(Запись № 4 беседы с Тристамом Скарром. Записано в его апартаментах 24 ноября. Он в той же одежде, что и три дня назад. Судя по внешнему виду, с момента последней встречи не мылся, не брился и не спал. В апартаментах гораздо темнее, чем раньше, несколько ламп выключены. На нем темные очки.)
Хог: Я познакомился с вашей дочерью, Вайолет. Очень милая.
Скарр: Ты с ней поаккуратней, корешок.
Хог: Вот как?
Скарр: Она любит прибирать к рукам чужое. Это называется… как его…
Хог: Воровство?
Скарр: Клептомания. Клептоманка она. Не сомневаюсь, что еще и нимфоманка в придачу. Маньячка, одним словом. В точности как и ее прелестная мамаша.
Хог: Которую зовут?..
Скарр: Тьюлип.
Хог: Общий цветочный мотив, следовало догадаться[55].
Скарр: После того как Тью ударилась в религию и связалась с этим святошей, у нее с Вай начались проблемы. Пыталась и ее охмурить. И закатывать скандалы, когда Вай тырила ее вещи. Ну я и разрешил Вай перекантоваться здесь. Жалко, что ли?
Хог: Она выглядит гораздо старше своих лет.
Скарр: Если тебя интересует ее возраст, так и скажи. Ей пятнадцать. Что, уже в трусы ей успел залезть? Если что, мне по барабану. Я и сам в свое время такое творил… Так что глупо читать ей морали. Херня получится. (Пауза.) Так ты уже того?
Хог: Я успел пару раз побеседовать с Джеком. Мне не хотелось бы говорить, что он настроен враждебно, но… Но иначе не скажешь.
Скарр: Да он, блин, просто завидует.
Хог: У меня складывается впечатление, что дело тут не только в зависти. Мне кажется, он пытается что-то от меня утаить.
Скарр: И что же?
Хог: Надеялся у вас узнать.
Скарр: Что-то я не догоняю, Хогарт.
Хог: Джек категорически не хочет общаться со мной.
Скарр: Так оставь его в покое.
Хог: Не могу. Он слишком важный источник информации.
Скарр: Ясно. Ладно, я с ним поговорю.
Хог: Спасибо. Интересно было бы узнать, как выглядел музыкальный мир Англии в шестьдесят втором, когда «Грубияны» начали играть?
Скарр: А, ну да. В Лондоне и окрестностях появился какой-то интерес к ар-н-би. На самом деле, вроде религиозной секты. (Пауза.) Так ты ее трахнул? Если что, корешок, я не в претензии. В натуре.
Хог: Да как-то не встал. Вопрос. Об этом.
Скарр: (Пауза, потом смеется.) Ниче так. Молодец. Смешно.
Хог: Так продолжим?
Скарр:. Ага. Ну, я уже говорил о Лонни Донегане — мастере скиффла, который в пятидесятых играл в джаз-бэнде Криса Барбера. Там же играли Алексис Корнер и Сирил Дейвис. Потом они ушли от Барбера и сколотили «Блюз Инкорпорейтед» — это, наверное, первая британская блюзовая группа. Чарли Уоттс — тот самый, из «Роллингов», сидел у них на ударных. Джек Брюс из «Крим» играл на басе. «Блюз Инкорпорейтед» пыталась выступать по традиционным джазовым клубам Лондона, но этим сраным интеллектуалам — упертым фанатам джаза — их музыка показалась слишком вульгарной. Тогда ребята из «Блюз Инкорпорейтед» открыли собственный клуб — в подвале под кафе в Илинге. Так появился «Илинг-клаб». Там тусили те, кто тащился от ар-н-би, вроде нас. Мы с Рори, Мик Джаггер, Кит, Брайан, Джон Мейолл, Джон Болдри… Тогда еще все были корешами, это потом началась конкуренция, амбиции… Трепались о музыке, о концертах, иногда кто-нибудь забирался на сцену. Однажды я и сам туда вылез, пьяный в сопли, и спел песню Альберта Кинга Ooh-ее Baby вместе с «Блюз Инкорпорейтед». Сирил мне подыгрывал на губной гармошке. Круто у него получалось… Я тут же решил и сам научиться на ней играть. (Зевает.) Так к чему это я? Мы стали смещаться в сторону блюза. Добавили в репертуар Please, Please, Please Джеймса Брауна[56] и Spoonful Хаулина Вулфа — ее еще много лет спустя перепели «Крим». После того как «Блюз Инкорпорейтед» распались, Сирил сколотил новую группу — «Олл старз», и их пригласили сыграть на Ил-Пай-Айленде — острове посреди Темзы в Туикенеме, там старый дансинг, еще двадцатых годов. Сирил замолвил за нас словечко, и мы там тоже сыграли. Тогда уже появилось несколько чисто блюзовых клубов: «Рэйлуэй Хотэл» в Харроу, «Сейнт Мэри Пэриш Холл» в Ричмонде, «Стьюдио Фифти-Уан» в Лондоне. Мы выступали во всех. Играли, заводили знакомства, пытались произвести впечатление. Да, при этом мы выступали и на свадьбах, и на танцах при церквях — это, я считаю, было ошибкой. Так известности не добьешься. Тогда мне казалось, что мы должны сосредоточиться на блюзе. Ну а что — «Битлы» уже вовсю зажигали! А Рори и остальным по-прежнему нравилось играть Blue Suede Shoes. Пока мы собачились, «Декка»[57] предложила «Роллингам» контракт. Ох и разозлился я. (Зевает.) Они тогда играли в «Кродэдди», и он стал знаменитым ар-н-би-клубом. После того контракта с «Деккой» мы их сменили. Так и шли за ними, в «Марки» тоже после них играли. Это теперь поднялась вонь, что мы типа косили под этих сраных «Роллингов». Мы звучали совсем иначе, но люди — те, что принимают решения и контролируют студии звукозаписи… Они мыслят категориями… А Рори срал на категории. Он верил в силу музыки. (Зевает.) Ну а я…
Хог: А вы — нет?
Скарр: Чего «нет»? А-а-а… пардон… Не, я, пожалуй, был реалистом.
Хог: Реалистом?
Скарр: Я считал, что нам не хватает своей фишки. Ну или толкового менеджера. Чтоб на тебя обратили внимание, надо расталкивать других, вовсю работать локтями… Слушай, корешок, давай на сегодня все, а?
Хог: Вид у вас усталый. Да, Тристам, я хочу вам сказать, одну вещь… Прошлым вечером и ночью за мной в Лондоне кто-то следил.
Скарр: Знакомое ощущение. Очень знакомое. Будто за тобой действительно кто-то следит. Это все кислота. Когда закинешься, все кажется таким реальным…
Хог: Но за мной действительно кто-то следил.
Скарр: М-м-м-м-м-м-м…
Хог: Как думаете, кто это мог быть? У вас есть какие-нибудь версии? (Пауза.) Тристам? (Пауза.) Алло?
(конец записи)
(Запись № 1 беседы с Джеком Хорнером. Записано у него в офисе 25 ноября. В офисе — рабочий стол, заваленный вещами и бумагами, портативный обогреватель, календарь с красотками, стойка с оружием. В стойке: двустволка «браунинг» двадцатого калибра, самозарядный «Ремингтон-1100», и спортивная винтовка «Винчестер». За приоткрытой дверью офиса виднеется гостиная. Обстановка спартанская.)
Хорнер: Позвольте попросить прощения, сэр. Не хотел показаться грубым.
Хог: Вы по-прежнему не хотите вспоминать о прошлом?
Хорнер: Не хочу. Но я понимаю — такая уж у вас работа. Мистер Скарр мне все доходчиво объяснил.
Хог: Что вы имели в виду, когда сказали, что я себя веду не очень умно?
Хорнер: Да просто к слову пришлось, сэр.
Хог: Мне показалось, вы намекаете на обстоятельства гибели Паппи.
Хорнер: Гибели Паппи?
Хог: Я так понимаю, Ти-Эс не верит, что это был несчастный случай.
Хорнер: (Пауза.) Когда погиб Паппи, я был у них администратором. Я в курсе всех подробностей.
Хог: Готовы поделиться?
Хорнер: Паппи, при всех его закидонах, свою норму знал. Сам он никогда бы не принял столько спида. Кто-то ему подсунул конскую дозу, а Паппи не заметил. Таблетки подменили. Подложили что-то посильнее. Ну, по крайней мере, я так думаю.
Хог: И кто мог это сделать?
Хорнер: Получается, кто-то из наших.
Хог: Да?
Хорнер: Дело в том, что все это произошло не на выезде. Они записывались, точнее пытались это делать, в загородной усадьбе Рори, в Котсуолдсе. Я отвечал за аппаратуру. Собралась вся группа, Тьюлип, Марко, пара девиц…
Хог: Получается, Паппи Джонсона убил либо участник группы, либо кто-то из ближайшего окружения?
Хорнер: Ну а кто же еще?
Хог: И вы это все тогда рассказали полиции?
Хорнер: Так точно, сэр, рассказал. Провели тщательное расследование — конечно, без лишнего шума, чтобы не пронюхали газетчики. Но колес так и не нашли. Никого не обвинили. В итоге решили все списать на несчастный случай.
Хог: (Пауза.) Со слов Ти-Эс складывается впечатление, что вы очень злитесь из-за того, что вас выгнали из группы. Что вы ненавидели Паппи.
Хорнер: Я уже говорил, что ни на кого зла не держу. И мне не особо нравятся ваши намеки…
Хог: В чем заключались ваши обязанности администратора?
Хорнер: Делал то, что от меня требовалось.
Хог: И дурь для Паппи покупали?
Хорнер: Иногда — в разъездах. Дома они сами доставали. Я же не наркоторговец. Не знаю, откуда взялись те колеса. Правда не знаю. Все произошло внезапно. Они все вместе играли в студии Рори. Вдруг — бац, и Паппи мертв. Больше мне нечего добавить.
Хог: Прошлой ночью мы с Ти-Эс разговаривали о том, как группа играла по клубам — еще до того, как они поднялись.
Хорнер: Да-а-а… ну и времечко было. Прямо как на войне.
Хог: В смысле войны между группами?
Хорнер: В смысле войны между Ти-Эс и Рори. По молодости они только так и общались. Любой разговор превращался в ссору. А какая ссора без драки? Горячие головы… Что один, что другой. Иногда дрались прямо на сцене. Мы с Дереком только переглядывались и пожимали плечами… Помнится, Рори здорово подрался еще и с отцом, из-за того что не хотел работать кровельщиком. Рори и Ти-Эс сняли комнату рядом с гаражом, где мы репетировали. Жуткая конура, доложу я вам. Два голых матраса на полу, между ними чемодан, пол весь в пустых пивных бутылках и окурках. Свет и отопление за отдельную плату. Кинул монетку: тебе и светло и тепло, не кинул — шиш. Само собой, там было вечно холодно и темно. Они вечно болели. Ничего не ели. При мне по крайней мере — ни разу. Всякий раз, когда я к ним приходил, сидели на полу, кутаясь в одеяла, кашляли, а Рори на гитаре своей играл. Даже спал с ней. Зарабатывали тогда сущие гроши, а нас все же было четверо. Иногда приходилось играть всего для пяти-шести человек. Я по-прежнему работал каменщиком. Дерек — продавцом в магазине мужской одежды. А Рори и Ти-Эс жили музыкой круглые сутки. Они хотели стать звездами рок-н-ролла, хоть сдохни. Поймите, мистер Хог, все держалось только на них — на Ти-Эс и Рори. Мы с Дереком были так… за компанию. Ну а потом Дерек остался, а меня… меня попросили на выход.
Хог: Расскажете поподробнее?
Хорнер: (Пауза.) Наверное, все началось с фестиваля негритянского блюза осенью шестьдесят третьего года в «Фэйрфилд-Холл» в Кройдоне. Фестиваль организовал Джорджо Гомельский, менеджер «Кродэдди», он был продюсером у «Роллингов», покуда они не ушли от него к Энрдю Лугу Олдему. Съехались все звезды американского блюза — Мадди Уотерс, Отис Спэнн, а также единственный и неповторимый Джонсон по кличке Бешеный Пес — такой здоровенный и дико жирный старый хрен из Луизианы. Под два метра ростом и весил, наверное, сотни полторы кило. При этом ему уже перевалило за семьдесят. Бешеным Псом его звали не просто так. Во-первых, его губная гармошка звучала точь-в-точь как собачий рык. Ну а во-вторых, долбанутый он был на всю голову. Об этом мы, правда, тогда еще не знали. Знали только, что он крут. Ти-Эс вбил себе в голову, что нужно с ним как-нибудь закорешиться. Рори был не в восторге от этой идеи, но соглашался, что группе нужна раскрутка. Ну, мы и подвалили к Бешеному Псу за кулисами после концерта. Он приехал со своей «племянницей» Мейбл, лет двадцати. Ти-Эс со всем почтением принялся заливать, как мы его уважаем, мол, тоже играем блюз и хотели бы как-нибудь выступить вместе с ним. Тот пробубнил в ответ что-то невнятное, и тут Ти-Эс попытался пожать ему руку. Бешеный Пес как двинул Ти-Эс наотмашь — тот аж к стене отлетел, — и бросился на него с воплями, брызгая слюной. Убил бы, если б мы не оттащили. Выяснилось, что Пес не терпит рукопожатий. А еще бухает круглые сутки напролет, вечно бесится и кидается на людей. И при этом таскает с собой заряженный ствол. Но от Триса так просто не отделаешься. Оклемавшись, он попросил Мейбл, чтобы та на следующий вечер притащила Бешеного Пса в «Кродэдди». Ну, она и притащила. Он вылез с нами на сцену — здоровенный черный старикан, который толком даже не соображал, где он вообще находится. Получилось совершенно отвязно. Пес хлестал виски из горла, орал под музыку какой-то бред, откалывал эти свои штуки с губной гармошкой — он как-то по-хитрому нажимал себе на кадык, когда играл. Зато после этого нас заметили. Думаю, именно этого и добивался Ти-Эс. Откуда ни возьмись, к сцене подошел чувак и заявил, что будет нашим продюсером.
Хог: И это был Марко Бартуччи?
Хорнер: Нет, Марко появился позже. Этого хмыря звали Эли Гашэн, он представился директором кинотеатра и пообещал устроить нам групповое турне — если, конечно, с нами отправится Бешеный Пес. В те времена это было модно. Приглашали разные группы выступать на разогреве перед звездой по кинотеатрам — одни были на подъеме, другие на спаде, а третьи вообще не пойми что. Нам предстояло разогревать публику перед Джерри Ли Льюисом. Турне на две недели, по двадцать фунтов в неделю на всех. Мы поехали. Весь день в автобусе, ночевки в привокзальных гостиницах шахтерских городов, из еды только яйца да жареная картошка, носки стираем в раковине, все ютимся в одном номере, за исключением Пса и Мейбл. «Вот оно, парни, — твердил Ти-Эс. — У нас получилось». Боже, мы ведь по сути дела были вроде клоунов, Джерри Ли даже не считал нужным здороваться с нами, но Ти-Эс… Он пребывал на седьмом небе от счастья. Он преклонялся перед Псом. Постоянно донимал его расспросами о прошлом. Подхватил его словечки: «Господи, помилуй» и «У-у-у. Боже…». И голос, его знаменитый грубый голос — это он пытался подражать голосу Пса. Пес, конечно, не раз дал нам всем прокашляться. Вечно буянил, орал у себя в номере. Один раз высадил окно, и нас всех выставили вон.
Хог: Успешно выступили?
Хорнер: Черта с два. В «Кродэдди» и других лондонских клубах хоть кто-то интересовался блюзом, а на севере, где мы играли, — вообще никто. В субботу вечером там всем хотелось просто нажраться пивом под Rock Around the Clock. Мы играли блюз, и нас освистывали. Ти-Эс с Рори страшно из-за этого переругались. В общем, обосрались мы с этим турне. При этом нас еще и кинули. Дело как было — Эли все тянул с деньгами, уверял, что расплатится в самом конце. Хрен там. Мы не получили ни гроша, он сказал, что все пошло на покрытие наших расходов. Оказалось, что он вроде сутенера-мошенника — заманивает молодые группы играть на разогреве задаром. Но кое-что мы с него стрясли. Мы с Рори зажали его в углу, хорошенько отделали и забрали кошелек. Там оказалось всего семь фунтов, так что мы еще сняли с него пальто и ботинки, а потом продали. Ти-Эс решил, что деньги надо отдать Бешеному Псу. У него истекала рабочая виза, и ему нужно было на что-то возвращаться в Америку. Ну, мы и отдали. У Ти-Эса были и свои причины. Он спал с Мейбл и хотел, чтобы она побыстрей свалила.
Хог: Надоела?
Хорнер: Не совсем, сэр. (Смеется.) Как оказалось, в этой парочке стволы были у обоих.
(конец записи)
(Запись № 1 беседы с Дереком Греггом. Записано 26 ноября в гостиной его особняка в георгианском стиле на площади Бедфорд-сквер. В комнате стоит огромный шкаф вишневого дерева с коллекцией американских мушкетов, сделавшей бы честь любому музею: мушкет образца 1775 года, спрингфилдский мушкет образца 1842 года и крайне редкий образец мушкета 1847 года «Сапперс энд Майнерс», и многое другое. Как ни удивительно, басист группы «Мы» за минувшие двадцать лет почти не изменился. Песочного цвета волосы все так же ниспадают на плечи. Лицо и шея практически без морщин. Под черной шелковой рубашкой — никаких признаков брюшка. Джинсы и ботинки тоже черные. Рядом с Дереком мускулистый загорелый молодой человек, одетый точно так же. Грегг просит оставить нас одних. Молодой человек, помрачнев, выходит.)
Хог: Спасибо, что согласились уделить мне время.
Грегг: Не за что. Для Триса — все, что угодно.
Хог: Занятная у вас коллекция. Мушкеты в рабочем состоянии?
Грегг: Разумеется. Иначе какой смысл их приобретать? Я состою в клубе реконструкторов. Ходим по полям и лугам с мушкетами — в точности как много веков назад. Не представляете, как это здорово.
Хог: Полагаю, непросто доставать пули и порох.
Грегг: Мне делают на заказ.
Хог: Само собой. А современное оружие у вас есть?
Грегг: Нет, дребедень я не коллекционирую. Любите пикировки?
Хог: Не особенно.
Грегг: У вас неплохо получается.
Хог: У всех свои таланты. Я сейчас всех расспрашиваю о том, как вы начинали, ваша группа.
Грегг: Голодные годы. Особенно Рори и Трис были самыми настоящими оборванцами. Оборванцами и отморозками. Как-то раз стибрили из спортивного магазина пару пневматических ружей и отправились на помойку стрелять крыс.
Хог: Попали?
Грегг: Представляете — да! Оба метко стреляли. Потом притащили добычу в школу — похвастаться.
Хог: Какие молодцы. Насколько я понимаю, вы тоже прославились. Я кое-что слышал о беременности одной девушки.
Грегг: Господи, он хочет вставить это в книгу? Ребенка усыновили родители девушки. Пацан до сих пор не знает, что его сестра на самом деле приходится ему матерью. «Пацан». Смех один — ему уже тридцать. Я уже дедушка — представляете? Я им помогаю — регулярно посылаю немного денег. Но по-тихому. И я бы предпочел, чтобы вся эта история осталась тайной — ради них. Ведь это можно понять?
Хог: Понимаю, но не мне решать. Если не хотите, чтобы об этом упоминалось, поговорите с Трисом. Это ведь его книга. И, раз уж о ней зашла речь, у меня к вам есть вопрос довольно деликатного характера, если не возражаете.
Грегг: Нет, нисколько. Вы мне симпатичны. Должно быть, все дело в глазах.
Хог: В глазах?
Грегг: Они печальные. Я не доверяю веселым людям. Они слишком часто лгут.
Хог: В первую очередь самим себе.
Грегг: А вы наблюдательный.
Хог: У меня полно талантов. Трис… Трис сказал, что вы были влюблены в Рори. Это правда?
Грегг: (Пауза.) Члены группы со временем становятся очень близки друг другу. Посторонним этого не понять. Мы едим, спим, моемся и трахаемся на глазах друг у друга. И общаемся на своем языке — языке музыки. Между нами возникает связь. И любовь. Мне не стыдно признаться, что я любил Рори Ло. Не могу сказать, что он отвечал взаимностью, но для меня это ничего не меняло. Когда Трис узнал — устроил мне сцену. Он может быть очень жестоким, знает, как ударить по больному месту.
Хог: У вас когда-нибудь с Рори…
Грегг: Был ли у нас с ним секс? Был. Один раз. Давно, в те безумные времена. Вроде бы в шестьдесят восьмом, в отеле «Шато Мармонт» в Голливуде. После концерта мы, как обычно, обдолбались, устроили оргию… Все мы и восемь или десять фанаток. В самых разных сочетаниях и позах… В те годы сексуальные эксперименты — дело обычное, просто очередное приключение. Ну, в тот вечер… Рори посмотрел на меня, я на него и… Знаете, ему понравилось. Правда. Потом, он стал отказываться от своих слов, что меня, конечно, задело. В книге будет о моей ориентации?
Хог: А как бы вы к этому отнеслись?
Грегг: Очень даже положительно. Ведь будет круто, правда?
Хог: Порвем кое-кому шаблоны. Каково это — быть геем и одновременно секс-символом для миллионов девочек-подростков?
Грегг: Ну, это лишь одна маленькая ложь из многих. Чего только не насочиняла про нас студия звукозаписи. Они нас придумали — совсем как голливудских кинозвезд. Господи, да пока Рок Хадсон[58] не умер от СПИДа, куча народа даже не подозревала, что он гей. Даже свадьбу ему устроили… Само собой, поначалу о сексе и речи быть не могло. Тогда такое в принципе было невозможно, по крайней мере, среди пролетариата. (Смеется.) У меня были девушки, и я с ними изрядно успел покуролесить. Но это не могло длиться вечно. Дело ведь… Дело ведь не только во мне. Понимаете? Чем дальше, тем мне становилось тяжелее. Мы колесили по всему свету с Рори… Мне хотелось, чтоб он был счастлив, и я страдал, видя, как он губит себя наркотой, как растрачивает себя на тупых, жадных баб. Ни одна женщина так и не сделала Рори счастливым. Ни одна из тех, кого он встретил за всю свою жизнь, начиная с того времени, когда мы еще были сопляками, и вплоть до самой его смерти.
Хог: А Трис?
Грегг: Трис вообще женщин за людей не считал. Для него они были просто насадками на член. Отряхнулся и пошел.
Хог: Мне очень хочется его понять, взглянуть на мир его глазами, но пока мне это не удается.
Грегг: Он — человек-тень. Не получится у вас влезть в его шкуру. И никому не получится. Если хотите его понять — ну, насколько это вообще возможно, — запомните одно: он был готов пойти на все что угодно, чтобы стать рок-звездой. А для этого нужно очень-очень много, и далеко не все из этого приятно. Рори от жизни хотел не так уж и много — заниматься музыкой и оттягиваться на тусовках. Ему было плевать на деньги, на бизнес. Само собой, ангелом его тоже назвать нельзя. Он был дерзкий, безответственный, инфантильный. Но при этом весь как на ладони. Иное дело — Трис. Этот скрытный. Все смотрел, наблюдал, прикидывал. Умел расположить к себе нужных людей. Умел себя подать и продать. Рори — нет. А Тристам Скарр — актер и всегда им был. Помню, как он впервые забрался на сцену в «Илинг-клаб»…
Хог: Трис мне об этом рассказывал. Он был пьян.
Грегг: Он был трезв как стеклышко. Но притворился пьяным, чтобы выглядеть таким отвязным парнем, одержимым музыкой. Он себе на уме. По-моему, он всегда чувствовал, как именно в тот или иной момент следует поступить, — и не останавливался ни перед чем. Его никак нельзя назвать порядочным человеком. Ему абсолютно все равно, какими средствами добиваться цели. Главное результат. Когда мы раскрутились, он начал интересоваться финансами. Но он поздно спохватился. На тот момент нас уже по полной отымел Марко, который вкладывал наши доходы в другие свои проекты, а потом в один прекрасный день объявил, что мы разорены. Чтобы разорвать с ним контракт, пришлось отдать ему права на все наши ранние песни. Он нас ограбил. Они все нас грабили… Непростая вам досталась работенка, мистер Хог. Единственного мужчины, который, может быть, хоть как-то понимал Триса, уже нет в живых. Женщины… Не думаю, что женщины вообще его понимали, за исключением разве что Тьюлип, да и то не факт. Помню, как у них все начиналось… Она же была супермоделью — гламурная красавица, со связями в обществе. Раскрой любой журнал — она там. И она задержалась на несколько недель. С Трисом такое случилось впервые. Я его тогда спросил о ней. А он мне: «С утра не возникает желания выгнать ее к чертовой матери…» И это все, что он сказал о женщине, на которой женился. Понимаете, на самом деле Трис за всю свою жизнь любил только одного человека — самого себя. Никогда не забуду, как мы первый раз пели I’m Walkin Фэтс Домино. Дело было в «Кродэдди». Трис начинает кривляться на сцене — как раз в тот вечер он придумал свою знаменитую походку, и девчонки начинают визжать от восторга. Он так от этого возбудился, что у него аж член встал — прямо на сцене. Потом он признался, что едва не кончил прямо себе в штаны… Рори жил сегодняшним днем. Трис — завтрашним. И вот наступило завтра. И вот он живет один-одинешенек в башне своего замка. Во всем белом свете — ни одного друга. Ни единого. Не думайте, что я его ругаю, ведь благодаря ему я могу себе позволить все, что угодно. Кстати, я говорил, что в следующем месяце на Бичамп-плейс у меня открывается галерея концептуального искусства? В частности, там будет представлена работа Джеффри — вы его только что видели. Редкий талант, доложу я вам… Положа руку на сердце, должен признать, что всегда восхищался Трисом. Все считают тебя полным говном, а тебе насрать. Вот это характер! А как он выставил из группы Джеки? Когда Марко предложил взять в группу Паппи, Трис согласился первым. Не задумываясь. Уговаривал Рори он уже потом. И это Трис уговорил Рори всем рассказывать, что мы якобы из Ливерпуля.
Хог: Как вы познакомились с Марко?
Грегг: После того как Бешеный Пес вернулся в Штаты, группа, по сути дела, распалась. Без всякого официоза. Просто перестали играть вместе. Двойное лихо вернулось в свою тошнотворную комнатенку и продолжило ошиваться по клубам. Какое-то время они пытались выступать в «Клаб Фифти-Уан» с Джеффом Беком, но Джефф и Трис не поладили. Потом, в один прекрасный день, Трис заскочил в магазин, где я работал, и попросил вечером прийти в «Кродэдди». Мол, там он меня будет ждать вместе с Рори. И чтоб я ничего не говорил Джеки. Когда я явился в клуб, они, то есть Рори и Трис, меня уже ждали в компании двух мужиков. Одному в районе сорока. Никогда в жизни не видел человека, настолько похожего на заварочный чайник — Марко Бартуччи. Впервые увидел живьем бакенбарды а-ля Франц Иосиф — думаю, он и сейчас так ходит. Еще он жутко потел и постоянно вытирал лицо и шею банданой.
Хог: Откуда он?
Грегг: Он итальянец, но вырос в Глазго. Говорил, что в пятидесятых работал у Ларри Парнса[59]. Парне в свое время раскрутил Томми Стила, Джонни Джентла и Дики Прайда. Думаю, Марко у него был вроде мальчика на побегушках, хотя Марко уверял, что именно он подписал «Битлов» на их первое турне, когда они играли на разогреве у Джонни Джентла — естественно, до того, как стали известными. Потом он занимался поисками талантов в Америке. Иными словами, выжидал подходящего для себя момента.
Хог: А второй?
Грегг: Чернокожий американец — чуть старше двадцати. Он был в темно-зеленом костюме из какого-то блестящего материала, рубашке с рюшами и темных очках — несмотря на то, что давно уже стемнело и мы сидели в клубе. Волосы он намазал бриолином, чтоб они не вились. Помнится, жевал жвачку и постукивал пальцами по столу. Весь такой напряженный. Марко представил его нам как племянника Бешеного Пса, Альберта. Кличка, мол, «Паппи» — «щенок». Играет на барабанах. Я ему: «Рад познакомиться». А он: «Аналогично». Он говорил очень тихо, практически шепотом. Марко привез его из Америки с мечтой сделать из него рок-звезду. Понимаете, в те времена чернокожих рок-звезд в Британии еще не было, и Марко решил воспользоваться возможностью.
Хог: Умно.
Грегг: Никогда не мог упрекнуть Марко в отсутствии сообразительности. Он решил подсадить Паппи в какую-нибудь начинающую британскую группу, играющую ар-н-би, и вспомнил о нас, потому что мы ездили в турне с Бешеным Псом. Я поворачиваюсь к Трису и говорю: «А как же Джеки?» А он мне в ответ: «С Джеки все». (Пауза.) Я и рассказал обо всем Джеки. Он пожелал нам удачи.
Хог: Он расстроился?
Грегг: С какой стати? Он же не знал, что будет дальше. Да и я тоже. Господи, ни за что не забуду, как впервые услышал Паппи. Это… это было что-то запредельное. Боже, что он вытворял на ударных. Благодаря ему они становились чуть ли не ведущими. Никто не мог сравниться с Паппи на барабанах.
Хог: Трис считает, что его убили.
Грегг: (Смеется.) Опять за старое? И не надоело же ему! Он считает, что смерть Паппи была предсказана. Ну и вдобавок ко всему он верит в фей, колдуний, цыганскую порчу и вуду.
Хог: И кто же предсказал гибель Паппи?
Грегг: За день до смерти Паппи одна ненормальная баба, воображающая себя колдуньей, с которой Рори закидывался кислотой, предупредила, что нас, мол, ждет страшная трагедия. Так ей поведали то ли карты Таро, то ли еще какая-то херь. Трис воспринял это всерьез. Стал уточнять, какая именно трагедия: несчастный случай вроде автокатастрофы? Она ответила, что нет. Мол, она чувствует в воздухе ненависть и враждебность. Господи, да это просто была тупая корова, которая красила себе ногти в черный цвет. С ума сойти, Трис до сих пор в это верит.
Хог: А вы, значит, нет?
Грегг: Я уверен, что Паппи никто не убивал. Я же там был. Перепил шампанского, пережрал спида. Вот и все. Ничего больше. Не слушайте Триса.
Хог: Вы знаете, что Джек разделяет мнение Триса?
Грегг: Джек по-собачьи предан Трису. И вдобавок не блещет умом.
Хог: Джек считает, что Паппи убил либо член группы, либо кто-то из ближайшего окружения.
Грегг: Чушь несусветная. Поверьте мне, мистер Хог, смерть Паппи — просто несчастный случай. Никто из нас его не убивал. Нелепо даже предполагать подобное. Паппи был нашим другом. Более того, он был нашим козырем, асом своего дела. Он приносил нам деньги. Зачем, во имя всего святого, кому-то из нас понадобилось его убивать?
(конец записи)
(Запись № 1 беседы с Марко Бартуччи. Записано 26 ноября в его кабинете в клубе «Джамбо-Диско». Одет буднично, явно страдает от комплекса неполноценности. Действительно похож на заварочный чайник с бакенбардами а-ля Франц Иосиф. Выглядит беспокойным, настроен враждебно.)
Бартуччи: Что Ти-Эс от меня надо?
Хог: Информация. Он работает над автобиографией.
Бартуччи: Ясно. То есть теперь он хочет, чтоб я ему еще и книжки помогал продавать. А с какой стати? Мне-то с этого какая выгода? Не думайте, я человек не эгоцентричный, просто хотелось бы это знать.
Хог: Ну, что вы, как я мог такое о вас подумать? Мне кажется, поговорить со мной в ваших же интересах. Это возможность изложить свою версию событий.
Бартуччи: Хотите мою версию? Что ж, извольте. Что бы вам Ти-Эс ни рассказывал о финансовых делах группы — это все ложь. Не верьте ни единому его слову.
Хог: Вам жарко?
Бартуччи: Нет, с чего вы взяли?
Хог: Вы весь взмокли.
Бартуччи: У меня так всегда, не обращайте внимания.
Хог: Насколько мне известно, ваше расставание с группой связано с безобразным скандалом из-за денег.
Бартуччи: Я дал этим мальчишкам все! И чем они мне отплатили? Меня продолжают поливать помоями. И вот вы — живой тому пример. Вот смотрите, джентльмены, мои партнеры, с которыми я открыл этот клуб, — они с Ближнего Востока. Им практически ничего не известно ни о нашем прошлом, ни о беспочвенных обвинениях Скарра. Теперь они прочтут обо мне, и у них возникнут вопросы.
Хог: Не думаю, что вам следует чего-то опасаться. Насколько я могу судить, дела у клуба идут отлично.
Бартуччи: Благодарю вас. Я работаю, не покладая рук.
Хог: Если конечно…
Бартуччи: Если конечно что?
Хог: Если вы не кидаете ваших партнеров на деньги. Как кинули Триса.
Бартуччи: (Пауза.) Боюсь, вы мне не нравитесь, мистер Хог.
Хог: Я многим не нравлюсь. Не вы первый.
Бартуччи: Ти-Эс нисколько не изменился. Он все тот же грубый гадкий мальчишка, который ест как свинья и обкладывает матом всех, кто косо на него посмотрит. Я не могу заткнуть ему рот. Он никогда меня не слушал. Он меня презирал. Все рок-звезды относятся к своим продюсерам подобным образом. С одной стороны, они терпеть не могут ответственных людей, а с другой стороны, хотят, чтобы кто-нибудь за них нес ответственность. А стоит делам пойти немного не так — ударяются в истерику и крик. Между нами произошло недоразумение, вот и все. Я ничего у них не крал, я инвестировал. Да, не стану отрицать, я допустил кое-какие ошибки. Но если бы не я, они бы до сих пор ошивались вокруг «Кродэдди», выступая за выпивку и курево. Это я сделал группу «Мы». Он будет отрицать, но это факт. Когда я их подобрал, это была блюзовая группа без всяких перспектив. Кому они были нужны? Да никому! Их нужно было направить. И я это сделал.
Хог: Вы можете рассказать о Паппи?
Бартуччи: Своего настоящего отца он в глаза не видел — тот отбывал пожизненное в тюрьме. Бешеный Пес то сходился, то расходился с его матерью и помогал его растить. Паппи взял фамилию Бешеного Пса и стал называть его дядей. Мальчишка был рослый, мускулистый. Служил в десанте. Обожал прыгать с парашютом. Помню, как-то в Стокгольме он обдолбался и чисто ради прикола выпрыгнул из окна гостиницы. С третьего этажа. Перелом обеих лодыжек. «Приспичило мне, чувак», — говорит, пока мы ждем скорую. Приспичило. После армии он стал работать по клубам, где выступали черные. Играл на барабанах для Литл Ричарда, Айка Тернера, братьев Айзли. Впервые я его увидел в Гарлеме, в театре «Аполло». Он играл с какими-то бездарными певцами в стиле «соул». Смотрю — на барабанах такой атлет. Причем он еще и устраивал целое шоу. Жонглировал палочками. Мог крутануться на сиденье вокруг своей оси, не сбиваясь с ритма. Показывал девушкам язык. Он меня впечатлил. После концерта я сразу же отправился за кулисы знакомиться. Паппи оказался славным добродушным парнем. Сказал, что его дядя — Бешеный Пес, знаменитый американский мастер блюза, — как раз гастролирует в Британии, и он тоже хочет поехать, посмотреть как и что. Сказано — сделано. Само собой, здесь ему было непривычно. Да, в те времена тут можно было встретить выходцев с Ямайки и Багам, но вот чернокожие американцы, вроде Паппи, считались редкостью. Между прочим Джими Хендрикс перебрался к нам именно благодаря Паппи. Они в молодости вместе выступали в Гарлеме. Именно Паппи проложил Джими дорогу. Да и остальным тоже. Он… он был революционером, хотя и не считал себя таковым. Совершенно не считал.
Хог: И что вы ему сказали, когда он к вам заявился?
Бартуччи: Обещал помочь, чем смогу. Но как я не знал. Пока однажды вечером не столкнулся с Ти-Эс и Рори в «Кродэдди». Мы были знакомы шапочно. Я поздоровался.
Хог: И какими же они были в те времена?
Бартуччи: Талантливыми. Задиристыми. Голодными. Мы разговорились, я сказал, что у меня есть один знакомый, с которым они будут рады пообщаться — ну, раз им довелось работать с Бешеным Псом. Мы договорились о встрече, сели, выпили… Ребята просто рехнулись от восторга — понимаете, Паппи, с одной стороны, был их ровесником, а с другой — ему уже довелось выступать со звездами вроде Литл Ричарда, который был одним из кумиров Ти-Эс. Они слушали Паппи, развесив уши. Им хотелось вызнать у него буквально все. Они расспрашивали о Чикаго, о Мемфисе, о его опыте выступлений. Паппи был польщен. И ошарашен. В те времена в Америке такие исполнители блюза, как Сон Хаус и Ледбелли, были практически неизвестны среди белых. А ребята знали все их песни. Разговор с Паппи длился несколько часов кряду. А потом они услышали, как он играет.
Хог: И это их впечатлило.
Бартуччи: В те времена, мистер Хог, лучшими из молодых барабанщиков Лондона были Джинджер Бейкер и Кит Мун. Паппи был настолько их сильнее, что даже сравнивать как-то неловко. Ти-Эс и Рори, клянусь вам, смотрели, как он играет, натурально, с разинутыми ртами. Они были готовы душу продать, лишь бы заполучить Паппи. Я посоветовал им отказаться от блюза и играть что-нибудь пободрее, посвежее, поэнергичнее. Присмотреться к ребятам из Ливерпуля. Ливерпуль тогда был столицей бита. И они попробовали сыграть вчетвером, вместе с Дереком. И представляете, у них сразу стало получаться. Заводная танцевальная музыка. Естественно, благодаря Паппи. Его-то им и не хватало. Я увидел, что они сыгрались, и повез их в Ливерпуль — уже под новым названием. Мы думали, не представить ли Паппи как племянника Бешеного Пса, но не стали. Ребята уже пытались играть блюз, и у них ничего не получилось, к чему поминать Бешеного Пса? Когда студия «И-эм-ай» подписала с ними контракт, там придумали легенду: мол, Паппи сын американского моряка, осевшего в Ливерпуле после войны. Они же решили, что и остальные ребята должны быть из Ливерпуля и изображать тамошний выговор. Рори настолько это взбесило, что он решил сделаться молчуном.
Хог: А я-то удивлялся, почему говорил всегда один Тристам. Скажите, а что вы думаете о смерти Паппи?
Бартуччи: Что конкретно вас интересует?
Хог: Думаете, его убили?
Бартуччи: (Пауза.) Я никогда не верил в версию о несчастном случае.
Хог: Вот как?
Бартуччи: После того как Паппи арестовали с наркотой, нам запретили гастролировать в Штатах. Без гастролей продажи пластинок серьезно просели. Паппи очень болезненно воспринял это. Предложил уйти из группы, продолжайте, мол, без меня. Ребята, само собой, об этом даже слышать не хотели. Они были невероятно преданы друг другу. Последние несколько недель перед смертью Паппи был очень подавлен. Подобное состояние было ему совершенно несвойственно, он всегда слыл живчиком, лучился оптимизмом, весельем. Тусовки, наркота, девушки — заводилой всегда был он. Именно поэтому к нему прохладно относилась Тьюлип. Она считала, что Паппи дурно влияет на Триса, из которого она пыталась сделать настоящего джентльмена. Паппи ни в чем меры не знал. Такие, как он, веселятся на полную катушку, но уж если впадут в депрессию… Несчастный случай? Нет, конечно. Это было самоубийство. Он покончил с собой. Именно так я всегда считал. Досадно. Ужасно досадно. Такой талант. И так рано ушел.
(конец записи)
Тьюлип — тюльпан, Вайолет — фиалка.
Джеймс Джозеф Браун (1933–2006) — американский певец, признанный одной из самых влиятельных фигур в поп-музыке XX века, называвший себя «крестным отцом соула». Работал в таких жанрах, как госпел, ритм-энд-блюз, фанк.
«Декка» (англ. Decca Records) — британский лейбл звукозаписи, основанный в 1929 году Эдвардом Льюисом.
Рок Хадсон (1925–1985) — американский актёр кино и телевидения.
Ларри Парнс (1929–1989) — английский импресарио и продюсер, активно сотрудничавший с рок-звёздами.