(Запись № 7 беседы с Тристамом Скарром. Записано в его апартаментах 7 декабря.)
Хог: Тьюлип упомянула, что, когда вы жили в Лос-Анджелесе, вас что-то тревожило.
Скарр: Что именно она сказала?
Хог: Что вы не могли найти себе места, постоянно были на взводе, вели себя агрессивно, пили, принимали наркотики. А потом, когда она попыталась добиться от вас ответа, в чем причина вашего поведения…
Скарр: Я ее отхерачил по полной программе. Сломал ей нос, выбил пару передних зубов. Это было поздним вечером, а наутро я вообще ничего не помнил. Прикинь, Хогарт, каким я был обдолбанным. Она меня конкретно достала. Все нудила и нудила. Про герыч, про то, что я себя гублю. Само собой, все ради моего же блага, но я же никого тогда слушать не хотел. После того как я ее избил, она от меня ушла. Вернулась в Лондон. Когда я завязал, мы снова сошлись. К тому моменту она уже была на восьмом месяце. Ни слова мне об этом не сказала. Я от этого подохренел, конечно. Потом мы еще где-то с год прожили вместе и снова разбежались — уже навсегда. Так, теперь по поводу твоего вопроса. Меня в Лос-Анджелесе много чего тревожило. Мне уже стукнул тридцатник, а вел я себя по-прежнему как шестнадцатилетний пацан. Я будто бы протух, понимаешь? Меня все задрало — и музыка, и мой имидж, и концерты с турне, и Рори… Я хотел, наконец, повзрослеть. Но не знал как.
Хог: Да кто ж это знает. Мы не взрослеем, а только притворяемся.
Скарр: Сейчас-то я это понимаю, а тогда нет. Я просто знал, что прежним Ти-Эс быть уже не желаю, но не мог понять, кем хочу стать. Поэтому я и бесился. Пил. Чуть не сторчался. Винил во всем фанатов — мол, это из-за них я не могу выйти за рамки имиджа. Виноваты были все — и Рори, и звукозаписывающая компания. Все — кроме меня самого.
Хог: Вы по-прежнему оставались в топах?
Скарр: Да, но наше время уходило. Шестидесятые кончились. Появлялись новые музыканты, новые коллективы с новым звучанием. «Электрик Лайт Окестра», «Генезис», «Иес», Боуи, «Рокси Мьюзик». Нас начали оттирать. Всех нас. Господи, Маккартни писал музыку для сраного «Джеймса Бонда»[75]. Я считал, что Рори не дает мне расти. Рори считал, что я ему не даю расти. Мы перестали общаться. Со зла начали поливать друг друга грязью в прессе. Он обозвал меня свиньей и манипулятором. Я его — быдлом и хамом. В глубине души нам обоим было очень больно. Но мы не знали, что делать с этой болью, как себя вести правильно, по-взрослому, как полагается братьям. Вот мы и расстались. Он отправился в Италию. Записал свой сольник «Плохиш».
Хог: И как вы отнеслись к тому, что этот сольник стал хитом?
Скарр: Я был только рад за Рори. Ты что, Хогарт, не догоняешь? Никакого соперничества между нами не было. Это все придумали журналюги, чтобы продать побольше своих газетенок. Мы не враждовали. Нам просто было нужно чуть-чуть подрасти. А для этого следовало разойтись. Мне хотелось быть собой. Но как найти этого себя? Я был тогда словно груда битого стекла.
Хог: Это из-за наркотиков?
Скарр: (Пауза.) Я тогда их много принимал и ловил от этого кайф. Кислота расширила горизонты моего сознания. Нет, я не жалею, что ее принимал, и что курил то, что курил. А вот кокс с герычем — дело иное. Они могут захватить над тобой власть, особенно если в данный момент времени у тебя в жизни полный капец. В Лос-Анджелесе я очень крепко подсел на герыч. Впоследствии это стало серьезной проблемой.
Хог: Тьюлип рассказывала, что и приятели у вас были тогда под стать — Кит Мун, Дэннис Уилсон…
Скарр: Какой еще Дэннис?
Хог: Деннис Уилсон из «Бич Бойз».
Скарр: (Пауза.) А, этот… Да, точно, припоминаю… Но мы с ним никогда особо не дружили. Она… в общем, Тьюлип напутала. Уилсон просто чувак, с которым мы пару раз долбились вместе. Пойми, я же почти все время был либо обдолбанным, либо пьяным. Мне не хотелось трезветь, приходить в себя. Уж слишком херово все тогда было в жизни. Вот я и пытался забыться с помощью герыча и женщин, позволявших мне творить с ними всякую дичь… жуткие вещи. После того как от меня ушла Тьюлип, у меня их было много. По большей части они были из мечтательниц, грезящих о карьере актрисы. Они роскошно выглядели в бикини, а голыми — еще лучше. Я пользовался этими девками, девки пользовались мной. Получали свои пять минут славы — их фотографии появлялись в прессе, когда меня в очередной раз вышвыривали из мажорного ночного клуба за мое очаровательное поведение. Мун жил в особняке неподалеку, тоже рядом с пляжем. Некоторое время по соседству с нами жил Леннон. Я так понимаю, после того, как Иоко выставила его вон. Порой мы втроем тусили вместе, закидывались наркотиками и отжигали.
Хог: А музыкой вы в это время занимались? Вы ведь хотели расти и развиваться.
Скарр: Мы с Филом Спектором записали в студии пару блюзовых композиций. Работой я остался доволен. Рай Кудер играл на гитаре. Я — на губной гармошке. Кто тогда был в Лос-Анджелесе, тот и пришел нас в студию послушать: Бонни Рэйт, Стиви Стиллз, Леннон, Мун… Получилось вроде вечеринки. Я работал над альбомом, но загремел в больницу. Чертовски досадно. В итоге из всего альбома в свет вышел лишь один-единственный сингл: «Неумеха».
Хог: Что стало причиной госпитализации?
Скарр: Язва желудка, с кровотечением. Организм подобным образом намекал, что пора тормознуться, иначе хана. Приехали Дерек с Джеком, взяли меня под свое крыло. Увезли куда-то в пустыню, сняли мне дом с бассейном, наняли доктора, который наблюдал за мной круглые сутки. Короче, спасли мне жизнь.
Хог: И вы завязали?
Скарр: Завязал. Начал нормально питаться. Плавал два раза в день. Из выпивки — максимум бокал вина. А потом Дерек с Джеком уговорили меня поговорить по телефону с Рори. Он к тому времени стал типа богемой. Разъезжал по модным курортам. Летом — Ривьера, зимой лыжи в Гштаде. У него даже появилась постоянная любовница — молоденькая итальянская актриса по имени Моника, ей и двадцати лет еще не было. Она не брила подмышки. Господи, как же это было круто — снова пообщаться с Рори. Понимаешь, он же был мне братом. Думаю, во многом именно разлука с ним и снедала меня в Лос-Анджелесе. Мы стали созваниваться каждый вечер. Все говорили и говорили о том, что между нами произошло. А когда я достаточно окреп, поехал к нему в гости — в Ривьеру. Знаешь, когда я вышел из такси, у нас обоих сдали нервы, и мы разревелись, словно два сопляка. Мы хотели снова выступать вместе. Мы были к этому готовы. Но с одним условием: чтоб все было как в самом начале, до того, как мы стали звездами и началась вся эта херня.
Хог: И так появился «Джонни Гром».
Скарр: Ну да. Поначалу это было вроде такого прикола. А вот давайте представим, что нам всем снова по шестнадцать лет и мы играем рокабилли, короче типа Элвиса и Бадди Холли. Причем играем на инструментах того времени. Настоящий контрабас, из гитар — полые «рикенбакеры»… По сути дела, мы возвращались к своим основам. И чем больше мы это обсуждали, тем чаще задавались вопросом — а почему бы и в самом деле не попробовать? Мы все собрались, позвали Дерека, барабанщика, который тогда работал с нами, — Корки Кэрролла, отыскали потрясного саксофониста Джонни Алмонда. И впятером создали коллектив «Джонни Гром и молнии». Мы все делали так, словно на дворе пятьдесят седьмой год. Одевались в клетчатые пиджаки, галстуки, узкие брюки. Зачесывали назад волосы. Джек отыскал нам автобус пятидесятых годов, и в нем мы отправились в тур. Выступали только в небольших клубах, пили скотч с колой, курили любимые сигареты. Никакой наркоты. Никаких «наших» песен. Мы вообще вели себя так, словно группы «Мы» никогда не существовало. Кто-то думал, что мы это делаем с какими-то далеко идущими целями, но на самом деле мы просто ловили кайф. Мы даже записали альбом в студии, вживую. (Смеется.) Мы и думать не могли, что он станет настолько популярным.
Хог: Его успех дал старт ностальгии по пятидесятым. Кроме того, именно с тех времен вам стали приписывать фразу о том, что рок-музыка — это театр.
Скарр: В первую очередь то, что мы сделали, помогло нам разобраться с безумием последних нескольких лет. Мы с Рори выплеснули наши чувства в песнях, которые сочиняли в дороге, прямо в автобусе, совсем как в старые добрые времена. Так родился альбом «Новая эпоха».
Хог: «Настала новая эпоха, / ты больше не смотри назад, / забудем прошлые обиды, / мне очень дорог твой взгляд. / Мы будем жить теперь по-новому…» Вы и вправду зажили по-новому?
Скарр: В каком-то смысле — да. Мы снова сошлись с Тьюлип и были счастливы. Если взять музыку, то мы с Рори снова были на гребне волны. Наше воображение будоражили новые стили: регги, диско. А новые технологии звукозаписи! Нам не терпелось поскорей воплотить свои задумки в жизнь. Во многом «Новая эпоха» стала нашим лучшим альбомом. Это был шаг вперед. Для всех нас. Увы, надолго нас не хватило.
Хог: Что случилось с Тьюлип?
Скарр: Она родила Вайолет. И резко изменилась. Хотела, чтобы все поменялось: довольно, мол, этой жизни. Хватит этой грязи, этих бесконечных музыкантов. Все это она вывалила мне аккурат накануне нашего тура по Штатам для раскрутки «Новой эпохи». Отказывайся, мол, оставайся, или ты нас потеряешь. Паскудный выбор, согласись, но альтернативы у меня не было. Тью уперлась и не желала уступать. Я… я просто не мог отказаться от музыки. В ней вся моя жизнь. Так я потерял Тью. Вместе с дочерью. Самая большая жертва в жизни, на которую я решился ради музыки. И все же я на нее пошел. Больше у меня не было серьезных отношений ни с одной женщиной. Просто не мог, и все тут. Тью, после того как мы расстались, все сильнее отдалялась от меня. Обрела Бога. Связалась с этим преподобным Бобом и его жалкой крошечной сектой.
Хог: От полицейских я узнал, что он когда-то торговал наркотиками.
Скарр: Не удивлен. Следствие считает, что это он ее убил?
Хог: Думаю — нет.
Скарр: Тебе Рут еще что-нибудь говорил?
Хог: Нет. Полагаю, что сейчас ход за мной.
Скарр: Ты уже решил, что будешь делать?
Хог: Пожалуй, да.
Скарр: (Пауза.) Я вот все думаю — она сильно мучилась?
Хог: Не самая приятная смерть. Впрочем, не думаю, что смерть вообще бывает приятной. Я так понимаю, Джек похоронил урну с прахом в центре лабиринта?
Скарр: Да. А Вайолет посадила сверху тюльпаны.
Хог: Очень трогательно… Давайте поговорим об этих ваших последних гастролях. Я недавно пересматривал документальный фильм Кубрика…
Скарр: Я его так и не посмотрел. По понятным причинам.
Хог: Как вообще возникла идея снять документальный фильм о гастролях?
Скарр: Кубрик просто вышел на нас с этим предложением. Ну а мы такие — а почему бы и нет, вместе веселее. Господи, да с нами и так к тому моменту уже ехала целая толпа. У нас был свой самолет. Куча грузовиков со звуковым и осветительным оборудованием. Очень скоро мы уже затосковали по маленьким клубам и «Джонни Грому». Особенно после того, как Рори сорвался.
Хог: Сорвался?
Скарр: Он попросил эту итальянскую актрису, Монику, поехать с ним в турне по Америке. Вместо этого она ушла от него к Роману Полански, а он тотчас же запихнул ее в фильм, который в тот момент снимал. Рори никак не мог понять, что люди просто используют друг друга и на этом в большинстве случаев и строятся человеческие отношения.
Хог: В том числе и ваши отношения с Тьюлип?
Скарр: Я сказал, в большинстве случаев, корешок. Для Рори разрыв с Моникой стал серьезным ударом. Он снова взялся за старое и пустился во все тяжкие. Тоннами нюхал кокс и трахал малолеток. Нюхал и выступал, нюхал и трахался. Нюхал и творил дичь. Нюхал и начинал все сначала. Он вообще не ел. Сам не понимаю, как он при этом мог оставаться на ногах. Я бы не выдержал. Впрочем, в итоге не выдержал и он. После концерта в Денвере он вырубился за кулисами. Его пришлось отправить в больницу. В официальном заявлении мы наврали, что все дело в разреженном воздухе.
Хог: А чем занимались вы, когда Рори пустился во все тяжкие?
Скарр: (Смеется.) Честно? Молодость осталась в прошлом. Если бы я забил на строгий режим, то не смог бы скакать по сцене во время концертов на всех этих стадионах. Каждое утро я пробегал по три с половиной километра. Я был обязан давать себе полноценный отдых. Ну а бабы… Они меня привлекали уже куда меньше, чем прежде. Вдруг мне стало с ними скучно. Своих мозгов нет. Вкуса нет. Просто фигуристые куски мяса с набором дырок. Оказалось, что я слишком избалован Тьюлип. Она знала, чего хотела. У нее был вкус. Собственные мысли. Я так и не встретил никого, кто мог бы сравниться с ней.
Хог: Поговорим о гибели Рори?
Скарр: (Пауза.) Мы как раз допевали «Мы — двойное лихо» — это была наша песня на бис, именно ею мы заканчивали на тех гастролях каждый концерт. Я увидел, как впереди что-то полыхнуло, а потом Рори упал — у него из носа шла кровь. Я, честно говоря, подумал, что это из-за кокса, ну, из-за того, что он без конца его нюхал. Опять вырубился — совсем как в Денвере. До меня дошло в самую последнюю очередь, что на самом деле произошло, — только когда я увидел этого пидора, размахивающего пистолетом, и услышал, как кричит Дерек. А потом одна мысль только в голове и билась. Ну вот, опять — совсем как с Паппи. Опять. Опять. Опять. Но этого не должно повториться. Мы не можем потерять Рори. Почему никто не может ему помочь? Неужели это никому не под силу? — я просто не мог этого понять.
Хог: Вы даже забыли о ливерпульском выговоре.
Скарр: Да, мне говорили. Лично я этого не помню. Наверное, все дело в шоке. Когда я понял, что Рори больше нет, когда до меня это, наконец, доперло, знаешь, что я подумал? Жуткая мысль, доложу я тебе. Я подумал, что Рори сказочно повезло уйти вот так. С гитарой в руках на сцене. Он именно так и должен был умереть. Постареть? Превратиться в развалину вроде меня? Нет, это не для него. Так лучше… по многим причинам…
Хог: Есть определенная категория людей, вроде Джима Моррисона, которых просто невозможно представить в старости. К ней, несомненно, относится и Рори.
Скарр: Это точно. Он был воплощением рок-н-рол-ла. Вечно молодой. Тебе еще плеснуть вина, а, Хогарт?
Хог: Нет, спасибо. Мне вечером за руль, еду в город.
Скарр: По делу или развлекаться?
Хог: Ни то, ни другое.
Скарр: Ага. Значит, тебе звонила Мерили?
Хог: Не совсем.
Скарр: Не совершай того, о чем тебе потом придется сожалеть, корешок.
Хог: Хороший совет. Надеюсь вы не обидитесь, если я им не воспользуюсь.
Скарр: Кореша они на то и есть, чтобы не обижаться зазря. Если у вас с Мерили все срастется, буду рад с ней познакомиться. Слушай, может, привезешь ее ко мне на вечеринку?
Хог: Вечеринку?
Скарр: Ну да, решил в следующее воскресенье устроить здесь тусовку.
Хог: Ну и ну. И какой же повод? Рождество?
Скарр: А на хрена нужен повод, если хочешь повидаться с сотней старых друзей?
(конец записи)
Имеется в виду песня Live and Let Die для одноименного фильма о Джеймсе Бонде «Живи и дай умереть».