал в грязь, поднимался и снова бежал, визжа, как резаный поросенок. Его отборные вояки, его гордость, смотрели на своего командира, разинув рты. Их несокрушимый, суровый барон в одно мгновение превратился в посмешище.
Эта сцена, разыгравшаяся на глазах у всего лагеря, была настолько дикой и неожиданной, что даже тени, казалось, на мгновение замедлили свое наступление. Все взгляды были прикованы к этому фарсу.
— Орловцы! — заорал я, перекрывая его визг. — Ваш командир не в себе! Он бросил вас! Приказываю принять командование его заместителю! И немедленно — на левый фланг! Заткнуть прорыв!
Заместитель Демьяна, молодой парень с более осмысленным взглядом, на секунду растерялся, но лязг стали и предсмертные крики людей Кривозубова быстро привели его в чувство. Он отдал команду, и орловский отряд, бросив своего визжащего командира валяться в грязи, наконец-то двинулся туда, куда и должен был.
Прорыв был ликвидирован. Остатки отряда Кривозубова были спасены. Но цена этой победы была для меня высокой. Я смотрел на то, как гвардейцы Легата уводят трясущегося, что-то бормочущего Демьяна, и не чувствовал ни триумфа, ни удовлетворения. Только холодную, липкую пустоту внутри. Я не убил его. Я взломал его разум. Превратил человека в дрожащую, слюнявую развалину. Я использовал свою силу для манипуляции, для ментального насилия. Это было грязно. Отвратительно. Но это сработало.
— Цель нейтрализована. Метод: дестабилизация психики через сенсорную перегрузку. Эффективность подтверждена, — бесстрастно констатировала Искра. — Побочный эффект: эмоциональный диссонанс оператора. Рекомендую калибровку эмоционального фона для повышения эффективности.
Я ничего не ответил. Я просто стоял и смотрел на поле боя, где мои люди и люди Кривозубова оттаскивали раненых, и понимал, что эта победа — самая горькая из всех, что у меня были. И я чертовски боялся того, на что еще мне придется пойти, чтобы выжить в этой проклятой игре.
Позорное бегство Демьяна и моя жесткая, почти диктаторская хватка принесли свои плоды. Саботаж прекратился. Орловцы, лишившись своего хитрозадого командира, теперь выполняли приказы без лишних разговоров, хоть и с ненавистью в глазах. Наш импровизированный альянс, склеенный из страха и моей воли, начал работать как единый механизм. Мы отбили еще несколько атак теней, уже более слаженно, более эффективно. Казалось, мы нащупали ритм этой безумной войны. Установилось хрупкое, вымученное равновесие.
И именно в этот момент, когда я позволил себе на секунду расслабиться, система снова пошла вразнос.
На этот раз угроза пришла не от теней. И не от Орловых. Она пришла оттуда, откуда я ее меньше всего ожидал. Из самого сердца нашего лагеря.
Инквизитор Валериус, который все это время молча, как ястреб, наблюдал за происходящим со своего холма, вдруг двинулся. Не к нам. А в сторону Долины. Один.
Он шел неторопливо, его черная ряса развевалась на ветру, а в руке он держал свой артефакт — «Зеркало Души». Кристалл на его груди горел ровным, холодным светом. Он не собирался ждать. Он решил, что хватит оборонительной тактики, пора переходить в наступление. Он решил лично, в одиночку, сразиться с источником этой тьмы. Уничтожить его. Исполнить свою священную миссию.
— Что он творит, Единый его побери⁈ — заорал Кривозубов, который стоял рядом со мной на наблюдательной вышке. — Он же самоубийца!
Я молча смотрел, как маленькая черная фигурка приближается к границе проклятой земли. Мой мозг, мой опыт аналитика кричал мне, что это безумие. Фанатизм, доведенный до абсурда. Но в то же время я не мог не восхититься его отчаянной, слепой смелости. Этот человек был готов умереть за свои идеалы. Какими бы чудовищными они ни были.
И Долина ответила на его вызов. Из серого пепла, из самой земли, начала подниматься тварь, что мы видели в самом начале. «Пепельный Генерал». Огромная, бесформенная, сотканная из концентрированного отчаяния и тысяч неупокоенных душ. В ее центре, как злое, багровое сердце, пульсировало ядро.
Валериус не дрогнул. Он поднял свой артефакт, и из кристалла ударил луч ослепительного, чистого белого света. Это была не просто магия. Это была концентрированная вера. Сила, способная сжигать нечисть и изгонять демонов.
Но «Пепельный Генерал» не был демоном. Он был чем-то иным.
Я видел, как луч Света врезается в клубящуюся массу. Но вместо того, чтобы испепелить ее, он… вязнет. Тварь втягивала в себя божественную энергию, как губка впитывает воду. Ее багровое ядро начало пульсировать чаще, ярче. Она становилась сильнее. Она кормилась его светом.
— Логическая ошибка, — снова этот бесстрастный голос Искры в моей голове. — Применение высокоструктурированной энергии против хаотической сущности с высоким потенциалом поглощения. Эффективность атаки вдвое снижена. Он не просто не наносит урон. Он ее лечит и усиливает.
Инквизитор, похоже, тоже это понял. Но было поздно. Он попал в ловушку. Он не мог прервать поток, потому что «Генерал» уже «присосался» к его силе, выкачивая ее, как насос. Он был прикован к монстру невидимой цепью своей собственной веры. Я видел, как бледнеет его лицо, как его иссушенное тело начинает трястись от напряжения. Еще немного, и тварь высосет его досуха, а потом, зарядившись его мощью, обрушится на наш лагерь. И тогда нас уже ничего не спасет.
На холме, где расположился командный пункт Легата, царило оживление. Я видел, как орловские командиры что-то оживленно шепчут Голицыну. Их замысел был прост и очевиден. Сейчас погибнет Инквизитор — главный свидетель и судья. Его смерть, естественно, повесят на меня. Скажут, что это я своими «чернокнижными» экспериментами пробудил эту тварь. А потом они добьют ослабленных тенями Рокотовых. Идеальный расклад. Двух зайцев одним выстрелом. Легат колебался. Он, как прагматик, понимал всю выгоду такого исхода. Смерть фанатичного и неудобного Инквизитора решила бы для него кучу проблем.
И в этот момент Искра снова заговорила со мной. Ее голос был лишен всяких эмоций, это был чистый, холодный расчет.
— Анализ ситуации. Вероятность самоуничтожения объекта «Инквизитор Валериус» — очень высока. Это устраняет ключевую угрозу для твоего выживания. Рекомендация: бездействие. Наблюдать. Сохранять ресурсы для последующей конфронтации с ослабленным противником.
Она предлагала мне просто стоять и смотреть, как умирает мой злейший враг. И с точки зрения логики, она была абсолютно права. Его смерть решала для меня все проблемы. Суд прекратится. Главный обвинитель мертв. Я останусь единственным, кто может справиться с тенями, а значит, моя ценность для Легата возрастет в разы. Это был мой шанс. Мой счастливый билет.
Я смотрел на маленькую фигурку в черной рясе, которая из последних сил сдерживала натиск тьмы. На человека, который хотел сжечь меня на костре. На фанатика, который был слеп в своей вере.
И я понял, что не могу. Не могу просто стоять и смотреть. Не потому, что я вдруг его полюбил. А потому, что его смерть здесь, сейчас, от рук этой твари, сделает меня тем, кем он меня и считал. Монстром. Чудовищем, которое принесло в этот мир хаос. Если он умрет, вся Империя будет уверена, что это я его убил. И тогда за мной придет не один Инквизитор. За мной придет вся имперская машина. И она меня раздавит.
Я должен был его спасти. Не ради него. Ради себя.
Я принял самое безумное решение в своей жизни. Оно родилось не из благородства, а из холодного, как лед, расчета. Спасти Валериуса — значит спасти себя, но только если это спасение будет оформлено не как акт отчаяния, а как сделка. Как контракт, где на одной чаше весов — жизнь верховного пса Империи, а на другой — моя собственная.
Развернувшись, я одним прыжком спрыгнул с невысокой наблюдательной вышки, приземлившись в мягкую золу. Пыль взметнулась, окутав меня серым облаком.
— Ратмир! Кривозубов! Держать строй, что бы ни случилось! Не лезть! Это приказ!
И, не дожидаясь их ответа, игнорируя недоуменные возгласы, я побежал. Не к Инквизитору. Бежать на помощь сейчас означало бы лишь разделить его судьбу. Нет, я побежал к источнику власти. К тому, кто мог дать мне то, что было нужно — легитимность. Я несся к командному пункту Легата.
Я был похож на сумасшедшего. Растрепанный, перемазанный пеплом, с горящими глазами. Гвардейцы, охранявшие периметр штаба, инстинктивно выставили копья, преграждая мне путь. Я даже не замедлил шаг.
— Прочь с дороги! Именем Легата! — заорал я, вкладывая в голос всю свою волю, и они, опешив от такой наглости, на мгновение расступились. Этого хватило.
Я ворвался в круг штабных офицеров, где, склонившись над картой, стоял Голицын, и остановился прямо перед ним, тяжело дыша. Воздух вокруг него был спокойным, почти безмятежным, защищенным мощным магическим куполом. Контраст с хаосом, творившимся в паре сотен метров, был разительным. Он посмотрел на меня с холодным, аристократическим удивлением, смешанным с неприкрытой досадой. Я нарушил его порядок. Я испортил ему такой удачно складывающийся пасьянс.
— Что вам угодно, барон? — его голос был спокоен, но в нем звенела сталь. — Разве я не приказал вам заниматься обороной своего сектора?
— К черту оборону! — заорал я, и мой голос, сорвавшийся от напряжения, заставил вздрогнуть даже его невозмутимых адъютантов. — Ваш Инквизитор сейчас сдохнет! И его смерть не остановит эту тварь! Она поглотит его силу, станет вдвое мощнее, и тогда, через десять минут, сдохнем и все мы!
— Это прискорбно, но это его выбор, — холодно, почти безразлично, ответил Легат, даже не моргнув. — Он — фанатик, который решил умереть за свою веру. Я не могу ему помешать.
— Это не выбор! Это самоубийство, которое вы ему позволили совершить! — я ткнул пальцем в сторону поля боя, где фигура Валериуса уже заметно осела под натиском монстра. — И вы прекрасно знаете, что его смерть повесят на меня! Орловы уже потирают руки. Но сейчас речь не об этом. Речь о том, что я могу его спасти! Но я не буду делать это бесплатно!
На его холеном лице, наконец, отразилось искреннее удивление. Он не ожидал такого. Он ожидал мольбы, оправданий, но не ультиматума.
— Ты… ты требуешь плату? Сейчас? В такой момент? — в его голосе прозвучало недоверие, смешанное с невольным интересом.
— Да! — я смотрел ему прямо в глаза, не отводя взгляда, вкладывая в этот взгляд всю свою волю, всю свою ярость, все свое отчаяние. Это был мой единственный шанс перевернуть доску. — Я спасу вашего драгоценного Инквизитора, который только что пытался отправить меня на костер. Этот акт доброй воли снимет с меня часть подозрений, не так ли? Но взамен я требую две вещи. Не просьбы, граф. Требования.
Я видел, как сжались его губы. Орловские командиры, стоявшие рядом, подались вперед, их лица исказились от гнева. Но я не обращал на них внимания. Я говорил только с ним.
— Первое: с этой секунды и до тех пор, пока угроза не будет полностью ликвидирована, я — не технический консультант. Я — абсолютный главнокомандующий всеми силами в этой долине. Мой приказ — закон. Для всех. Для моих людей, для союзников, для ваших гвардейцев и для этих, — я махнул рукой в сторону орловцев, которые злобно сверлили меня глазами. — Полное и беспрекословное подчинение.
— И второе, — я не дал ему вставить ни слова, — после того, как мы выберемся из этой задницы, вы, лично вы, граф Голицын, инициируете полное и беспристрастное пересмотр моего дела. С привлечением независимых свидетелей из столицы, а не из подкупленной Орловыми провинции. И вы дадите мне слово аристократа, слово Легата Империи, что будете добиваться справедливого суда, а не политического фарса.
Это был не просто ультиматум. Это была пощечина, нанесенная на глазах у всех. Я, государственный преступник, обвиняемый в ереси, ставил условия одному из самых влиятельных людей Империи. Я требовал того, что он не мог мне дать по закону. Но я ставил это как цену за жизни его людей.
Голицын побледнел. Его губы сжались в тонкую, белую нитку. Он смотрел то на меня, наглого, грязного, отчаянного, то на поле боя, где фигура Валериуса уже начала растворяться в клубящейся тьме, а монстр над ним раздувался, как чудовищный пузырь, готовый лопнуть. Он был прагматиком. Я видел, как в его мозгу идет лихорадочный расчет. Что выгоднее? Что безопаснее? Что скажет Император, когда узнает, что его Легат позволил погибнуть Верховному Инквизитору и целому отряду гвардии, имея шанс их спасти, но побоявшись взять на себя ответственность?
— Вы… вы шантажируете представителя Императорской власти? — прошипел он, и в его голосе звучала последняя попытка сохранить лицо.
— Я предлагаю вам сделку, граф, — ответил я ледяным тоном. — И у вас очень мало времени, чтобы ее обдумать. На одной чаше весов — ваша репутация, жизни ваших людей и жизнь вашего Инквизитора. На другой — моя голова на плахе. Решайте! Прямо сейчас!
Он молчал. Секунды тянулись, как часы. Тишина под куполом стала почти осязаемой, прерываемая лишь далекими криками и воем тьмы. Я видел, как желваки ходят на его щеках. Видел, как он бросает быстрый взгляд на орловцев, и в их глазах читает лишь жажду моей крови, а не желание спасать Инквизитора. Он был один.
А потом он медленно, очень медленно, с видимой неохотой, кивнул. Один раз. Это был жест человека, которого заставили сделать ход, который он никогда бы не сделал по своей воле.
— Я согласен.