— Доктор Стил, пройдите в третью палату!
Эмма обрадовалась поводу оставить пациента в седьмой палате. Он не желал ждать результатов анализов. Вместо этого он требовал бутерброд и такси до дома за счет больницы, причем немедленно. Эмма пожала плечами. Пришлю к нему работника социальной службы. Надеюсь, она с ним справится.
Оказалось, что в третьей палате ее ждет Борис. Белый как полотно, но по-прежнему улыбающийся.
— Привет, Эмма. Я так по тебе соскучился, что просто не мог удержаться…
— Я так и поняла. Что случилось?
Он улыбнулся. Из-за следов подсохшей крови вокруг рта Борис сейчас походил на Дракулу.
— Да вот что, — он указал на залитую кровью рубаху.
— Когда началось? — быстро спросила Эмма. В голове жужжал целый рой мыслей. Надо попросить, чтобы Бориса взял другой врач. Нельзя смешивать личную жизнь и работу. Но где сейчас найдешь свободного врача? Все заняты. Кроме того, Эмма понимала, что не может взять и бросить Бориса. Только не сейчас, когда ему так нужна ее помощь. Нет, она вообще никогда его не бросит.
— Прошлым вечером. Я думал, что все само пройдет, но увы…
Эмме страшно захотелось и обнять его, и надавать тумаков. Одновременно.
— Нужна капельница. Катетеры поставили?
— Восемнадцатый в правую руку, — отозвалась Джуди. — Сейчас ставим второй.
— Спасибо. Я скоро вернусь.
Эмма улыбнулась и вышла, закусив губу, чтобы не разрыдаться. Она распорядилась взять у Бориса анализы, отправила по пейджеру сообщение гастроэнтерологу. Затем вернулась.
Увидев ее, Борис улыбнулся. Он был такой бледный, что казался прозрачным. Светлые волосы слиплись от запекшейся крови.
— Знаешь, Эмма, ты особенная. Когда ты заходишь в палату, сюда словно солнышко заглядывает. Здорово, что я успел сказать тебе это. Ты и есть свет. Не забывай об этом никогда.
К горлу Эммы подкатил ком. Она едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Интересно, что подумали медсестры? Внезапно Борис изменился в лице. Смежив веки, он свесился с койки. Его вырвало кровью. Изо рта вырвался настоящий фонтан — один, потом второй.
Затем Борис откинулся на подушку и снова улыбнулся.
— Жаль, что у нас с тобой было так мало времени. Жаль, что мы не встретились много лет назад, когда я был настоящим мужчиной, а не гротескной карикатурой на самого себя в ожидании скорой смерти. Вот бы мы всегда были вместе. Ты бы вышла за меня замуж?
— Давай немного обождем, и спросишь меня в другой раз, — рассмеялась Эмма, чувствуя, как сердце рвется на части. — Мне надо хорошенько обдумать твое предложение. А сейчас я немного занята. У меня тут, знаешь ли, пациент…
Борис вновь улыбнулся, но искорки в его глазах медленно меркли.
— Не будет никакого другого раза. Мне конец. Я это прекрасно понимаю. Да и ты тоже.
Он снова на миг смежил веки, и перемазанное кровью лицо сделалось спокойным. Слишком спокойным. Как у мертвеца.
Затем он открыл глаза и взял Эмму за руку.
— Все равно я рад, что судьба свела нас с тобой. Даже сейчас. Моя жизнь стала ярче благодаря тебе, Эмма. Потому что ты свет.
Он разжал пальцы, и его снова скрутило в приступе рвоты. Опять хлынула кровь. Невероятно, что в человеке умещается столько крови. Пять литров? А кажется, что пятьсот.
Спустя целую вечность явился гастроэнтеролог. Поглядел на Бориса. Нахмурился.
— Что ему дали?
— Всё, — ответила Эмма. — Плазму, пантопразол, транексамовую кислоту, октреотид. Приступила к протоколу массивного переливания крови.
Гастроэнтеролог покачал головой, поджав губы.
Гастроскопия не помогла: густая темная кровь заливала камеру, не давая локализовать источник кровотечения. Найти его не удалось. Как, собственно, и остановить само кровотечение. Борису вводили и эритроцитную массу, и тромбоциты, и плазму взамен оставленной на полу крови. Это помогло ему протянуть чуть дольше. Но спасти его можно было только одним способом: остановить кровотечение.
Это оказалось не под силу.
Помогла бы лучевая диагностика, но в больнице не было нужной аппаратуры.
Помогло бы хирургическое вмешательство, но дежурный врач был занят на сложной операции в травматологическом отделении.
Второй хирург подоспел слишком поздно.
Борис умер. А вместе с ним умерла и еще частичка души Эммы. Она уже давно ни в кого так не влюблялась, как в этого потрясающего, умного, обаятельного русского парня, который, увы, был обречен.
С тяжелым сердцем и слезами на глазах она позвонила Вере. Эмме страшно не хотелось сообщать ей ужасные новости.
Впрочем, и не пришлось: Вера догадалась сама.
Она приехала в больницу меньше чем через десять минут и со слезами обняла Эмму.
— Простите, Вера… Мы сделали все что могли, но…
— Ну перестаньте. Я знаю, его было не спасти. Он сам подписал себе смертный приговор много лет назад, когда пропил печень. А сегодня пришло время расплаты.
Эмма сама не поняла, как ей удалось продержаться до конца смены.
Вернувшись вечером домой, она подошла к шкафу с вином и взглянула на бутылки со страхом и тоской. Так хотелось выпить, что аж челюсть сводило.
Может, и я медленно себя убиваю?
Эмма не могла ответить на этот вопрос. Более того, ей было все равно. Ну вот умру я, и что? Кому до этого есть дело? Если честно, то никому. Винсента больше нет. Тейлор уже взрослая, я ей не нужна. У Виктора есть Эмбер. Бориса сегодня не стало.
Она пожала плечами. Раз уж загонять себя в гроб, то с шиком. Эмма выбрала самую дорогую бутылку из своей коллекции: «Домен де конт Лафон», мерсо-перьер премьер-крю 2012 года. «Роскошный, вдохновляющий аромат вина раскрывается нотами цитрусовых, ванили, лесного ореха и белых трюфелей, оставляя после себя богатое многогранное послевкусие». Вдохновляющий? Что ж, вполне подходит. Особенно сегодня. Мне как раз необходимо что-нибудь вдохновляющее.
Эмма поднесла бокал к губам, вдохнула исходивший от него запах.
И тут гавкнула Гиннесс. Села напротив хозяйки, устремила на нее взгляд и снова гавкнула.
Потом положила морду Эмме на колени.
У Эммы навернулись слезы.
— Ну да, ты права. Тебе есть до меня дело.
Она перелила вино обратно в бутылку, заткнула ее пробкой и отправилась спать.