Георгиевский зал Кремля был огромным и величественным: хрустальные люстры отбрасывали резкие блики на мраморный пол, красные знамёна с золотыми серпами и молотами висели вдоль стен, а длинный стол, покрытый тяжёлой скатертью, разделял Сергея и французскую делегацию.
Сергей разглядывал приехавших гостей. Напротив, расположились Андре Франсуа, посол с аккуратно подстриженными усами, и его помощник Жан Дюпон, чьи пальцы нервно теребили папку с документами. Рядом с Сергеем сидели Молотов и переводчик.
Франсуа-Понсе начал говорить первым.
— Господин Сталин, — сказал он через переводчика, — Франция высоко ценит ваше стремление к мирному сосуществованию с нашей страной. Приход канцлера Гитлера к власти встревожил Париж. Мы готовы к сотрудничеству, но военный союз — это сложный шаг, требующий доверия, времени и согласия нашего народа. Наш министр, Жозеф Поль-Бонкур, предлагает пакт о ненападении и взаимной помощи, но не военной. Это укрепит наши позиции против Германии, не связывая нас обязательствами, которые могут быть… преждевременными.
Сергей нахмурился, его пальцы постукивали по столу, выдавая раздражение. Пакт был малозначимой бумагой, а «взаимная помощь» — пустым звуком. Он знал, что Франция боится Гитлера, но её армия в 600 тысяч солдат и укрепления на линии Мажино создавали иллюзию неуязвимости. Они хотели держать СССР подальше от себя, не рискуя проиграть выборы местным коммунистам, которые непременно укрепятся, если страна станет союзником СССР.
— Господин посол, — сказал Сергей. — Гитлер не будет ждать, пока ваша страна решится на настоящий союз с нами. Его танки уже на полигонах, его самолёты летают и отрабатывают бомбардировки на учениях, готовясь к войне. Вы предлагаете пакт, который не остановит его, а лишь даст ему время. Это только подтолкнет его еще быстрее готовится. СССР готов к настоящему союзу, а не к пустым словам. Или Париж думает, что Гитлер остановится на Рейне?
Франсуа-Понсе побледнел, его пальцы сжали ручку, но он быстро овладел собой. Он взглянул на Дюпона, который передал ему папку с проектом пакта, испещрённым аккуратными строчками.
— Господин Сталин, — продолжил посол, — мы предлагаем кредит в 100 миллионов франков и поставки станков для ваших заводов. Так же, наш парламент требует гарантий по нашему военному пакту: данные о численности вашей армии, допуск наблюдателей на ваши заводы. Это укрепит доверие между нашими странами.
Молотов поднял взгляд.
— Господин Франсуа-Понсе, — сказал он, — вы просите наших секретов, но не раскрываете своих. Мы готовы к пакту, но без наблюдателей на наших предприятиях. Предлагаю совместные учения во Франции, чтобы показать нашу силу Германии. И увеличьте кредит до 150 миллионов франков — это укрепит доверие больше, чем ваши инспекции.
Сергей кивнул, одобряя слова Молотова. Франсуа-Понсе замялся, Дюпон шепнул что-то на ухо, но посол отмахнулся, его лицо напряглось. Он знал, что Париж не готов к военному союзу: банкиры боялись убытков, генералы спорили о стратегии, а политики искали выгоду. Пакт был максимумом, на который они были готовы, и Сергей чувствовал, что выжать больше будет трудно.
— Мы рассмотрим ваше предложение про учения во Франции, — сказал Франсуа-Понсе, его голос стал тише, почти примирительным. — Кредит… обсудим с министром финансов в Париже. Пакт о ненападении и не военной помощи — это наш шаг к миру с вашим государством. Можем ли мы подписать его здесь, в Москве?
Сергей молчал, его взгляд буравил посла, словно пытаясь прочесть его мысли. Пакт был полумерой, слабой нитью, которая могла порваться при первом ударе Гитлера. Но отказываться нельзя: Франция, пусть и ненадёжная, была нужна как показатель того, что СССР не одинок. Он кивнул Молотову, давая понять, что соглашение будет подписано, но на его условиях.
— Подготовьте текст, Вячеслав, — сказал Сергей. — Никаких наблюдателей, никаких предприятий. Учения — только во Франции. И 150 миллионов франков, не меньше.
Франсуа-Понсе кивнул, но его глаза выдавали тревогу. Он понимал, что Париж будет недоволен, но выбора не было. Молотов взял перо, его рука заскользила по бумаге, фиксируя условия с максимальной точностью.
Сергей вызвал к себе Максима Литвинова, наркома иностранных дел. Литвинов сидел напротив Сергея, рядом с Молотовым, чья каменная маска резко контрастировала с той энергией, которая бурлила внутри этого человека.
Признание СССР Соединёнными Штатами открывало путь к инвестициям, которые могли спасти промышленность от валютного кризиса, но Сергей знал, что американцы — прагматики, их банкиры и промышленники требовали не только прибыли, но и контроля. Он поручил Молотову и Литвинову разработать план переговоров, но их разногласия уже всплыли на поверхность: Литвинов верил в широкие жесты и сотрудничество, Молотов настаивал на жёсткой линии, не доверяя капиталистам.
— Максим, Вячеслав, — сказал Сергей. — Америка признала нас. Их станки, их технологии — это наш шанс выйти из кризиса. Но они не дадут ничего даром. Они хотят наши нефть, лес, зерно. Что вы думаете о торговле с ними?
Литвинов начал первым, его голос был энергичным, почти восторженным, но Сергей видел в нём опасную веру в добрую волю американцев.
— Иосиф Виссарионович, — сказал Литвинов, — Уильям Буллит, их посол в Москве, готов к серьёзным переговорам. Я встречался с ним два дня назад: он сказал, что Форд, Дженерал Электрик и Стандард Ойл хотят строить заводы в СССР. Они предлагают 500 миллионов долларов инвестиций, кредиты на станки и приезд их инженеров.
Их условия таковы: они хотят концессии — контроль над заводами на 10 лет, доступ к нефтяным месторождениям в Баку и лесным угодьям в Сибири. Я считаю, мы можем согласиться на совместные советско-американские предприятия, но с нашим контролем — 51% акций будет у нас. Буллит также намекнул на поставки военных грузов, если мы гарантируем политическую стабильность. Я подготовил пока только черновик проекта соглашения: инвестиции в обмен на поставки нефти и леса, но без доступа к нашим важным данным. Это покажет наше стремление к сотрудничеству и откроет путь к новым сделкам.
Молотов нахмурился, его пальцы сжали перо так, что костяшки побелели.
— Максим, ты слишком щедр, — сказал он. — Американцы хотят наши ресурсы, но не дадут технологий без контроля, со своей стороны. Их банки заморозят кредиты при первом удобном случае — я видел, как они поступили с Мексикой. Я говорил с их торговым атташе на прошлой неделе: они требуют полные данные о нашей промышленности, включая мощности заводов и запасов сырья. Мы не можем раскрывать наши тайны , потому что Гитлер все узнает через свою разведку. Пусть платят за нефть и лес, но не лезут в наши дела. И никаких военных поставок — их «стабильность» — это значит подчинение Вашингтону.
Сергей слушал, его взгляд метался между ними. Литвинов был идеалистом, верящим в дипломатию, но его открытость американцам могла стать ловушкой для страны. Молотов был прагматиком, его холодный расчёт защищал суверенитет СССР, но слишком жесткий отпор мог отпугнуть американцев. Сергей знал, что валютный кризис не оставляет времени на споры: без денег и станков промышленность не справится с военными заказами.
— Товарищи, хватит спорить, — сказал Сергей. — Максим, твои совместные предприятия не подходят для нас, американцы будут диктовать условия, ведь у них деньги, а значит и решающий голос, несмотря на наш 51%. Вячеслав, твоя позиция очень жесткая и принципиальная, так мы можем отпугнуть их.
Нужен компромисс: станки и кредиты в обмен на нефть и лес, но без концессий, без данных о промышленности, без военных поставок. Отправьте делегацию в Вашингтон. Вячеслав, ты главный в этом вопросе, Максим — ты помогаешь Вячеславу. Доложите мне о результатах через неделю. И не дайте Буллиту повод думать, что мы слабы.
Литвинов кивнул, но его глаза выдавали разочарование, как у человека, чей план отвергли. Молотов остался неподвижным, но Сергей знал, что он доволен.
Поля под Смоленском покрылись дымом, воздух дрожал от рёва танковых моторов, залпов артиллерии и криков команд. Военные учения «Запад-33», организованные по прямому приказу Сергея, были крупнейшими за последние годы: участвовало 20 тысяч солдат, 200 танков Т-26 и БТ-5, 50 самолётов, артиллерия и пехота имитировали оборону от наступления условного врага с запада — сценарий, недвусмысленно намекавший на Германию. Сергей приехал на наблюдательный пункт, деревянную вышку в окружении сосен, где Климент Ворошилов, в тяжёлой шинели и с биноклем, докладывал о ходе манёвров. Рядом стояли старшие командиры: Александр Егоров, скептик, считавший учения пустой тратой ресурсов, и Михаил Тухачевский, чьи идеи о манёвренной войне вызывали споры среди других командующих. Внизу, на поле, танки двигались в атаку, пехота окапывалась, а артиллерия била по мишеням, обозначавшим вражеские позиции.
Но раздрай был очевиден: некоторые танки заглохли, дивизии теряли связь, а командиры кричали, пытаясь восстановить порядок.
Подготовка «Запад-33» началась за два месяца, но с первых дней выявила трещины в системе. Ворошилов лично отбирал дивизии, но столкнулся с нехваткой топлива, запчастей и даже формы для солдат. Логистика оказалась слабым местом: поезда с техникой опаздывали на сутки, вагоны с боеприпасами застревали в Минске из-за поломки локомотива. Склады под Смоленском оказались наполовину пустыми — часть патронов и снарядов, как выяснилось позже, была списана или украдена.
Сергей настоял на реалистичном сценарии: учения должны были включать ночные бои, авиаудары и манёвры танков, имитирующие немецкое наступление с использованием тактики «блицкрига. Ворошилов предупреждал, что армия не готова: штабных станций не хватает, танки ломаются, а командиры привыкли к линейной тактике времён Гражданской войны. Но Сергей был непреклонен.
Старшие командиры разделились во мнениях. Егоров, ветеран старой школы, ворчал, что учения — это «показуха», отнимающая ресурсы, которые лучше пустить на склады. Он писал Ворошилову: «Немцы далеко, а мы тратим патроны на этот театр». Тухачевский, напротив, требовал больше танков, самолётов и улучшенной связи, настаивая, что армия должна учиться манёвренной войне: «Противник не будет стоять в окопах, он ударит быстро и глубоко». Ворошилов пытался балансировать, но его собственные сомнения росли: он знал, что армия — это очень сложный механизм, который скрипит под тяжестью задач.
Сергей получил анонимное письмо за неделю до учений, доставленное через ОГПУ. Автор, назвавшийся «командиром, верным делу», указывал на хищения в снабжении: топливо сливалось, запчасти продавались, а склады боеприпасов разворовывались. Письмо заканчивалось словами: «Армия слаба не из-за солдат, а из-за воров наверху». Сергей приказал ОГПУ начать проверку, но держал письмо в тайне от армейских командиров, чтобы не подрывать моральный дух перед учениями. Однако оно укрепило его решимость: армия должна быть очищена.
Сейчас Сергей стоял на вышке, его взгляд был прикован к полю. Танки Т-26, двигались в атаку, но часть застряла в грязи, их гусеницы буксовали, выбрасывая комья земли. Пехота окапывалась, но без связи с артиллерией позиции выбирались наугад, некоторые роты залегли в низине, где их легко было бы накрыть огнём.
Самолёты И-15 были неплохи. Они, гудя, пролетали над полем, но их было слишком мало. Связь хрипела, передавая обрывки команд, а связисты, пытались наладить линии.
Ворошилов опустил бинокль, его лицо было мрачным.
— Иосиф Виссарионович, — сказал он. — Это бардак. У нас 600 танков, но треть не на ходу. Пехота теряет связь, самолетов мало. Много проблем с логистикой. Если противник ударит завтра, нам будет очень тяжело.
Егоров, стоявший рядом, кашлянул.
— Климент Ефремович преувеличивает, — сказал он. — Армия сильна, солдаты готовы. Но зачем нам эти учения? Мы тратим топливо, патроны, изнашиваем танки. Гитлер далеко, а мы устраиваем спектакль. Лучше копить силы, строить склады.
Тухачевский резко повернулся к Егорову, его голос был полон гнева.
— Александр Ильич, вы слепы! — сказал он. — Гитлер не далеко. Его танки уже на полигонах, их авиация растёт. Они готовят «блицкриг» — быстрые удары, танки, самолёты, прорывы. Эти учения показали, что мы не готовы: без связи, без скорости, без манёвра мы проиграем. Нам нужны новые танки, радио, обученные командиры. Дайте мне ресурсы, и я перестрою армию за два года.
Сергей слушал, его пальцы сжали деревянные перила вышки. Егоров был пережитком прошлого, его осторожность граничила с трусостью. Тухачевский видел будущее войны, но его планы требовали денег, которых не было. Ворошилов был прав: координация была главным врагом. Сергей видел, как солдаты, уставшие, тянули застрявший танк, как связисты путались в проводах, как командиры кричали, но не могли навести порядок. Учения обнажили правду: армия была громоздкой, плохо оснащённой, с командирами, боящимися брать ответственность.
— Клим, — сказал Сергей. — Это твоя работа, и ты за неё ответишь.
Ворошилов побледнел.
— Иосиф, — сказал он, — я вижу слабости. Я начну реформу: новые учебные программы, больше техники и связи, меньше таких командиров, как Егоров. Но дай мне год и деньги. И… я получил рапорт: часть топлива для учений исчезла, склады боеприпасов недосчитались трети. Кто-то ворует.
Сергей сжал кулак, вспомнив анонимное письмо.
— Егоров, — сказал он. — Если твоя дивизия не справится нга учениях, ты уйдёшь. Михаил, твои идеи хороши, но пока это только слова. Климент, найди воров в армии, ОГПУ тебе поможет. Учения продолжить, пусть учатся на ошибках. И готовь план реформы. Доложи мне через месяц.
Егоров покраснел, но промолчал. Тухачевский кивнул, его глаза загорелись решимостью. Ворошилов выпрямился, готовый действовать. Сергей посмотрел на поле, где солдаты, несмотря на трудности, продолжали манёвры, и подумал о Гитлере.
Вернувшись в Москву, Сергей позвал Молотова в свой кремлёвский кабинет. На столе лежал отчёт ОГПУ: немецкая разведка активизировалась по всей Европе. Их агенты были замечены в Париже и Варшаве. А в Берлине пытались завербовать сотрудника советского посольства. Утечка о переговорах с Францией могла быть их работой, и Сергей чувствовал, как тень Гитлера надвигается ближе.
— Вячеслав, — сказал он. — Немцы знают слишком много. Утечка — их рук дело? Или французы играют с нами?
Молотов взял отчёт, его глаза пробежали по строчкам.
— Иосиф, — сказал он, — немецкий атташе в Париже докладывал в Германию о «советско-французских контактах». Но я подозреваю Дюпона — он слишком болтлив, а его встречи с британцами не случайны. ОГПУ следит за французской делегацией.
Я отправлю нового человека в Берлин, чтобы проверить посольство. Гитлер не должен знать наши планы, раньше, чем мы объявляем о них официально.
Сергей кивнул. Немецкая разведка была пауком, плетущим сети вокруг СССР. Он знал, что должен быть быстрее и хитрее, чтобы выиграть время.
— Усиль контроль, Вячеслав, — сказал он. — Следи за Литвиновым — он слишком доверяет капиталистам. Переговоры с Америкой — это твоя главная задача. И держи Чилстона в узде. Молотов кивнул, его перо заскользило по бумаге, фиксируя указания.
Сделать надо было еще очень много. А время поджимало.
Сергей посмотрел на карту Европы, где Германия, словно чёрная туча, надвигалась на восток. Он знал, что каждая ошибка — это шаг к поражению.