— Ты спятил? — негромко поинтересовался великий князь Олег.
Сергей глянул на Внислава. Большой воевода был доволен. Чуть ли не потирал от радости лопатообразные ладошки. Можно не сомневаться, что он и настучал. А Сергей думал, они ладят.
— Варт в своем праве! — вступился за Сергея князь Игорь. — Кабы у меня жену украли, я бы тоже не спустил!
— У тебя покуда нет жены, — не глядя бросил Олег, не сводивший глаз с Сергея. — Хочешь поссорить меня с хузарами, княжич?
«Хорошо, что они не знают, что вместо Искоры подставная девка была», — подумал Сергей.
— Я? — поднял бровь Сергей. — Разве это я у хузарина жену украл? Или, может, поступил не по Правде? Я ведь его не убил, не покалечил. Живым оставил.
— Он его со свиньями держит! — наябедничал воевода. — Родича самого хакана — со свиньями! А у них свинья — животное позорное! От такого у них урон чести несмываемый! Всему роду урон! А род-то непростой! Самого хакана род! — Внислав воздел палец к потолку.
«И кто же тебя так просветил, воевода полянский? — подумал Сергей. — И чем заинтересовал? Или настолько меня не любишь?»
Сергей демонстративно посмотрел вверх, пожал плечами.
— Не вижу, — сообщил он.
— Чего ты не видишь? — нахмурился Олег.
— Хакана там не вижу. Балки вижу, потолок тоже, который, кстати, неплохо было бы от сажи почистить, а вот хакана Беньяху не наблюдаю.
— Правда это, насчет свиней? — спросил Олег.
— Что хузары их стараются не есть, знаю, да. Но я же его не свининой кормлю. А сам он пока ни одной не загрыз. И не загрызет. Цепь не позволит.
— Он у него еще и на цепи сидит! Сын великого князя хузарского — на цепи!
— Что-то ты, Внислав, сегодня за хузар сильно заступаешься, — произнес Игорь. — Раньше не замечал я у тебя особой к ним любви.
— Может, он веру хузарскую принять решил? — невинным голосом предположил Сергей. — Стручок подрежет, кудряшки отрастит…
— Что ты лжешь, мальчишка⁈ — взревел Внислав.
Опаньки.
Сергей мгновенно перестал улыбаться.
— Ты, пес полянский, тявкай, да меру знай! — рявкнул он. — Хвост под брюхом держи, когда с варяжским княжичем говоришь! Еще раз такое ляпнешь — со мной на перекресток пойдешь!
— Замолчали оба! — Олег грохнул кулаком по подлокотнику кресла, на котором восседал. — А ты, Вартислав, отвечай за то, что сделал!
— Я отвечу, Хельгу, — Сергей поднялся. — Тебе отвечу, ему, — кивок в сторону Игоря. — Но кобеля своего брехливого в будку загони, чтоб я его не видел и не слышал. Еще раз пасть разинет, я ему зубы вышибу. Палкой.
Внислав от возмущения и обиды даже дар речи потерял: только рот открывал-закрывал, как рыба на берегу.
— А и впрямь, ушел бы ты куда-нибудь, воевода, — сказал Игорь. — Мы тут сами, по-родственному поговорим.
Внислав развернулся к Олегу:
— Батько! Ты видишь, как тут со мной?..
Олег же сейчас смотрел на левую руку Сергея, пальцы которой соединились в воинский знак: «Тишина. Угроза».
Внислав шуйцы Сергея не видел, потому слова великого князя стали для него сюрпризом.
— Верно, Внислав, иди, меду выпей, что ли, — мягко произнес Олег. — Не дело это, когда верные мне люди друг другу расправой угрожают. А с Вартиславом мы сами поговорим… По-родственному.
Воевода вскочил. Оглядел всех бешеным взглядом налившихся кровью глаз, сжал кулачищи…
Телохранитель Олега, его беспощадная тень, Ангвлад Безъязыкий тут же оказался между воеводой и князем. Не угрожал. Замер, скрестив руки на груди.
Внислав усугублять не рискнул, сдержался. Выскочил из палаты и уже снаружи сразу же заорал злобно на подвернувшегося под горячую руку отрока.
— Ну, Варт, если ты сейчас не скажешь что-то такое, чтобы я простил тебе оскорбление моего воеводы, я очень сильно огорчусь, — недобро произнес Олег.
— Скажу. — Сергей передвинул стул поближе к князьям, чтобы можно было говорить тише. — Непременно. Но я бы на твоем месте больше интересовался другим: почему твой, как ты говоришь, воевода так рьяно защищает хузарина, который прибыл в Киев, чтобы помешать нам идти на ромеев?
— Так и знал, что Варт скажет что-то интересное! — воскликнул Игорь.
— Твои слова против слов Внислава, — хмуро произнес Олег.
— К моим словам я могу добавить слова моего побратима Машега, — сказал Сергей. — И тархана Ноама. Слыхали ли вы о византийских родах, что трутся рядом с Беньяху?
— Да, — кивнул Олег.
— Нет, — мотнул головой Игорь. — Но догадываюсь, чего они хотят.
— Всем нам очень повезло, что этот хузарский княжич оказался таким блудником.
— Особенно тебе, — перебил Олег. — Ты, говорят, не только жену отбил, но и цену за него назначил в гору серебра.
— Не такую уж и большую. Сотни две гривен, больше мне этого блудня не раскормить.
— Это, по-твоему, небольшая? — воскликнул Игорь.
— Большую, княже, мы у ромеев возьмем. А это так, вира за обиду. И хорошо еще, что я в город вовремя поспел. Вот гляньте, что моей жене этот свиной выкормыш подкинул, — Сергей протянул Игорю бересту.
Тот повертел в руках, спросил:
— Ну и что тут?
Олег взял у него бересту.
— Это письмо словенское[12], — пояснил он брату. — Тут написано, что Вартислав велит жене его Искоре немедленно выехать к нему в Любеч. Береста подложная?
— А то. Выманить. Не рискнул хузарин мой двор штурмом брать. Людей при нем немало, но побоялся, что дружинники киевские на подмогу придут. Может, и зря боялся, — Сергей кивнул на дверь, через которую только что выскочил Внислав.
— И пришли бы, — заверил Игорь. — Ты о воеводе худо не думай. Он хоть и не варяг, но человек верный.
— Верный человек не стал бы хузарских денег брать, — возразил Сергей.
— А он брал? (Игорь).
— А сам разве не берешь? (Олег)
Соправители переглянулись.
— Беру, — согласился Сергей. — Вот скоро, к примеру, на две сотни гривен хузарского серебра взять намереваюсь. Потому что от того, что с боя взято или за товар с выгодой, я ничем отдариваться не должен. А если бы я, скажем, у ромеев взял серебро, чтобы тебя, княже Олег, отравить, это уже другое дело.
— Кто-то хочет его отравить? — нахмурился Игорь.
— Еще как хотят! Это же ромеи. Им яд подмешать — обычное дело. Они своих василевсов через одного травят, хотя те о ядах сызмала ведают. Так что я бы на твоем месте, княже, — Сергей повернулся к Олегу, — крепко поберегся. Не станет тебя, все, кого ты в поход на ромеев собираешь, тотчас по своим уделам разбегутся.
— Еще я есть, — напомнил Игорь.
— Есть, — согласился Сергей. — Ты будешь сильным полководцем, уверен. Но ты — будешь, а князь Олег — есть. И учти: это вместе вы — сила. Один воюет, другой стол киевский держит. В одиночку — много труднее. Придется тебе сначала жениться, потом сыновей родить и вырастить, чтобы стол на них спокойно оставлять, а уж после о дальних походах думать.
Олег расправил усы, прикрыв усмешку. Понравились ему речь Сергея. А Игорю — нет.
— Это что же, мне двадцать лет ждать, пока смогу войско в большие походы водить?
— Может, и меньше.
Спрятать улыбку в усы у Сергея не получилось бы, поскольку не было их, усов, но кое-как сдержался. Так-то забавно: вьюнош семнадцатилетний учит великого князя на третьем десятке, как тому жить.
— Ольга, — сказал Сергей. — Невеста твоя. О ней говорят: умна, учена и править тоже обучена. На такую и Киев оставить можно, когда освоится. Но то дело будущего. Сейчас вас двое, и, чтоб так и было, поберегитесь. Не забывайте, что яд подсыпать своему, Вниславу, например, куда проще, чем чужому.
— Довольно о Вниславе, — проворчал Олег. — Я ему верю. Не один десяток лет вместе. Не станет он меня травить.
— Рассказать как можно его уговорить? — прищурился Сергей.
— Ну попробуй.
— Главное тут — не торопиться. Если я приду к любому твоему дружиннику и скажу: вот тебе мешок серебра, отрави своего батьку…
— Тут тебе и конец! — воскликнул Игорь.
— Это вряд ли. Потому что я так никогда не сделаю. Сначала я узнаю, о чем дружинник мечтает. Например, хочется ему девку ромейскую юную, рубаху шелковую или мужа хорошего для сестры, и дам ему, что желает. Даром дам. И он непременно возьмет. Потому что — желанное. А за дар по обычаю отдариться надо. И тогда я попрошу его о пустяке: сказать своему князю то, что мне надо. Мол, слышал он, что наложница князя с его десятником блудит. Правильно сказать, не доносом, а так, мол, слышал, не верю, но скрыть не могу. Только сказать, и все.
— Коли лжа это, то непременно выяснится! — воскликнул Игорь.
— Иная лжа, если ее правильно преподнести, на правду больше похожа, чем сама правда, — сказал Сергей.
— Продолжай, — уронил Олег.
— Доказательство требуется. Такое, от которого бы кровь князя сразу вскипела. И гнев его стал бы сильнее рассудка. Например, сделать так, что колечко, князем наложнице подаренное, у десятника нашлось. И не просто нашлось, а сразу князю на глаза попалось. Сначала это колечко заполучить: обменять на лучшее или просто украсть. Вряд ли наложница с потерей к князю побежит. Особенно если сама колечко продаст или выменяет. Остается сделать так, чтобы десятник кольцо взял и на виду держал. А для этого, допустим, подложить ему девку красивую, что назовется Любавкой и подарит ему то самое колечко. Полюбился, скажет, воин могучий. Никто так меня прежде не ублажал, как ты. Возьми на память. Только носи непременно, прямо сейчас на палец надень. Тот и наденет. А для верности девке этой колечко передаст тот самый дружинник. Он наверняка не откажет в таком пустяке. Вот что бы ты сказал, Игорь-князь, если бы увидел колечко дареное у десятника на мизинце?
— Я бы спросил: где взял?
— А он бы тебе ответил: девка одна подарила. И что бы ты сделал?
Игорь замялся, потом проговорил не слишком уверенно:
— Я бы спросил: что за девка была, за что подарила?
Олег засмеялся.
— А что? Может, и спросил бы… — пробормотал Игорь. — Не убивать же сразу…
— Допустим. И он тебе ответит. Правду ответит. Что девку зовут Любавкой, а колечко подарено, что до сей поры соложники у нее были никудышные, а он, десятник, молодец!
— Ну…
— Сразу рубить нельзя, — вмешался Олег. — А после такого обидного можно.
— Так и было бы, — подтвердил Сергей. — Если кто-то выглядел как утка, крякал как утка и на вкус как утятина, значит, это утка и была. Даже если князь его и не убил бы, то из дружины бы выгнал. И с наложницей разобрался. А после поставил бы десятником того наушника, что лживый слух ему передал. Потому что после происшедшего князь этот превыше всего верность стал бы ценить. Заметьте, дружинник наш ничего особо худого не сделал. Всего лишь намекнул о том, о чем попросили. Никого не обвинял, просто передал якобы слух. Но после всего случившегося он мне теперь не просто должен. У меня теперь его жизнь в руках. Особенно если я скажу, что у меня есть те, кто видел, как он колечко передал девке. Что дальше?
— А что будет, если тот дружинник придет к князю и во всем признается? — предположил Игорь.
— Тогда все старания напрасно, — пожал плечами Сергей. — Но это вряд ли. Потому что дружинника тоже можно выбрать такого, что свой интерес выше княжьего ставит. И теперь этот десятник станет говорить и делать то, что я скажу. Потому что не только его жизнь, но и его честь теперь в моих руках. Но я его обижать не стану. Даже поддержу. Денег подкину, полезное подскажу что-нибудь. Чтобы князь его еще больше ценил.
— И все равно не верю, что он яд своему князь подсыплет! — возразил Игорь. — Боги не простят!
— А кто ему скажет, что это яд? — вновь пожал плечами Сергей. — Обычное снадобье, чтобы спал крепче. Или чуть посложнее: подарить князю красивый кубок. Только сначала вином его наполнить, а потом поднести.
— Отравленным вином? — уточнил Игорь.
— Зачем отравленным? Самым лучшим. Яда в вине не будет. Он будет на дне кубка.
— Я теперь прежде, чем кубок у тебя принять, непременно прослежу, чтобы ты сам из него отпил! — заявил Игорь и засмеялся. Не слишком натурально.
— У меня, княже, ты можешь даже яд принять без страха, — сказал Сергей, глядя прямо ему в глаза. — Я — родич твой и варяг. Если дам, значит, или яд тебе не опасен, или противоядие у меня под рукой. А перехитрить меня так, как я только что рассказал, вряд ли получится. Вот хоть у князя Олега спроси.
— Не получится, — усмехнулся Олег. — Тебя. И меня. Но мы, напомню, о Вниславе говорили, а не о тебе.
— О Вниславе, — согласился Сергей. — И рассказал я о том, как даже и верного человека на крючок поймать, чтобы объяснить, почему я не хотел говорить при Вниславе. Потому что он показался мне похожим как раз на того, кто на крючке. А насколько глубоко этот крючок проглочен, это уже не мне, а вам разбираться, князья киевские. А теперь дозвольте мне уйти. Пора хузарскую свинку кормить. Он из чужих рук не берет. Кусается.
— Полезный человек Вартислав, — сказал Игорь, когда княжич ушел. — И что-то в нем такое есть… на тебя похожее. А ведь совсем юнец. Откуда он это все ведает? — И хитро улыбнулся: — Не твой он сын, друже?
— Не мой, — буркнул Олег.
— А чей?
— Теперь — Стемидов.
— А до того?
— Мне тоже интересно… было.
— А теперь — нет?
— А теперь уже не важно, — качнул головой Олег Вещий. — Считай, что он — наш оберег в будущем походе.
— Оберег? Да ладно? — изумился Игорь. Потом поглядел на старшего соправителя и кивнул: — Пусть так. Раз ты сказал.
— Не я, — возразил Олег. — Избор Белозерский.
— Ведун?
— Он. И я с ним спорить не стану.
И не стал уточнять, что слова о талисмане были сказаны в самом конце разговора. А до этого ведун сказал одну вещь, передавать которую Игорю Олег не собирался.
«Ты, Хельгу, Вартиславову кровную родню не ищи больше. Попусту. Не отыщешь».
А на вопрос «почему?» ответил коротко: «Здесь ее нет».
И Олег как-то сразу сообразил, что подразумевает Избор под словом «здесь». И искать перестал. Потому что поверил. Избору. А вот самому Вартиславу — не до конца. Он вообще мало кому верил, великий князь Олег. Его не зря прозвали Вещим. Олег «видел» людей. Чуял, кому можно верить, кому нельзя. Угадывал правильные слова и на переговорах почти всегда знал, когда следует соглашаться, а когда — нет. Почти всегда. Были люди, которых он «не видел». Тот же Избор Белозерский. И Вартислав…
Я не указываю, какое именно, потому что пока не выяснено достоверно, появилась ли наша кириллица одновременно с ажурной глаголицей или возникла значительно позже. Но пришедший от «западных словен» Милош вполне мог быть знаком с какой-то из них, а Сергей полиглот. Хотя я допускаю и то, что в начале десятого века в быту эта письменность вообще не использовалась, а применялась только для воспроизведения религиозной литературы, для чего глаголица и была создана Святыми и Равноапостольными братьями Мефодием Солунским (Моравским) и Кириллом Философом.