Человек, который не спал по ночам - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 8

Глава 7

(Запись № 5 беседы с Тристамом Скарром. Записано 29 ноября в его апартаментах. Одет в банный халат, на ногах — тапки. Выглядит очень взволнованным.)

Скарр: Они что, до сих пор понятия не имеют, кто в тебя стрелял?

Хог: Нет, а вы?

Скарр: Я? Мне-то откуда знать?

Хог: Ну, например, можно вспомнить вашу теорию о смерти Паппи.

Скарр: (Пауза.) Значит, его действительно убили. Я был прав. Все это время я был прав. И тот, кто стоит за его убийством, опасается, что я ляпну что-нибудь не то?

Хог: Скажу вам как на духу, Тристам. Меня запугать не просто легко, а очень легко.

Скарр: То есть ты выходишь из игры.

Хог: Решать вам.

Скарр: Мне?

Хог: Господи, давайте, в конце концов, перестанем ходить вокруг да около!

Скарр: Вот как ты заговорил, корешок.

Хог: А чего вы ожидали? Меня пытались убить. Меня, а не вас. Я имею право знать почему, а вы ничего не говорите.

Скарр: Я тебе уже все рассказал, я…

Хог: Кто убил Паппи?

Скарр: Я же тебе человеческим языком объяснил — не знаю!

Хог: Херня!

Скарр: Не дави на меня, корешок. Если я сказал, что не знаю, значит, так оно и есть.

Хог: Снова херня.

Скарр: Че тебе надо, а? В рыло хочешь схлопотать?

Хог: Мне нужна правда.

Скарр: Еще раз повторяю: я не знаю, кто убил Паппи.

Хог: Ладно. Приму к сведению. Не знаю, верить вам или нет, но это уже моя проблема.

Скарр: Почему ты мне не веришь?

Хог: С удовольствием объясню: я вас не знаю. Да, мы уже некоторое время общаемся друг с другом, но это ничего не меняет. Вы для меня по-прежнему загадка. А значит, я не могу вам доверять.

Скарр: (Пауза.) Хочешь подогнать меня под свои правила? Они со мной не работают. Я не такой. Я Ти-Эс.

Хог: И кто такой Ти-Эс?

Скарр: Он… я… в полной жопе. В дерьмище по самые уши. И так было всегда. Доволен?

Хог: Почему?

Скарр: Господи! (Долгое молчание, прерываемое тяжелым дыханием.) Еще с детства, когда я был сопливым пацаном и сидел один в комнате, я… (Тяжело дышит, шмыгает носом.)…я чувствовал себя… ну… особняком. Изолированным, что ли… Я… я ведь часто болел. Помнишь, я тебе рассказывал? Но… Но…

Хог: Да-да, говорите!

Скарр: Об одном я утаил. В глубине души у меня сидело чувство ужаса. Оно изводило меня днями, даже неделями. Какое-то безумие. Ни жрать не мог, ни спать. Меня мучили головные боли. Такие сильные, что даже глаза не открыть. Я был один, совсем один в кромешном мраке. Эти мигрени случаются у меня и сейчас. На прошлой неделе как раз был приступ. Сильный.

Хог: Я заметил, что вы были несколько не в себе.

Скарр: Я думал, деньги и слава все исправят. Именно поэтому я их с таким упорством добивался. Оказалось, что я ошибался. Ничего они не исправили. И это стало одним из самых сильных разочарований в моей жизни. А из-за наркоты все стало еще хуже. От кислоты я едва умом не тронулся. Превратился в какого-то сраного параноика, вообще верить людям перестал. Особенно когда им было что-то от меня нужно… А ведь всегда всем что-то было от меня надо… Я никогда не умел видеть во всем хорошее. Я всегда сосредоточен на плохом. Хочешь правды? Успех не принес мне радости. Я вообще не способен радоваться. И потому я кидался на людей, губил и разрушал то, что сам созидал.

Хог: Вы когда-нибудь обращались за профессиональной помощью?

Скарр: Ядро моего таланта — мое бессознательное. Я никогда никому не позволю в нем ковыряться. Ответы я всегда искал сам. И понадобилось до хера времени, чтобы осознать, что ответов нет.

Хог: Рори знал о том, что вы мне сейчас рассказываете?

Скарр: Знал, еще с детских лет, знал, но не понимал меня. Зато он был единственным, кто мог — пусть и не всегда — вытащить меня из приступа. Он был моим корешем. Единственным настоящим другом. Когда его не стало, я рехнулся. Куча народу считает, что я отошел от дел потому, что зассал — испугался, что меня тоже убьют. Это… правда, но лишь отчасти. Я ушел со сцены, потому что потерял Рори. Я… Мне до сих пор… (Слышны всхлипывания, потом наступает тишина.) Уже и не помню, когда я в последний раз ревел… Ты, Хогарт, извини, если что.

Хог: Поздравляю, Тристам.

Скарр: С чем это?

Хог: Вам в первый раз удалось раскрыться, снять маску, показать свое подлинное лицо. Это и есть самый главный результат наших ночных бдений. Я бы сказал, что это надо отметить.

Скарр: Это попадет в книгу?

Хог: Конечно.

Скарр: Не уверен, что я…

Хог: Доверьтесь мне.

Скарр: (Пауза.) Белое «Сансер» тебя устроит?

Хог: Никогда не имел ничего против белого.

Скарр: Погоди, Хогарт, у тебя же нет бокала.

Хог: Наконец-то вы заметили. Еще один повод, чтобы выпить.

(конец записи)

(Запись № 6 беседы с Тристамом Скарром. Записано 30 ноября в его апартаментах. Одет в тот же банный халат и тапки.)

Скарр: Мне принесли то, что ты написал. Я ознакомился. Пока мне все нравится. Даже очень.

Хог: Что ж, я рад.

Скарр: Не слишком ли много о моей юности, поисках себя?

Хог: Ну что вы, это настоящая бомба.

Скарр: Ладно, как скажешь.

Хог: Вот и славно. Расскажите про Ливерпуль.

Скарр: Серый, унылый город. Совершенно нечего там делать, если ты, конечно, не рокер. В чартах тогда был сплошной бит. Между прочим, заслуга Брайана Эпстайна. Помимо «Битлов» он привел к славе «Джерри энд зе Пейсмэйкерс», у которых было два бесспорных хита: How Do You Do It? и I Like It. Потом Билли Крамер спел Do You Want to Know a Secret? Леннона и Маккартни, и она тоже взлетела в топ. А еще были «Сечерс»… Можно еще вспомнить Силлу Блэк… Все это происходило в Ливерпуле. А в Лондоне для нас не было ничего интересного.

Хог: И сколько вы прожили в Ливерпуле?

Скарр: Неделю.

Хог: Погодите, я думал…

Скарр: Что мы туда переехали? Да нет, мы и дома чувствовали себя неплохо. Придумали себе новое название. «Мы». Люди из-за Паппи думали, что оно как-то связано с расовой гармонией. На самом деле мы просто сели вечерком, составили список из двадцати пяти названий и выбрали то, что пришлось нам больше по душе. Марко обеспечил нас инструментами поприличней. Рори досталась «Фендер Стратокастер», Дереку — «Фендер Пресижн Бейс». Усилители «Вокс Эй-Си-30». Мы начали играть все те же песни, что и раньше, но в более быстром темпе. Это все влияние Паппи. Он… он был настоящим сгустком энергии. Он так обалденно играл, что мы решили дать ему сделать пару сольников на барабанах. До нас этого никто не делал. Одним словом, когда все было готово, мы собрались, сели на поезд, приехали, заселились в дешевый отель. Марко водил знакомство с Рэем Макфолом, которому принадлежал «Каверн-Клаб», — именно оттуда «Битлы» и начали свой путь наверх. Марко договорился, чтобы мы там выступили. Стильный джазовый клуб в подвальчике, в самом центре города… Очень популярное место. Топ-менеджеры звукозаписывающих компаний в деловых костюмах аж в очередь выстраивались, чтобы попасть в этот клуб, надеясь, что снова произойдет чудо. Что они понимали в музыке? Да ни хера! Мы ведь играли уже не первый год… И вдруг бабах! Наконец-то и на нашей улице случился праздник. «И-эм-ай» внезапно предложила нам контракт. Те же самые ребята, что взяли в оборот «Битлов». «Битлы» в тот момент уже порядочно раскрутились, вот за нас и взялись. Ребята из «И-эм-ай», как и Марко, сказали, что нам надо придумать легенду, мол, мы тоже из Ливерпуля. Контрактами занимался Марко. Каждому из нас полагалась определенная сумма. В те времена мы были полными лохами. Подписали все бумаги, что притащил нам этот жирный козел. Кинул он нас, конечно, знатно. Первый сингл мы записали в студии «И-эм-ай» в Лондоне. С нами сотрудничал Джордж Мартин, который до этого работал с «Битлами». Очень вежливый. И очень авторитетный чувак. Заявил, что на одной стороне пластинки будет наша песня «Ух ты, Боже, ну и ну!», а на другой — «Греми, рок-н-ролл!». Сказал, что барабанные сольники Паппи сюда вообще не вписываются. Мне сказал засунуть губную гармошку в карман. Записались за четыре часа. А потом поднялась шумиха. Марко велел нам подстричься под «Битлов», заказал нам золотистые пиджаки, расписал для нас новые роли. Дерек — смазливое личико, Рори — серьезный музыкант, Паппи — балагур, ну а я… Я стал говоруном. Ливерпульский выговор получался у меня лучше, чем у других. Через некоторое время я к нему настолько привык, словно с детства только так и разговаривал. Про нас стали писать в подростковых журналах. Про то, что мы едим на завтрак, про наших любимых кинозвезд… Нас никто и не спрашивал, чего мы там на самом деле едим и какие актеры нам нравятся. А потом нам организовали турне. Мы играли на разогреве у братьев Эверли. Побывали в Нортгемптоне, Лестере, Ноттингеме… Постепенно к нам стала приходить слава. В основном благодаря девчонкам — их реакции на Паппи.

Хог: И как же они реагировали?

Скарр: Орали как резаные. Пытались взобраться на сцену. Штурмовали гримерку после концертов, чтобы познакомиться с ним… Да что там познакомиться просто дотронуться. Оно и понятно, чувак творил на сцене нечто немыслимое. Дико заводил телочек. Корешок, нс забывай. Паппи был черным. Парни просто с ума сходили от ярости. Когда мы уезжали. кидались в наш автобус бутылками и камнями. Дело едва не доходило до погромов. Марко на этом сыграл: перед нашим приездом оповещал журналистов и полицию. В газетах замелькали статьи: «Приезд юноши из джунглей грозит беспорядками». Мы стали настоящей сенсацией. Всякий раз полицейским приходилось ставить оцепление перед сценой. А тем временем наша песня «Ух ты, Боже, ну и ну!» заняла третью позицию в чартах.

Хог: И как Паппи на это реагировал?

Скарр: Паппи был шоумен. Ему нравилось внимание, особенно со стороны белых девушек.

Хог: А как к этому относились вы с Рори — к той цене, что пришлось заплатить, чтобы оказаться на самом верху?

Скарр: Главное, мы добились своего, корешок, а уж как именно — дело десятое. Куда важней другое — удержаться на гребне волны. Что, мало было групп, у которых выстрелил один-единственный хит? Чтобы сохранить популярность, нужно выдавать хиты один за другим. Мало кому это удалось. «Биглам», «Роллингам», «Ху», ну и… нам.

Хог: И как вы этого добились?

Скарр: Никакой особой тайны тут нет. Чтобы оставаться в топе, группа должна расти в музыкальном смысле. Реально думать о музыке, а не о каких-то внешних атрибутах. За музыку надо бороться. А это что значит? Это когда ты говоришь звукозаписывающей компании что делать, а не наоборот. Мы с Рори написали свою первую песню прямо в автобусе, по дороге из Шеффилда в Лидс. Я набросал стихи, он подобрал аккорды. Придумали мелодию. Так у нас родилась песня «Иди ко мне, малышка». Мы ее записали сразу же после окончания турне. Теперь, раз Паппи стал звездой, Джордж Мартин разрешил нам включить соло на барабанах. Я играл на губной гармошке. «Иди ко мне, малышка» заняла первое место в чартах. Нас пригласили на телевидение, в топовую программу «На старт, внимание, марш!»[64]. Благодаря этому нас стали слушать и в Штатах.

Хог: Вы упомянули «Биглов», «Роллингов», «Ху»… На протяжении многих лет вы достаточно плотно со всеми ними общались. Что вы о них думаете? Читателям это будет интересно.

Скарр: Мнение об их творчестве?

Хог: Нет, я говорю о людях.

Скарр: Ну-у-у… Хогарт, я даже не знаю…

Хог: Давайте поиграем в ассоциации. Я называю вам фамилию, а вы произносите первое слово, что вам придет в голову. (Пауза.) Леннон… (Пауза.) Джаггер… (Пауза.)

Скарр: Слушай, давай не будем, а? Не хочу писать в этой книге о своих друзьях. Вот честно, не хочу, и все.

Хог: Дерек сказал, что у вас нет друзей.

Скарр: Да ну? Да если я захочу, через полчаса их тут будет сотня. Достаточно снять трубку и позвонить.

Хог: И что же вам мешает это сделать?

Скарр: (Пауза.) Скоро, может, я так и сделаю. Может быть.

Хог: С нетерпением буду ждать этого дня.

(конец записи)

(Запись № 2 беседы с Дереком Греггом. Записано 30 ноября в его новой художественной галерее «Теория Большого взрыва». Помещение еще не готово: рабочие удаляют всю отделку, оставляя лишь голые кирпичные стены и трубы.)

Хог: Занятное дизайнерское решение.

Грегг: Совершеннейший ужас, согласитесь? Главное — то, чем мы эту галерею наполним, то, что тут будет происходить.

Хог: Мне бы хотелось побеседовать о том, что происходило в шестьдесят четвертом, когда к вам только пришла слава.

Грегг: Тогда в ходу было выражение: «Лондон сходит с ума». И мы были частью этого безумия. Дело не ограничивалось только музыкой. Появилась целая плеяда новых дарований, потрясавшая основы основ. Актеры вроде Майкла Кейна и Теренса Стэмпа. Модельеры вроде Мэри Куант, с придуманной ею мини-юбкой. Фотограф Дэвид Бейли изменил саму концепцию гламура. А модели вроде Тьюлип изменили концепцию красоты. Кстати, она о вас спрашивала. Я сказал, что с вами все в порядке. Она согласилась вас принять.

Хог: Это замечательно. Я вам очень признателен. У вас с ней близкие отношения?

Грегг: У нас у всех друг с другом близкие отношения, мы ведь как-никак пережили вместе революцию. Неожиданно оказалось, что это круто быть простым, неотесанным, наивным — таким, какой ты есть на самом деле. Внезапно мы стали знаменитостями. Фотографы преследовали нас день и ночь. Чем больше нас презирало старшее поколение, чем больше оно неодобрительно качало головами и кривило губы, тем больше молодые хотели нам подражать. Само собой, мы кайфовали. Черт, нам тогда было двадцать два года. Мы одевались вызывающе, вели себя вызывающе. Бухали и тусили ночи напролет в «Эд-Либ Клаб» и «Бэг-о-Нэйлз». Каждый снял три-четыре квартиры, чтобы оттягиваться с тремя-четырьмя разными девчонками. Даже я. Относились мы к ним одинаково. «Ну все, пока, может, как-нибудь встретимся». Когда брали интервью, Трис всегда отдувался за всех. Был вроде нашего пресс-секретаря. «За кого вы собираетесь голосовать на предстоящих выборах?» — «За Дональда Дака», — отвечал он, и его слова на следующий день появлялись на первых полосах газет. Помнится, как-то Трис сказал мне, что если вставит себе в ноздрю по зажженной сигарете, то все подростки Великобритании — все до единого — начнут курить сигареты исключительно так… У нас в руках была власть… Это… это словно приход. Как я по всему этому скучаю…

Хог: После того как песня «Иди ко мне, малышка» попала в Штаты, вы…

Грегг: Мы туда поехали, и нас ждало ужасное разочарование. Здесь, дома, мы были авторами хита, занимавшего первые места в чартах. Там — просто очередной английской группой. Когда наш самолет приземлился, нас не встречали толпы вопящих девушек. Никто не спешил устраивать пресс-конференцию. Ничего. Трис так рассвирепел, что хотел уволить Марко на месте. Мы остановились в «Нью-Йоркере» — душном отеле для коммивояжеров на Тридцать четвертой улице. Нас никто не звал выступить в ток-шоу на телевидении, мы не выступали в Карнеги-холле. Нас пригласили на радио, где мы потолковали в прямом эфире с одним парнем по имени Мюррей Кей[65], а концерт нам организовали в клубе на Таймс-сквер под названием «Леопард». При этом мы все равно скатались не зря. Встретились с важными людьми из студий звукозаписи. Побывали на тусовке у Энди Уорхола у него в студии. Странное, доложу вам, место, никогда в таком прежде не бывал. Там мы впервые попробовали марихуану. У Триса там вспыхнул роман с Эди Седжвик[66], я впервые переспал с мужчиной. Паппи нас свел с Джими Хендриксом, который играл в подвальчике в Гринвич-Виллидж. У нас просто крышу снесло от его музыки. Они с Рори просто с ума сходили по гитарам — часами шлялись по магазинам музыкальных инструментов на Сорок восьмой улице. В Нью-Йорке было круто. Но стоило нам оттуда уехать… Господи, как же это напоминало наше первое турне по северной части Британии. В Филадельфии мы спели под фанеру «Иди ко мне, малышка» в музыкальной передаче «Американ Бэндстенд» и побывали на шоу у Майка Дугласа. Чувак сам когда-то пел в джазовом ансамбле и решил выступить с нами. Ему взбрело в голову, что будет круто, если он наденет на себя парик под «Битлов» и сыграет с нами. Рори просто отдал ему свою гитару и вышел. Господи, как же он ненавидел такую вот херню… Оттуда мы отправились дальше. Взяли напрокат автобус, посадили Джека за руль… Марко организовал нам турне по южным штатам, играть в концертных залах и на ярмарках в Бирмингеме, Джексоне… Ну, в подобного рода городах… Одним словом, в тех краях, где чернокожих еще порядком зажимали. У Марко ведь какая была задумка? У нас был Паппи, вот он и решил, что поднимется шум — совсем как у нас дома.

Хог: И это сработало?

Грегг: Не то слово. После того как мы несколько раз выступили, кучу концертов просто отменили. Мол, слишком опасно. Поднялась шумиха по всей стране, из Паппи сделали героя борьбы за права черных. Когда мы приехали в Лос-Анджелес, нас даже пригласили, вы только подумайте, поужинать дома у Сэмми Дэвиса[67]. Так либеральное крыло шоу-бизнеса хотело выразить свою поддержку Паппи. Трис был вне себя от восторга — он ведь познакомился с Натали Вуд, которая сыграла в «Бунтаре без причины». Все расспрашивал ее о Джеймсе Дине. Потом он проводил ее до дома и трахнул. А затем всем об этом рассказал. Америка пленила Триса. В особенности гламур и безвкусие Лос-Анджелеса — Китайский театр Граумана[68], Диснейленд, могила Мэрилин Монро… Когда у нас начались проблемы с налогами, он на несколько лет переехал в Малибу. Лично я предпочел итальянскую Ривьеру. Каждому свое… Уже выяснили, кто в вас стрелял?

Хог: Что, хотите сознаться?

Грегг: (Смеется.) У вас изумительное чувство юмора. Знаете, что меня больше всего беспокоит в Джеффри? Его серьезность. Он непроходимо туп.

Хог: На первый взгляд не похоже, что стреляли вы. Вы же предпочитаете старинное оружие.

Грегг: Предпочитаю, и что с того?

Хог: В меня выстрелили три раза в течение десяти секунд. С мушкетом такой номер не пройдет, слишком долго перезаряжать. Порох, пыж и пуля. Все это надо затолкать в ствол шомполом. Нет, в меня стреляли не из мушкета. Ну, по крайней мере, не из обычного мушкета.

Грегг: К чему вы клоните?

Хог: Если мне не изменяет память, существуют многозарядные мушкеты с рычажной перезарядкой. В основном экспериментальные образцы, которых сейчас почти не сыскать. Разве что только в музеях и у богатых коллекционеров. У вас такой есть?

Грегг: (Пауза.) Не один, а целых два. Четырехзарядный мушкет Эллиса-Дженнинга 1828 года и капсюльная винтовка Линдсея 1863 года.

Хог: Если я не ошибаюсь, при выстреле от них ужасно много дыма.

Грегг: Не ошибаетесь. И что с того?

Хог: Опять же, вы могли обойтись и обычными мушкетами. Просто взяли с собой три разных штуки. Зарядили их заранее, держали наготове. Могло ведь быть и так, верно?

Грегг: Неужели вы и вправду допускаете мысль, что в вас стрелял я?

Хог: Мне показалось, вы были крайне раздосадованы тем, что Трис решил упомянуть в своих мемуарах о вашем ребенке.

Грегг: Ах вот в чем дело. Знаете, мы с ним поговорили по телефону. Он заверил меня, что с вашей стороны проблем не возникнет — вы не станете упоминать никаких имен. Мне этого вполне достаточно. Ни о какой досаде или раздражении не может идти речи. Кроме того, палить из мушкетов на улице — не в моем стиле. Я предпочитаю действовать куда более тихими, цивилизованными методами.

Хог: Пускаете в дело яд?

Грегг: (Смеется.) Нет. В глубине души, мистер Хог, я на редкость старомоден. Я прибегаю к услугам адвокатов. Очень дорогих.

(конец записи)

(Запись № 2 беседы с Марко Бартуччи. Записано 30 ноября в его офисе клуба «Джамбо-Диско». По-прежнему обильно потеет.)

Бартуччи: Второе турне по Америке разительно отличалось от предыдущего. Просто небо и земля. «Я хочу больше» был самым продаваемым альбомом в Штатах. В то же время самой популярной кинолентой летнего сезона оказался их фильм «Грубияны», и саундтрек к нему тоже стал хитом. Смотрели его, мистер Хог?

Хог: Однажды на выходных целых восемь раз подряд.

Бартуччи: Теперь подростки орали от них так же, как когда-то от «Битлов». Решили выступить на стадионе в Квинсе — сорок пять тысяч мест, — билеты проданы все до единого. Сыграли на шоу Эда Салливана. Выступили три раза в Голливуд-боул[69] — и снова билеты распроданы в ноль. Думаете, все это было так просто организовать? А это провернул я. Только не думайте, что я хвастаюсь.

Хог: Разумеется, ну что вы.

Бартуччи: В Чикаго я отвез их на студию «Чесc-рекордс», где они записали целый альбом своих любимых композиций в стиле ар-н-би. При участии выдающихся блюзменов — можно сказать, старой гвардии.

Хог: Как получилось, что этот альбом так и не вышел в США?

Бартуччи: Звукозаписывающая компания решила, что он составит конкуренцию альбому «Я хочу больше», записанному вживую во время турне. Ребятам понравилось работать в студии с блюзменами, да и турне в целом пришлось им по душе. Я с них пылинки сдувал. После выступлений Джек забивал их номера бухлом, анашой, приводил им по пятнадцать разных девушек… Совершенно невинные развлечения, по сравнению с тем, что началось потом — героин, сексуальные извращения, шабаши и погромы в гостиницах. Ну а тогда они были совершенно обычными парнями, которые хотят повеселиться и развлечься с девушками. Во время турне они, наконец, смогли выплеснуть энергию. Здесь, дома, на них постоянно давили — надо ехать на студию, нужны новые хиты. Ну и дела семейные — как о них забыть. Ти-Эс женился на Тьюлип. Тайно. Мы с «И-эм-ай» решили, что так будет лучше. У него ведь уже был образ бесстыжего развратника, эдакого плохого парня, кумира миллионов. Такие не женятся на дочерях известных адвокатов, особенно тех, что таскают тебя на балет и учат есть с помощью вилки и ножа. Не его имидж. Настоящий Ти-Эс так бы не поступил. Как только Трис отправился в турне, оставив дома Тьюлип, он взбунтовался. А Рори был только рад. Ему нравился прежний Ти-Эс. И выступления по клубам. Рори говорил, что в огромных стадионах и концертных залах с орущими подростками чувствует себя дрессированной обезьяной. Однажды во время выступления, чтобы доказать свою правоту, он просто перестал играть — только делал вид, не касаясь при этом струн. Там стоял такой гам, что никто ничего и не заметил. (Смеется.) Гастроли проходили прекрасно. Пока бедному Паппи не закрыли въезд.

Хог: А что, собственно, произошло?

Бартуччи: Не надо нам было соваться на юг. Но раньше пресса южных штатов всегда поднимала такую шумиху в связи с нашим приездом… Когда мы приезжали в город, я предупреждал администрацию гостиницы и местную полицию о том, что ребята могут устроить, чтобы на их гулянки закрыли глаза и отнеслись с пониманием. Нам всегда шли навстречу. Как-никак ребята приносили местному бизнесу огромный доход. Я всегда возил с собой чемодан, набитый налом. У нас никогда не возникало никаких проблем. Но в один прекрасный день нашла коса на камень. Это случилось в Арканзасе, в городе Литл-Рок. Один особо упертый чин в полицейском управлении никак не мог смириться с тем, что чернокожий музыкант сперва обдалбывается вместе с белыми девушками, а потом их еще и трахает. Он наотрез отказался закрыть на это глаза — сколько бы денег я ему ни предлагал. Мало того, он решил показать, кто тут хозяин. Его ребята вышибли дверь в номере Паппи в два часа ночи. Обнаружили его в постели с голой пятнадцатилетней белой девушкой. Нашли гашиш и амфетамин. Бедолага влип по полной. Оказался по уши в дерьме. Растление малолетних — это вам не шутки. Плюс обвинение в хранении наркотиков — тоже не подарок. Студия тут же прислала из Нью-Йорка известного адвоката. Я остальным ребятам сказал: валите из города, да поживее, но они отказались. Один за всех, и все за одного. Адвокат торговался, крутился ужом, и каким-то чудом Паппи удалось спасти от тюрьмы. Его признали виновным в незаконном хранении наркотиков и… не помню формулировки… неправомерных действиях в отношении несовершеннолетней… нечто в этом роде. Три года условно и десять тысяч долларов штрафа. Мы были в восторге, но тут решили вмешаться власти в Вашингтоне. Они были очень недовольны, узнав, что, оказывается, Паппи — гражданин США. Это означало, что его нельзя показательно депортировать. И тогда они вышвырнули из страны остальных ребят. Аннулировали рабочие визы и дали ясно понять, что группе в Америке больше не рады. Ну, по крайней мере, пока в ней играет Паппи Джонсон. Мы вернулись домой. Поехали с гастролями по Европе. Блюзовый альбом, записанный в Чикаго, очень неплохо продавался. А потом… чертовы психоделики…

Хог: Они стали жрать кислоту.

Бартуччи: ЛСД пошел на пользу лишь «Бит-лам» — они подарили миру Sergeant Pepper[70]. У всех остальных на выходе получалось невообразимое дерьмо. «Роллинги» под кислотой записали Their Satanic Majesties Request — бесспорно, их худший альбом. Что же до группы «Мы»… Ребята повели себя очень странно. Перебрались в свои загородные поместья. Каждый укрылся в своем мирке. Ти-Эс решил стать вторым Элиотом[71] — благо инициалы совпадали. Занялся творчеством — он это называл поэзией. Стал писать стишки — ужасные, жалкие. Сплошной поток сознания. Рори увлекся ирландским фольклором и старинными балладами. Дерек начал коллекционировать порнографию Викторианской эпохи, при этом то и дело меняя любовников — он предпочитал худеньких блондинчиков. Паппи просто пил и принимал наркотики. Настроение у него, естественно, было ниже плинтуса. И что в результате? Они снова собрались в студии и записали «Рок всех времен». Музыкальная попытка осознать свое нынешнее и будущее естество — так они это назвали.

Хог: «Мистические гады, на окнах спят ограды / лиловых коридоров безумия души».

Бартуччи: Я сразу сказал, что альбом — полное говно. Господи, они вообразили себя друидами, песни превратились в какой-то молебен. А то, что они изволили называть «музыкой будущего»? Это был просто шум, не лучше обычных радиопомех. Вышла пластинка, и на обеих сторонах вместо музыки какофония. Ни одного приличного сингла на весь альбом. Ну и вдобавок ко всему они прошлись по королевской семье. В «И-эм-ай», само собой, сопротивлялись как могли, буквально не давали им продохнуть. «Рок всех времен» полностью провалился — и у нас, и за рубежом. Это было первой серьезной неудачей ребят. Думаете, она заставила их задуматься? Как бы не так! Они по-прежнему ходили задрав носы. Они даже у имели наглость возложить ответственность за провал на «И-эм-ай» — мол, представители компании вмешивались в творческий процесс. Потом Ти-Эс обратился к отцу Тьюлип, чтобы тот проанализировал их контракты и финансовые дела. А тот сказал им, что они могут открыть собственную звукозаписывающую компанию, что естественно, очень польстило ребятам и вскружило головы еще больше. А еще он заявил им, что я, мол, их обкрадываю. Разумеется, как я вам уже объяснил, это было неправдой, но чем больше они принимали наркотиков, тем правдоподобнее им казалось то, что он им говорил. Как они меня поносили! Как только не обзывали! И это после всего того, что я для них сделал! Пришлось нанять адвоката — мне просто не оставили выбора. Мы договорились без суда и разошлись. Они продолжили творить. Впереди их ждал ослепительный успех. Зенит их славы. Но… хотите начистоту? Счастье-то от них ушло. Посмотрите, что с ними стало? Смерть, наркотики, развод… Хорошие времена остались в прошлом, мистер Хог. Я это говорю вам без всякого злорадства. Я на них не держу зла. Да, они дурно со мной обошлись, и я был на них страшно обижен, но все это в прошлом. Отболело — причем давно. У вас ко мне есть еще какие-нибудь вопросы? Видите ли, я очень занят…

Хог: Только один. Что вы делали в пятницу после того, как мы с вами расстались?

Бартуччи: Почему вас это интересует?

Хог: Ну, вдруг вы были неподалеку от Сэвил-роу.

Бартуччи: Я сидел здесь. Работал.

Хог: Это кто-нибудь может подтвердить?

Бартуччи: Подтвердить?

Хог: Если не возражаете, я бы хотел поговорить с кем-нибудь, кто может подтвердить правдивость ваших слов.

Бартуччи: Возражаю. Никого не касается, что я делаю и куда хожу. Ни вас, ни Тристама Скарра. Так и передайте этому ублюдку! Этой жалкой дешевке!

Хог: То есть зла вы на него не держите? Нисколечко?

Бартуччи: Полагаю, мистер Хог, вам лучше уйти.

Хог: Хорошо. Мне бы еще раз хотелось поблагодарить вас за то, что уделили мне…

Бартуччи: Идите на хер!

(конец записи)

(Запись № 1 беседы с Тьюлип. Записано 1 декабря у нее в квартире на улице Кингс-роуд в Челси. Квартира располагается над магазинчиком, продающим наручники и ошейники с шипами. Со времен былой славы Тьюлип поправилась больше чем на двадцать килограммов. Лицо одутловатое, в красных пятнах. Волосы грязные и нечесаные. На шее большой серебряный крест. На коленях Библия.)

Хог: Я познакомился с вашей дочерью. Милая девушка.

Тьюлип: Она больше не моя. Я ее потеряла. Он победил.

Хог: Вы говорите о Трисе? (Пауза.) Хорошо, расскажите чем вы сейчас занимаетесь.

Тьюлип: Сейчас, после того как разжирела? Вы это имеете в виду?

Хог: Я имею в виду, что вам уже не девятнадцать, да и Лондон уже не тот, что прежде.

Тьюлип: У меня небольшой семейный доход. И еще у меня очень много дел в церкви.

Хог: По словам Триса, эта церковь не относится ни к одной из известных конфессий.

Тьюлип: Он всегда осуждает то, чего не в силах понять.

Хог: Вы можете рассказать о том, как познакомились с ним?

Тьюлип: Я была стройной, богатой и красивой. И при этом избалованной сучкой. Всегда получала то, что хотела. «Мы» были очень популярной группой, при этом новой. Как-то вечером я отправилась в клуб «Эд-Либ» с Дэвидом Бейли и еще парой человек. И там я увидела эту парочку — ну, Рори и Триса. Я слышала, что о них говорят, мол, от них надо держаться подальше, мол, красивые девушки для них так — пожевать да выплюнуть. Возможно, именно это меня и привлекло. Не знаю. Скажу одно — я была уверена, что такого со мной уж точно никогда не произойдет. С кем угодно, но только не с Тьюлип. Поначалу у нас закрутился роман с Рори. Он был очаровательным гадким мальчишкой. Знаете, когда он говорил со мной, у него была манера склонять голову набок… Он словно всем своим видом показывал: да, я гадкий, но я ничего не могу с этим поделать. И это действительно было так. Рори был первым, в кого я по-настоящему влюбилась. По уши. Все, что рассказывали, оказалось правдой. Он был мерзавцем. Он мне лгал, изменял… И тогда… тогда я стала спать с Трисом — ну, чтобы отомстить Рори. И влюбилась в Триса. Даже сильнее, чем в Рори. Ужас, правда? Я была обдолбанной сукой. Шлюхой.

Хог: Вы были его женой.

Тьюлип: Да. Была. Но к тому моменту, когда наш брак стал достоянием общественности, я уже снова спала с Рори, прости Господи, а Дерек хотел быть на моем месте. Сплошное безумие. Я полностью утратила контроль. А все потому, что отступила от Господа. Забыла о том, чему Он нас учит.

Хог: И как это было — состоять в тайном браке?

Тьюлип: Я себя презирала. Да, мы были мужем и женой, все честь по чести — ну, по крайней мере, некоторое время, но газетчики из меня сделали какую-то подстилку. И мне пришлось это проглотить. Трису ведь надо было поддерживать свой имидж.

Хог: Дерек считает, что вы — единственный на свете человек, который понимал Триса.

Тьюлип: (Пауза.) Трис… Он… он очень ранимый. Я бы даже сказала, застенчивый. Все, что от него исходит — и подлости, и шедевры, — все это рождается из неуверенности в себе. Именно поэтому я так и не смогла его возненавидеть, хотя временами очень даже хотела. В обществе других людей ему неуютно, и он так ничего и не смог с этим поделать. Ну а они в свою очередь… Никто из его знакомых и близких никогда не пытался по-настоящему его понять. Когда я с ним познакомилась, ему шел двадцать третий год. Музыка, которую он играл, его образ жизни… это все было совершенно новым. Знаете, что его, на мой взгляд, бесило? То, что все хотели, чтобы он на веки вечные остался этим агрессивным юнцом, играющим всю ту же агрессивную музыку. Ему не давали расти и развиваться — и творчески, и как личность. Например, он был очень доволен «Роком всех времен». Но этот альбом все отвергли. Наша совместная жизнь напоминала сказку. Мы были очаровательными избалованными детишками, которые могут заполучить любую игрушку, любое лакомство, не опасаясь, что кто-нибудь из взрослых вдруг возьмет и даст нам по рукам. Потом ребята купили эти очаровательные домики в Котсуолдс — сказочные, словно из «Алисы в Стране чудес». Сколько там было игрушек! Сколько зверей! Трис завел себе слона, жирафа… да у него там был целый зоопарк, совсем как у доктора Дулиттла. А потом в один прекрасный день Ти-Эс решил, что держать животных взаперти жестоко, и выпустил их на свободу. Местных жителей это, мягко говоря, не обрадовало… В Лондоне стало невыносимо. Нас преследовали фанаты. Иногда Джек возил нас в столицу, чтобы мы могли провести там вечер, но в основном мы жили за городом. У всех были свои повара. Нас окружали замечательные люди. Джордж и Патти Харрисон, Эрик, Кейт, Брайан, Вуди. Все наши друзья. Много девушек. Много кокаина, грибочков, мескалина, анаши…

Хог: А как у вас складывались отношения с Паппи?

Тьюлип: Паппи считал меня злой колдуньей, вскружившей головы Трису и Рори. Мол, ничего хорошего от меня для группы не жди. Со мной он вел себя паскудно. А потом уже не только со мной, а вообще со всеми — когда группе запретили выступать в США. Сельская жизнь его не привлекала. Он показывался, только когда группа собиралась, чтоб помузицировать. Все оборудование хранилось у Рори, так что, как правило, Паппи зависал именно у него.

Хог: Те выходные, когда он погиб, не стали исключением?

Тьюлип: Верно. Не стали.

Хог: Вы можете рассказать подробнее?

Тьюлип: Это произошло после того, как провалился альбом «Рок всех времен». Трис и Рори восприняли случившееся очень близко к сердцу. Им казалось, что их предали — и фанаты, и критики. Паппи винил себя за то, что группа не может отправиться в турне по Америке — это бы помогло раскрутить альбом. На тех выходных, когда все случилось, ребята собрались вместе, чтобы обсудить следующий альбом. Дело шло со скрипом. Думаю, они начали сомневаться друг в друге. Вы просто не представляете, как на них давили и Марко, и «И-эм-ай», а тут еще появилось столько классных новых групп. «Крим», «Траффик», «Прокл Харум». В те выходные в доме Рори не слышалось смеха. Там царила безрадостная атмосфера. А тут еще эта девица, с которой он тогда встречался.

Хог: Которая гадала на картах Таро?

Тьюлип: Да, она самая.

Хог: Вы помните, как ее звали?

Тьюлип: (Пауза.) Нет. Просто какая-то девушка — и все. Она у Рори не задержалась. Он вообще ни с кем подолгу не встречался. Так вот, они сидели в музыкальной комнате, поигрывали, разговаривали, пили шампанское. Марко как раз только что уехал в Лондон.

Хог: А он что делал в Котсуолдс?

Тьюлип: В основном доводил ребят до белого каления. Мы с Джеком и еще парой друзей и их девушек были на кухне. На начальных этапах работы ребята предпочитали оставаться друг с другом наедине, зрители их нервировали. Помню, они спорили. Вдруг раздался жуткий грохот. Вбежал Дерек, бледный как полотно, и выпалил: «Джеки, Паппи потерял сознание, и мы не можем его откачать». Мы кинулись в комнату и увидели его на полу возле барабанной установки. Джек принялся делать искусственное дыхание, ну а мы… все остальные начали искать, что за дрянь принял Паппи.

Хог: И ничего не нашли.

Тьюлип: Ничего. Таблеток нигде не было. К тому моменту, как приехала скорая, он уже умер. Господь забрал его у нас.

Хог: Полагаете, Господь действовал сам, без посредников?

Тьюлип: О чем вы?

Хог: Трис считает, что Паппи отравили. Причем кто-то из ближайшего круга знакомых.

Тьюлип: Вина лежит на нас всех.

Хог: На всех?

Тьюлип: Он умер из-за наших грехов. Именно из-за них Господь забрал его к себе. Это была Божья кара. Всевышний хотел указать нам на то, что мы живем во грехе. Но мы оказались слепы. Мы не поняли, что Он хотел нам сказать. И дальше стало еще хуже. Больше наркоты, больше страданий, больше смертей. После смерти Паппи «Мы» уже были не те. Ребята работали с барабанщиками со студии, но ни один из них Паппи даже в подметки не годился. Теперь все внимание было на Рори с Трисом. «Мы — двойное лихо» — альбом, который вышел после смерти Паппи. Настоящий бесшабашный рок. Ребята окончательно отказались от блюза. И от кислоты тоже. Начиная с этого момента, они отдавали предпочтение коксу, героину и спиду. Мы крепко подсели на героин — все втроем. Господи, прости, тогда я спала уже с ними обоими.

Хог: И как они к этому относились? Они дрались из-за вас?

Тьюлип: Никогда. Отношения друг с другом были для них куда важнее — пусть они это никогда и не признавали. Никакая женщина не смогла бы тут ничего изменить.

Хог: Даже вы?

Тьюлип: А уж я тем более. Новый альбом выстрелил. Ребята стали популярней прежнего и начали вести себя как настоящие паскудничающие звезды. Выводить людей из себя. Обдалбывались и дебоширили. Словно испорченные в край мальчишки, прощупывали границы дозволенного. А потом отправились в турне. Как бы мне хотелось все это забыть. Когда им разрешили вернуться в Америку и они поехали туда на гастроли в шестьдесят восьмом, я решила составить им компанию. Ну, по крайней мере, попыталась. В них проснулся мачизм. Заливали гостиничные номера водой из пожарных шлангов. Выбрасывали мебель из окон на улицу. Однажды в Детройте Рори устроил в гостинице безобразный скандал из-за того, что ему хотели дать номер на втором этаже. Когда я спросила, а что в этом такого, он ответил, что «ни хера не прикольно базарить с фанатками из окна второго этажа». В Канзас-Сити я зашла утром в номер и увидела Триса в нашей постели с двумя девицами и чей-то ручной обезьянкой. Я уехала. Я просто больше не могла это выдержать. На следующий год, когда они выпустили альбом «Мозгоклюйство» и собирались в рекламное турне, Рори предложил мне поехать с ними. Я не хотела, но он буквально умолял меня. Я поехала. Для всех я была супругой Триса, но при этом жила с Рори. Безумие… Меня подруги вечно спрашивали, кто лучше в постели — Рори или Трис? А я отвечала, мол, это все равно что сравнивать кокс и герыч, от обоих дикий кайф, только не понять, от чего в итоге сдохнешь. По крайней мере, Рори меня не бил.

Хог: А Трис, значит, бил?

Тьюлип: Трис под героином часто становился агрессивен. Однажды мне нос сломал. Альбом «Мозгоклюйство» месяцев пять был лидером продаж. Потом вышел еще один: «Мерзость, мерзость», почти такой же успешный. Именно тогда ребятам пришлось выбрать место, чтобы залечь на дно — ими заинтересовалась налоговая.

Хог: Трис перебрался в Лос-Анджелес.

Тьюлип: А Рори и Дерек — в Италию. Я осталась дома и попыталась разобраться с собой. Слезла с наркотиков. Потом отправилась в Италию и порвала с Рори. Затем полетела в Штаты, чтобы повидаться с Трисом. Он жил в Малибу — снял там особняк. Трис был уже на грани. Кололся. Пил. Сильно пил. Тусовался с тем, кто разделял подобные интересы, вроде Муна или Денниса Уилсона из «Бич бойз». С Деннисом они подружились после турне шестьдесят восьмого года, когда тот жил на бульваре Сансет. Денниса уже нет в живых. Накануне моего приезда полиция задержала Триса за то, что он на своем «порше» гнал по автомагистрали со скоростью двести сорок километров в час. И это при том, что его к тому моменту уже лишили прав. Мне пришлось внести за него залог, иначе его бы просто не выпустили. Я увидела, что он изменился. К худшему. Он был преисполнен злобы на весь белый свет. Злобы и ненависти.

Хог: И в чем же была причина?

Тьюлип: Об этом лучше спросить его самого. Он не желал мне открываться. Именно поэтому я от него ушла. Ну и из-за героина. Снова мы сошлись только после того, как к нему приехали Джек с Дереком и, по сути дела, оттащили от края пропасти. Только когда он взялся за ум, я снова его приняла. У нас родилась Вайолет. А потом мы снова расстались — уже навсегда. Сейчас все события тех лет будто в тумане. Я даже не могу припомнить, как выглядело большинство наших знакомых. У меня сохранился фотоальбом, но вот уже много лет я не могу себя заставить заглянуть в него. Это выше моих сил. Между прочим, я очень много фотографировала сама.

Хог: Я бы с большим удовольствием посмотрел.

Тьюлип: Если честно, я мечтала когда-нибудь стать фотографом. Дэвид Бейли говорил, что у меня неплохо получается. Но я так и не довела дело до конца. Как всегда. Единственное, что у меня получилось, так это сломать себе жизнь. Если бы я не уверовала, меня бы сейчас уже не было в живых. Я была бы мертва, как Рори. Бедный, несчастный Рори.

Хог: Буду крайне признателен, если вы покажете мне альбом.

Тьюлип: М-м-м? А-а-а… он где-то тут. Мне пришлось его спрятать, когда я увидела, что в нем копается Вайолет. Копается в моем прошлом. Я его поищу. Заходите завтра.

Хог: Спасибо, непременно зайду.

Тьюлип: Всю свою жизнь я была моделью. Ничем другим не занималась. А какая же это работа? Ты просто кусок мяса — только и всего.

Хог: Как вы относитесь к тому, что Вайолет пошла по вашим стопам?

Тьюлип: Это ее жизнь.

Хог: А к Ти-Эс?

Тьюлип: Что к Ти-Эс?

Хог: Какие чувства вы сейчас к нему испытываете?

Тьюлип: Уже никаких.

(конец записи)

• «
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• 12
• »