Ненавижу понедельники. Паскудство сплошное. Шум такой, что можно оглохнуть. Надрываются телефоны, орут сигналы тревоги на датчиках, матерятся алкаши в приемном покое. И все равно я слышу стоны, когда прохожу мимо ее палаты. Заглядываю внутрь. Она одна. Стоны сменяются воплями:
— Помогите! Помогите! Помогите!
— Что вам нужно?
— Помогите! Помогите!
Побелевшие глаза, которые когда-то были зелеными. Редкие сальные волосы, липнущие к голове. Старуха воняет.
— Чем вам помочь?
— Помогите! Прошу! Пожалуйста!
— Как вас зовут?
— Глэдис.
— Ясно, Глэдис, чем я могу вам помочь?
— Помогите!
Она всхлипывает. Слезы бегут по лицу, изрезанному глубокими морщинами. Руки, похожие на лапки ящерицы, тянутся ко мне.
Я отшатываюсь.
Она силится сесть. С воплем падает обратно.
Я хватаю пару перчаток и спешу ей на помощь.
Она взвизгивает, ее грязные ногти впиваются мне в кожу. Глубоко.
Я вырываюсь и смотрю на руки: на коже остались красные отметины в форме полумесяцев. Это мне в знак признательности за помощь.
— Помогите…
— Я скоро вернусь.
— Не уходите… умоляю… не уходите…
Она начинает выть.
Я мою руки. Два раза. Затем ввожу свой пароль и захожу в электронную базу данных, чтобы узнать, с кем имею дело.
Ага, вот она. Пятая палата. Глэдис Вон, 86 лет, перелом бедра.
Хочется, конечно, заглянуть в ее медицинскую карту, но это слишком рискованно. По закону о преемственности и подотчетности медицинского страхования сведения о пациентах теперь охраняются; если меня поймают, всему конец.
К счастью, компьютер у меня за спиной включен. Не знаю, кто им пользовался до меня, но из своей учетной записи простофиля не вышел. Отлично.
Нахожу карточку пациентки. Да она полная развалина. Поступила из дома престарелых. Деменция. Мерцательная аритмия. Антикоагулянты.
Плохо дело. С такими показателями вероятность дожить до следующего года не больше пятидесяти процентов. Ей осталось от силы пару месяцев. Да и то если повезет. И эти месяцы будут пыткой. Постоянная боль, когда меняют подгузники. Пролежни на спине. Она будет гнить в собственной моче. Не хотелось бы оказаться на ее месте.
Просматриваю назначения. Самая малость морфина. Торадол, парацетамол. Все это ей особо не поможет.
Оглядываюсь по сторонам. Все заняты своими делами.
Тогда я отправляюсь в комнату отдыха за волшебной ампулой. Закачиваю в шприц все пятьсот микрограмм. Жидкость кристально чистая. Она сулит счастье и покой.
Возвращаюсь. Старуха таращится на меня, словно впервые видит.
— Ты кто?
Я улыбаюсь.
— Вот и подоспела ваша помощь. — Ввожу содержимое шприца в капельницу. — Ну как, Глэдис? Вам уже лучше?
Искаженное мукой лицо расслабляется. Старуха улыбается, обнажая десны с редкими пеньками оставшихся зубов. Она счастлива.
— Я тебя знаю. Ты ангел.
Я? Ангел? И тут до меня доходит.
Я ангел милосердия. Ангел смерти.
Я и правда ангел.
Глаза старухи сияют.
А потом она опускает веки.