Когда кто-то падает, кто-то другой непременно… не падает.
Патрикий Николай Синадин, получивший свое прозвище Пиперат за едкое остроумие и любовь к роскоши[28], входил в команду, которая «не». И его заветной мечтой было: когда-нибудь самому получить под управление фему-провинцию. Николай понимал, что самые верхние ступени дворцовой лестницы ему не доступны. Туда пускают только евнухов. Но одно то, что в Палатине его уже не считают чужаком, уже неплохо. До сих пор он выполнял поручения, которые были скорее деликатными, чем ответственными. Но сейчас его включили в состав группы переговорщиков с осадившими столицу скифами. А это значит — сам Самонас решил, что Николай заслуживает доверия. Крестный сына Льва Философа, любимчик его супруги Зои, паракимомен и протовестиарий Самонас посчитал, что специалист по северным варварам патрикий будет полезен в переговорах. И если Николай не обманет ожиданий Самонаса, тот сделает его своим человеком. И мечта станет ближе.
Если. Поскольку очередная придворная интрига может сбросить с высот самого Самонаса.
В любом случае патрикий свой шанс упускать не собирался и немедленно проявил инициативу: пригласил занятного варвара в гости. Идея изучить врага не с высоты стен, а вот так, на короткой дистанции Самонасу понравилась. Изучить, проанализировать и предложить варианты того, как можно укротить зверя и использовать его свирепость на благо империи.
— Пусть приглядится и узнает, можно ли сделать этого юного дикаря полезным василевсу, — сказал Самонас своему доверенному Евагрию. — Подкупить, очаровать, припугнуть… Пусть сам решает.
— А если не выйдет? — на всякий случай поинтересовался Николай уже у проэдра.
— Если варвар окажется бесполезен, решай сам, — ответил Евагрий. — Но, думаю, лучше устранить. Чтоб, вернувшись к своим, не болтал лишнего.
Паракимомен дал добро — и архонта-скифа впустили в осажденный город. Причем — с сопровождающими головорезами.
Патрикий Николай не ожидал, что его гость притащит с собой два контуберния северян. Но раз уж притащил, пришлось размещать. И надеяться, что дикари будут вести себя пристойно. А поскольку из одной надежды дом не построишь, то патрикий решил во избежание проблем привлечь знакомого этериота — урожденного варанга-северянина и декарха императорской гвардии Хольмстейна. Варвар кое-что должен Пиперату и не откажет. Особенно если уточнить, что патрикий Николай выполняет задание всемогущего паракимомена. Самонас щедр к своим, а варанги по-настоящему любят только золото.
Однако Пиперат не был бы потомком старинного византийского рода, если бы не умел извлекать тройную пользу из любого действия. И сейчас у него появился уникальный шанс: показать обществу настоящего варвара. Торжественный ужин в доме патрикия, в котором как раз гостит всамделишный кровожадный росс, идеальная возможность поднять свою репутацию. Это все равно что привести в триклиний черногривого льва и посадить за общий стол. Будоражащая приправа к изысканным яствам.
Юный архонт снова удивил: пришел на ужин не один, а со своим кентархом. И патрикий даже пожурил себя, что сам не сообразил позвать это чудовище. Архонт Сергий слишком юн и красив, чтобы пугать по-настоящему. А вот его кентарх смотрелся идеально. Дикий зверь. Глянет — и холодок вдоль спины. А ну как бросится?
Да, варвары-россы стали звездами вечера, затмив приглашенных музыкантш и даже томленую зайчатину в винном соусе. Об этом ужине будут еще долго судачить. Огромный татуированный варвар с прозвищем Убийца и его архонт, белокурый светлоглазый юноша с двумя клинками в богатых ножнах, с коими отказался расстаться, даже садясь за стол. Эти мечи — и отменный столичный выговор плюс безупречные манеры. Какой контраст! Вдобавок архонт юн и статен, как языческий бог. Что за вызов христианской морали и добродетели!
Мораль и добродетель проиграли всухую. Шесть дам, присутствующих на пиру, немедленно возмечтали заманить одного из варваров на ложе страсти. Даже жена самого Пиперата, благородная домина из рода, уходящего корнями к тем самым Корнелиям, не стала исключением, хотя ее симпатии были обращены в большей степени к Дёрруду.
— Настоящий зверь, — шепнула она своей золовке Юлии.
— Который из них? — Сестра хозяина вечера тоже сделала свой выбор. В пользу более юного.
— Конечно, тот, что с синевой на руках! Будто медвежьи лапы! Брр… Как бы я хотела в этих руках оказаться! Но увы! — Женщина потупила взор и перекрестилась.
— А я окажусь, — решительно заявила Юлия. — Только не у того, кто служит, а у того, кому служат. У него такие глаза… Он только посмотрел на меня, а я уже намокла. Спорим, сегодня он будет спать со мной?
— Как можно? — лицемерно возмутилась жена Пиперата. — Он же варвар. Наверняка язычник.
— Тем пикантнее, — Юлия томно вздохнула. — Как он держится. Наверняка в его жилах кровь древних королей. Возможно, тех самых, что когда-то завоевали Рим. Так что, спорим?
— Нет, — невестка опустила голову, чтобы Юлия не прочитала в ее глазах жгучую зависть.
Сергей этого разговора не услышал, но он и без того развлекался вовсю. Изысканное удовольствие — шокировать византийскую аристократию безукоризненным знанием этикета. Не зря в свое время его натаскивали лучшие столичные специалисты. Говорить, ходить, носить одежду. И главное — преподносить себя. Чтобы за двести метров было видно: аристократ. Все остальное: как здороваться, кому кланяться, а кому милостиво кивнуть, чем и что есть — уже вторично. Само собой, это Сергей тоже умел. Знал, когда и какие вилочки в ход пускать, когда ножичек брать, когда рукой пособить, а когда ручек не марать, дать поработать прислужнику.
Такой вот сюрприз благородным константинопольцам, которые рассчитывали поглядеть на прирученную зверушку. А «зверушку» в пору на торжественное мероприятие в императорский дворец приглашать: не оплошает.
И надо отметить, не оплошал бы. Поскольку бывал на таких мероприятиях Сергей Иванович Духарев, он же — спафарий Сергий, не единожды. Он и светскую беседу поддерживать умел, и собеседника разговорить. Особенно слегка подвыпившего собеседника. Ну а как не разговориться, если тебя слушают с таким ненаигранным вниманием? Да еще вприкуску с нежнейшей фазанятиной под бокал выдержанного вина.
Слушал Сергей и впрямь очень внимательно. Собравшиеся здесь пусть и не были высшей властью, но были вхожи. И в политических тонкостях разбирались ничуть не хуже логофета или императорского постельничего. А что говорили иносказательно, используя полунамеки и аллегории, так это ожидаемо. Византийцы же.
Сергей покосился на Дёрруда. Вот кто наверняка порадовал гостей. Мощь и угроза. Но — под контролем.
Убийца был начеку. Вино употреблял в меру. Здесь не княжий пир. Друзей у хёвдинга здесь нет. Многозначительные женские взгляды оставляли Дёрруда равнодушным. Ну а дальше взглядов дело пока не шло. Варвары ведь отличались не только свирепостью, но и непредсказуемостью. Тем более варвары с оружием. На пиру с оружием — не принято. Нет, есть, конечно, исключения. Например, когда оружие — знак статуса. Может, и у этих так же?
Спросить у Дёрруда никто не рискнул.
А вот у Сергея спросили. Но позже.
Перемены блюд следовали одна за другой, амфоры пустели, и благородные гости все больше и больше расслаблялись, постепенно забывая и о манерах, и об осторожности. А чего стесняться, если все свои. Считай, родственники. А младший варвар… Он такой юный, милый, вежливый: не грубит, не спорит, улыбается…
О приличиях гости тоже подзабыли. Вот уже один благородный господин разглагольствует, размахивая заячьей ножкой, жир с которой летит во все стороны, а другой щурится и сопит, больно тиская задницу девки-музыкантши, которая с напряженной улыбкой продолжает побрякивать струнами.
Перец в те времена был весьма недешев.