Секунду назад я был государственным преступником на полставки, а теперь — временный диктатор в отдельно взятой проклятой долине. Карьерный рост, ничего не скажешь. Только вот кабинет у меня — выжженная земля, а подчиненные — сборище людей, которые мечтают насадить меня на вертел.
Пока этот аристократ переваривал собственное решение, а его свита пыталась понять, не сошел ли их начальник с ума, я развернулся. Хаос вокруг напоминал муравейник, в который сунули горящую палку. Орловцы пятились, имперцы пытались строить какие-то нелепые заслоны, а мои немногочисленные союзники просто старались не умереть.
— Командирам всех отрядов! — мой голос прогремел над долиной. — Слушать мою команду! Орловцы — прекратить бесполезную пальбу! Занять оборонительный периметр вокруг группы Легата! Маги — не атаковать! Формировать защитные сектора по моей схеме! Живо!
Это было нагло. Я, подсудимый, только что орал на элиту Севера. Командир орловцев, тот самый дуболом Демьян, который еще не успел сойти с ума, как его предшественник, развернулся чтобы рявкнуть что-то оскорбительное, но наткнулся на взгляд Легата. Голицын, скрипнув зубами так, что, казалось, эмаль треснула, коротко мотнул башкой. Этого хватило. Дисциплина, вбитая годами, взяла верх над ненавистью. Скрипя зубами, они начали выполнять приказ.
Я подскочил к своим.
— Елисей, мне нужен канал! Стабильный, узконаправленный! Ратмир, Кривозубов — прикройте его! Никто, слышите, НИКТО не должен ему помешать!
Идея была проста и гениальна. Впрочем, как обычно — иных не имеем. Если нельзя победить врага, надо заставить его работать на себя. А если и это не получается, то хотя бы построить забор, чтобы он не лез, куда не просят. Я объяснил магам — и моим, и чужим, которых ко мне подтащили почти силой — принцип «энергетического кокона». Не бить, не тратить силы на бесполезные фейерверки, а создавать плотные, стабильные поля, о которые эта пустота будет разбиваться, как муха о лобовое стекло.
И они начали строить. Правда, строили по-разному. Елисей, под моей незримой «подкачкой» и с моим четким «техзаданием», возвел свой сектор обороны — идеальный, молочно-белый, без единого изъяна. Щиты гвардейцев Легата тоже были на уровне — сказывалась имперская школа. А вот орловские «умельцы»…
— Анализ, — прозвучал в моей голове голос Искры, которая, похоже, решила стать моим личным бортовым компьютером. — Защитные поля отряда «Орловы» имеют структурные дефекты. Плотность энергии неравномерна. Вероятность прорыва — высокая.
Я и без нее видел, что щиты орловских — это решето. Они были какими-то сиротскими, дрожащими, в них зияли дыры, как в плохом сыре. Они делали это специально? Сволочи. Они выполняли приказ спустя рукава, первая же серьезная атака теней прорвалась бы именно через их «дырявый» забор. И ударила бы она не по ним, а по отряду Кривозубова, который стоял за ними во второй линии.
И ждать долго не пришлось. Новая волна теней накатила на наши позиции. И, конечно же, хлынула именно туда, где орловские «мастера» оставили брешь.
— Прорыв на левом фланге! — заорал кто-то.
Я видел, как черная, бесформенная масса просачивается сквозь мерцающую защиту. Как она касается первого воина из отряда Кривозубова. Щит, который тот выставил, лопнул. Человек даже не вскрикнул. Он просто… растаял. Превратился в серый дымок, который тут же всосала в себя тьма. Пустые доспехи с глухим стуком упали в пепел.
Барон Кривозубов, стоявший на своем участке, взревел. Это был рев раненого, загнанного в угол зверя. Он повернул ко мне свое багровое от ярости лицо.
— Рокотов! Твою мать! Что происходит⁈ Ты же главный! Ты обещал! Мои люди гибнут!
Он был прав. Я был главный. И я только что позволил умереть его людям из-за подлости тех, кем я якобы командовал. Я не мог бросить своих людей и магов, чтобы лично заткнуть дыру. Я не мог приказать гвардейцам Легата — они защищали своего господина. А орловцы, будь они прокляты, продолжали играть идиотов.
Я был в ловушке. Между врагами, которым не мог доверять, и союзниками, которые требовали от меня невозможного. Все мои хитроумные планы, сделка с Легатом — летели к чертям. Я смотрел на агонию отряда Кривозубова, на торжествующие рожи орловских командиров, на холодное, выжидающее лицо Голицына и понимал, что проигрываю.
Именно в этот момент, на самом дне отчаяния, я понял, что есть только один выход. Рискованный, безумный, который мог либо спасти нас всех, либо окончательно похоронить. Я не мог больше латать дыры. Мне нужно было устранить источник проблемы. И источник проблемы был не в тенях, он был в Инквизиторе.
Его безнадежная битва с «Пепельным Генералом» была раковой опухолью, которая оттягивала на себя все ресурсы и не давала нам сосредоточиться. Его нужно было спасти. Не из жалости. А для того, чтобы вернуть себе полный, абсолютный, неоспоримый контроль. Чтобы заткнуть рот Кривозубову, показав свою силу. Чтобы сломать игру Орловых, лишив их главного козыря — моей мнимой вины в смерти Инквизитора.
— Ратмир, держи фланг, чего бы это ни стоило! Елисей — со мной! — я рявкнул так, что мой рыжий маг подпрыгнул, и, не обращая внимания на протестующие крики и хаос, рванул вперед.
Я не лез в самое пекло. Бежать на помощь Валериусу сейчас — все равно что прыгать в доменную печь, чтобы спасти оттуда кусок железа. Я подбежал к самой границе зоны, где его белый свет отчаянно бился о клубящуюся тьму. Воздух здесь был другим. Холодным, разряженным, будто из него высосали саму жизнь. Я выхватил Искру.
«Диагностика, — мой мысленный приказ был коротким и сухим, как армейский устав. — Полный анализ объекта. Мне нужна не его сила, а его физика. Принцип работы».
Меч в моей руке перестал быть просто оружием. Он превратился в сложнейший прибор, в сканер, который я направил на чудовище. Мое «магическое зрение», усиленное им, видело не монстра из ночных кошмаров. Я видел аномалию. Область с нарушенными законами сохранения энергии. Это было не живое существо, а дыра в реальности, которая пожирала все, что имело структуру, превращая порядок в ничто. А свет Валериуса — это был самый высокоструктурированный, самый «вкусный» порядок, который она могла найти. КПД его атаки был не просто нулевым, он был отрицательным. Он кормил тварь своей святостью.
— Анализ, — отозвался в моей голове голос Искры, уже не детский, а скорее похожий на голос бесстрастного лаборанта. — Объект: нестабильная структура, основанная на аннигиляции энергии. Тип: хаотический. Уязвимость: отсутствует. Поглощает структурированную энергию, увеличивая массу.
«Что есть „провал“? — тут же с любопытством добавила она, уловив мое отчаяние. — Это состояние, когда результат не соответствует задаче?»
«Именно, — мысленно огрызнулся я. — И сейчас мы находимся в его эпицентре».
Странно, кажется у Искры раздвоение личности, то она ведет себя как подросток или даже взрослая девушка, то как маленькое дитё.
Если есть действие, должно быть и противодействие. Это основа любой механики, будь то в моем мире или в этом. Если есть «минус», его можно компенсировать «плюсом».
— Елисей! — я обернулся к своему магу, который стоял за моей спиной, дрожа, как осиновый лист. — Мне нужна противофаза! Слышишь? Не атака! Инверсия!
Он уставился на меня, как баран на новые ворота, в его глазах плескалось полное непонимание.
— Как… как эхо, только наоборот! — я пытался на ходу придумать аналогию, которую он мог бы понять. — Ты создаешь волну, которая должна не ударить, а погасить их волну! Сплети самое сложное защитное заклинание, какое только знаешь, но выверни его наизнанку! Направь его не на себя, а на него!
Это была чистая импровизация, основанная на смутных воспоминаниях о волновой физике. Я сам до конца не был уверен, что это сработает. Но это был единственный план, который родился в моей голове.
— Ваше благородие, еще один! Они его сожрали! Делай что-нибудь! — донесся до меня отчаянный рев Кривозубова.
Время истекало. Елисей, видя решимость на моем лице, зажмурился и начал творить. Его руки замелькали, сплетая в воздухе такую сложную, такую многослойную руническую вязь, что у меня зарябило в глазах. Он вкладывал в это заклинание все свои силы, всю свою ману, всю свою веру в меня. Пот градом катился с его лба. Вокруг него воздух начал потрескивать, накапливая энергию.
Наконец он был готов. Из его рук вырвался не шар, а сложный, переливающийся всеми цветами радуги кристалл из чистого света. Он не летел, а плыл по воздуху, медленно, но неотвратимо приближаясь к «Пепельному Генералу». Это было красиво. И, как оказалось, абсолютно бесполезно.
Кристалл коснулся клубящейся массы. И… ничего. Ни взрыва, ни вспышки. Монстр втянул его в себя, как пылесос втягивает пылинку. И на мгновение даже, кажется, довольно икнул, раздувшись еще на пару метров и став еще чернее, еще плотнее.
План провалился. С треском, с позором. Я не просто не помог, я сделал хуже. Я своими руками подлил бензина в костер. Я смотрел на разросшуюся тварь, на побледневшее лицо Елисея, который рухнул на колени, полностью истощенный, на отчаянные лица моих союзников. И чувствовал, как ледяные пальцы безнадеги сжимают мое горло.
Я пытался бороться с дырой, заваливая ее камнями. Пытался залить пустоту водой. Какой же я идиот. Моя логика, моя наука, весь мой опыт из другого мира разбились об эту проклятую, невозможную, анти-физическую реальность.
И в этом отчаянии, в этой унизительной ошибке, я, кажется, нашел ответ. Безумный. Нелогичный. Единственно возможный.
Провал был абсолютным. Я смотрел на раздувшуюся тварь, которая с жадностью переваривала заклинание Елисея, и чувствовал, как земля уходит из-под ног. Не в переносном смысле. Я почти физически ощущал, как мой авторитет, моя власть, моя жизнь — все превращается в такой же серый пепел, из которого был соткан этот монстр. Все мои знания, вся моя логика оказались бесполезны. Я — инженер, который пытался починить черную дыру с помощью молотка и зубила.
Именно в этот момент, на самом дне колодца отчаяния, в мозгу что-то щелкнуло. Я вспомнил лекцию по биологии, старую, пыльную, из прошлой жизни. Образ, который там показывали: раковая клетка. Она не была сильнее здоровой. Она была просто… неправильной. Она не подчинялась общим правилам, вносила хаос в отлаженный механизм организма и этим его убивала. Не силой. А беспорядком.
Хаос против порядка. Вот оно! Я все это время пытался противопоставить этой пустоте какую-то структуру — щит, инверсию, заклинание. А нужно было наоборот.
— Искра, — мой мысленный приказ был не криком, а шепотом, отчаянной молитвой атеиста. — Забудь про силу. Мне не нужна мощь. Мне нужен шум. Информационный мусор. Сгенерируй импульс, лишенный всякой логики, всякой структуры. Чистый, незамутненный хаос.
— Концепция «хаос» не определена, — бесстрастно отозвался меч. — Требуется уточнение параметров.
«Что есть „безумие“?» — тут же с детским любопытством добавила она.
— Да нет у него параметров! — прорычал я в ответ, чувствуя, как драгоценные секунды утекают. — Просто… сломай все! Возьми все известные тебе руны, все схемы, все потоки и перемешай их! Как ребенок, который ломает игрушку, чтобы посмотреть, что внутри!
Я подскочил к Елисею, который сидел на земле, белый как полотно, и тряс его за плечо.
— Еще раз! — заорал я ему в ухо. — Мне нужен твой канал! Твой мост! Только теперь не заклинание! Просто открой поток! Пустой! Как трубу!
Елисей, уже ничего не соображая, на чистом автоматизме, подчинился. Он из последних сил вытянул руку, и от нее к световому столбу Валериуса протянулась тонкая, дрожащая нить чистой, неструктурированной маны. Моя магистраль была готова.
Я положил ладонь на рукоять Искры.
— Давай! Прямо по этому каналу! В самое сердце! Зарази его!
И я почувствовал, как меч откликнулся. Он не выстрелил. Он выдохнул. Из его лезвия вырвался не свет, не энергия, а нечто невидимое, неощутимое. Это был сгусток чистого безумия, квинтэссенция ошибки, «синий экран смерти» для магической реальности. Этот «вирус» скользнул по лучу света, как по оптоволокну, и врезался в пульсирующее багровое ядро «Пепельного Генерала».
Тварь, жадно поглощавшая свет Инквизитора, проглотила и мой «подарок». И подавилась.
Я увидел это не глазами, а каким-то внутренним чутьем. Ее система, основанная на простом принципе «поглотить и ассимилировать», столкнулась с чем-то, что не имело ни структуры, ни логики. Она не могла это переварить. Не могла это аннигилировать. Хаос, попав в ее ядро, начал разрушать его изнутри. Это была цепная реакция.
Монстр замер. Его клубящаяся масса перестала колыхаться. Потом его начало трясти, как в лихорадке. Он не взорвался. Он… сдулся. Как проколотый воздушный шарик. С тихим, почти жалким шипением, огромная фигура опала, превратившись в гору инертного, безжизненного пепла. На поле боя воцарилась оглушительная тишина.
И в эту тишину я услышал хруст собственных костей.
Цена за этот гениальный ход пришла немедленно. Пропустив через себя, через Искру, этот концентрированный сгусток анти-логики, я нарушил что-то в самом себе. Ледяная, колючая пустота, которую я использовал как оружие, ударила рикошетом. Я почувствовал, как она проникает в меня, не как враг, а как… недостающий фрагмент. Как будто в моей душе была дыра, и эта пустота идеально в нее вписалась.
Я рухнул на колени. Из носа, из ушей хлынула горячая, густая кровь. Мир перед глазами на мгновение подернулся красной пеленой, а потом погас. И в этой темноте, в абсолютной тишине собственного разума, я услышал его. Не голос Искры. Другой. Тихий, вкрадчивый, древний, как сама вселенная, шепот. Он не предлагал. Он констатировал.
«Ты заглянул в бездну. И бездна узнала своего. Прими дар, дитя пустоты. Стань тем, кем должен быть».
Шепот в голове стих так же внезапно, как и появился, оставив после себя лишь звенящую пустоту и привкус крови во рту. Я с трудом разлепил веки. Мир вернулся — мутный, расплывчатый, качающийся, как палуба во время шторма. Первое, что я увидел, — это лицо Елисея, белое, как свежевыпавший снег, и полное такого ужаса, будто он только что заглянул в преисподнюю. Он что-то кричал, но я не слышал слов, только гул в ушах.
Я кое-как поднялся на ноги, шатаясь, как пьяный. Тело было чужим, ватным, но внутри, там, где раньше была лишь усталость, теперь поселился странный, звенящий холод. Я посмотрел на свои руки. Они не изменились. Но я знал — я изменился. Та «инъекция хаоса», которую я всадил в монстра, оставила свой след и во мне. Я теперь не просто носитель Искры. Я сам стал немного… пустым.
Вокруг царила тишина. Гробовая, неестественная. Битва закончилась. «Пепельный Генерал» превратился в гору инертной пыли. Тени, лишившись своего предводителя, рассеялись, как утренний туман. Мы победили.
Я обвел взглядом поле боя. Лица. На них была написана целая гамма чувств. Кривозубов и его люди смотрели на меня с благодарностью, которая была густо замешана на суеверном ужасе. Я спас их, но они видели, какой ценой. Орловцы, сбившись в кучу, сверлили меня взглядами, полными чистой, незамутненной ненависти. Я не просто победил их — я унизил их, показав, что их сила ничтожна перед лицом настоящего хаоса. А Легат Голицын… О, этот прагматик до мозга костей смотрел на меня, как на только что найденный, неизвестный науке, но явно радиоактивный элемент. Со смесью страха, расчета и жгучего, почти научного любопытства. Он видел во мне не человека, а фактор, переменную, которая только что сломала все его уравнения.
Но все это было неважно. Потому что я увидел его.
Валериус стоял посреди выжженного круга, где только что бушевала тьма. Живой. Истощенный до предела, едва держащийся на ногах, но живой. Его белая световая аура погасла, но черная ряса была невредима. Он медленно поднял голову и посмотрел на меня. И я понял, что спас своего злейшего врага. В его глазах больше не было огня фанатика. Там был лед. Лед абсолютного, кристаллизованного ужаса и ненависти, основанной на понимании. Он, находясь в эпицентре, почувствовал природу моей силы. Он понял, что я не просто использовал запретную магию. Я и был ею.
Он сделал несколько шатких шагов в мою сторону. Его рука потянулась не к мечу, а к своему инквизиторскому символу — серебряным весам, висевшим на груди.
— Во имя Единого… — его голос был хриплым, надтреснутым, как у старика, но в нем звенела сталь. — Я видел твою душу, отступник! Ты не просто чернокнижник! Ты — сама Пустота! Ты — Врата, через которые эта скверна пришла в наш мир!
Он не нападал. Он делал нечто куда более страшное. Он начал читать молитву. Слова на древнем, гортанном языке полились из его уст, и я почувствовал, как воздух вокруг меня уплотняется, становится тяжелым, давящим. Это был ритуал «Великого Отлучения». Он пытался на глазах у всех объявить меня врагом богов и людей, вырвать меня из самой ткани этого мира, сделать изгоем, которого может убить любой без страха и упрека.
Именно в этот момент Легат Голицын, который до этого молча наблюдал за этой сценой, сделал свой ход. Он понял, что фанатик сейчас уничтожит его самый ценный и самый опасный трофей.
— Довольно, Ваше Преосвященство! — его голос был резок и властен, как удар хлыста. Он шагнул вперед, вставая между мной и Инквизитором. — Вы были спасены человеком, которого собираетесь проклясть. Ваша миссия здесь окончена. Барон Рокотов, вы и ваши люди отправляетесь со мной в столицу. Не как пленник, а как… — он на мгновение замялся, подбирая единственно верные в этой ситуации слова, — … как ключевой свидетель и эксперт по аномалии, угрожающей безопасности Империи. Ваше дело будет рассмотрено на Высшем Совете. А до тех пор вы находитесь под моей личной защитой. И под моим личным надзором.
Капкан не захлопнулся. Он просто сменил форму, превратившись из простой удавки в позолоченную клетку. Я выиграл себе жизнь, выиграл отсрочку. Но я стал «собственностью» Легата. Ценным и смертельно опасным оружием, которое он вез в столицу, чтобы разыграть в своей большой, непонятной мне политической игре. И я прекрасно понимал, что теперь мой главный враг — не только хитрые Орловы. Мой главный враг — это вот этот иссушенный фанатик, который повезет в столицу весть не о преступнике, а о предвестнике конца света. О предвестнике, который носит имя Михаил Рокотов.