Мадрид, 28 декабря 1935 года.
Мадрид в последние дни декабря 1935 года был городом, разрываемым противоречиями. Зимнее солнце, мягкое и золотистое, заливало узкие улицы и широкие площади, но к вечеру холодный ветер с гор Сьерра-де-Гвадаррама приносил сырой туман, оседавший на брусчатке и витринах. Температура днём поднималась до 10–12°C, но ночью опускалась до нуля, заставляя прохожих кутаться в шерстяные пальто и шарфы. Пласа Майор, сердце города, сверкала рождественскими украшениями: гирлянды из еловых веток висели над входами в таверны, а фонари, украшенные красными лентами, отбрасывали тёплый свет на толпы горожан, спешащих с покупками. Запах жареных каштанов, хамона и сладкого анисового печенья витал в воздухе, смешиваясь с дымом сигарет и ароматом дешёвого вина, льющегося в тавернах. Звуки — звон колоколов церкви Сан-Исидро, перекрикивание торговцев, стук копыт по брусчатке, обрывки гитарных мелодий — создавали праздничную какофонию, но под ней чувствовалась тревога. Политическая напряжённость раздирала Испанию: левые и правые спорили на улицах, листовки Фаланги и социалистов валялись в подворотнях, а слухи о возможной гражданской войне витали в воздухе, как дым от костров. Флаги Фаланги, мелькали на углах, а католические процессии, с крестами и свечами, добавляли городу торжественности и страха.
Рябинин, под видом Антонио Переса, испанского коммерсанта из Барселоны, шёл по Пласа Майор, его тёмное шерстяное пальто и фетровая шляпа делали его похожим на зажиточного горожанина. Его глаза внимательно разглядывали толпу, замечая всё: группу студентов, спорящих у фонтана, двух полицейских, проверяющих документы у торговца, женщину в чёрном платке, молящуюся у уличного алтаря. Его волосы, слегка тронутые сединой, были аккуратно зачёсаны, а лёгкая щетина добавляла образу небрежности, необходимой для маскировки. Рябинин должен был собрать информацию о фалангистах, чья активность росла на фоне политического хаоса. Сегодня он должен был встретиться с их представителями в таверне «Эль Торо», популярном месте среди правых радикалов.
Таверна «Эль Торо» находилась в узком переулке недалеко от Пласа Майор. Её деревянная вывеска, потемневшая от времени, скрипела на ветру, а из открытых окон доносились запахи жареного мяса, красного вина и табака. Внутри было шумно: длинные деревянные столы были заставлены кувшинами с сангрией, тарелками с хамоном и оливками, а стены украшали выцветшие картины с изображением корриды. Гитарист в углу наигрывал фламенко, его мелодия смешивалась с гулом голосов, смехом и звоном стаканов. Рябинин вошёл, его взгляд быстро оценил помещение: группа молодых фалангистов в синих рубашках спорила у стойки, пожилой бармен с густыми усами наливал бренди, а в дальнем углу сидела женщина в красном платье, её голос, пропитанный вином, пел что-то о любви и свободе. Он снял шляпу, стряхнул капли влаги с пальто и направился к столику, где его ждали.
За столом сидели трое: Мануэль Кортес, 38 лет, коренастый фалангистский лидер с жёстким взглядом, Рауль Гарсия, 25 лет, худощавый студент с горящими глазами, и Карлос Мендоса, 45 лет, бывший военный с седыми усами, чья форма была увешана значками Фаланги. Рябинин улыбнулся, он заговорил с лёгким каталонским акцентом:
— Господа, добрый вечер. Антонио Перес, коммерсант из Барселоны. Рад знакомству.
Мануэль взглянул на него настороженно, он кивнул:
— Садись, Антонио. Я слышал, ты разделяешь наши взгляды. Будешь вино?
Рябинин, садясь, ответил:
— С удовольствием. Красное, если можно.
Рауль поднял кувшин с сангрией:
— За Испанию, Антонио! За новую Испанию!
Рябинин, поднимая стакан, ответил:
— За Испанию. И за тех, кто борется за неё.
Разговор начался с общих тем: Мануэль говорил о кризисе в правительстве, Рауль жаловался на левых, заполонивших университет, а Карлос, отпивая бренди, вспоминал старую армию. Рябинин слушал их и думал: «Они все горят идеей, но Мануэль их лидер. Если я завоюю его доверие, я лучше узнаю их планы». Он сказал:
— Господа, я видел, что творится в Барселоне. Социалисты и анархисты разрушают всё, что было построено нашими предками. Нам нужна сильная рука. Как вы думаете, фаланга сможет навести порядок?
Мануэль заговорил, его глаза загорелись энтузиазмом:
— Это единственный шанс, Антонио. Фаланга — это будущее. Мы не дадим красным разорвать Испанию.
Рауль, уже изрядно подвыпивший, включился в разговор, его голос дрожал от возбуждения:
— Мы готовимся, Антонио! Завтра собрание. Будет сам Хосе, Антонио. Придёшь?
Рябинин кивнул:
— Конечно приду. Это честь для меня.
Туман сгустился над Мадридом, холодный и липкий, оседая на брусчатке узких улочек района Саламанка, где проходило собрание фалангистов. Температура упала до 2°C, и дыхание Рябинина, вырывалось паром, пока он стоял в переполненной комнате частного дома. Запах бренди, табака и пота смешивался с едким дымом от камина, где тлели сырые дрова. Около тридцати человек, от молодых студентов в синих рубашках до пожилых ветеранов с усталыми глазами, толпились в комнате, их лица были освещены мерцающим светом свечей. Хосе Антонио Примо де Ривера, 32-х летний, харизматичный лидер Фаланги, стоял у камина, его голос, страстный и твёрдый, разносился над толпой:
— Испания на краю пропасти! Левые разрывают её, но мы, Фаланга, спасём нашу родину! За Бога, за Испанию, за революцию!
Толпа ответила криками одобрения, подняв стаканы с вином и бренди. Рябинин, в тёмном костюме, стоял у стены, его глаза внимательно следили за Хосе Антонио. «Он опасен, — подумал он. — Его слова зажигают их, как огонь. Если я завоюю его доверие, я узнаю всё».
После речи началась пьяная суета. Кувшины с сангрией, терпкой и сладкой, с нотами апельсина и корицы, переходили из рук в руки. Мануэль Кортес хлопнул Рябинина по плечу:
— Антонио, ты слышал его? Пей, за Испанию!
Рябинин, поднял стакан анисовой настойки. Её сладковатый вкус обжигал горло. Он ответил:
— За Испанию, Мануэль! Но скажи, каковы планы? Хосе Антонио говорит о революции, но как мы все это сделаем?
Мануэль, уже прилично поддавший, наклонился ближе, его дыхание пахло бренди:
— Скоро, Антонио. Мы ударим, когда красные меньше всего ждут. Армия с нами, ты увидишь.
Рябинин заинтересовался, но сохранил спокойствие:
— Армия? Это серьёзно. Но кто ещё с нами?
Мануэль, махнув рукой, пролил немного вина на пол:
— Монархисты, церковь, некоторые буржуа. Все, кто устал от беспорядков.
Рауль Гарсия, подскочил к ним возбужденный, его синяя рубашка была расстёгнута, а волосы были растрепаны:
— Антонио, ты должен быть с нами! Мы очистим Испанию от красных! Хосе Антонио знает, как это сделать!
Рябинин подумал: «Рауль молод и горяч. Он может проговориться», он улыбнулся:
— Рауль, я и так с вами. Но расскажи, что ты видел в университете? Левые действительно сильны у вас?
Рауль, отпивая сангрию, ответил:
— Они везде, Антонио! Профессора, студенты — все пропитаны их ядом. Но мы их раздавим!
Карлос Мендоса, присоединился к ним, его стакан бренди дрожал в руке:
— Мальчик прав. Но нужна дисциплина. Антонио, ты был в армии?
— Нет, Карлос. Но я видел, что творится в Барселоне. Красные разрушают всё. Нам нужна дисциплина, такая же как в армии.
Карлос ответил:
— Дисциплина — это основа всего не только в армии. Я служил в Марокко, видел, как рушатся империи. Фаланга — это наш последний, и я бы сказал, единственный шанс.
Рябинин сказал:
— Марокко? Расскажи подробнее, Карлос.
Карлос, отхлебнув бренди, сказал:
— В Марокко я видел кровь, Антонио. Мы сражались за будущее Испании, но политики предали нас. Хосе Антонио знает, как использовать нас — ветеранов. Мы тренируем молодых ребят, таких как Рауль. Скоро они будут готовы.
Разговор прервала женщина в красном платье, Мария-Луиза, 30-летняя певица из таверны «Эль Торо», чей голос, разнёсся по комнате, когда она запела фламенко. Её тёмные волосы развевались, пока толпа хлопала в такт. Рябинин, наблюдая за ней, подумал: «Она знает тут всех. Если я подружусь с ней, она может быть полезна». Он подошёл к ней, когда она закончила петь:
— Мария-Луиза, твой голос — самое прекрасное, что я слышал. Поёшь для Фаланги?
Она, смеясь, отхлебнула вина, её губы были красными от помады:
— Пою для Фаланги и пью за Фалангу! А еще за Мадрид! За любовь! А ты, Антонио, за что пьёшь?
Рябинин, поднимая стакан, ответил:
— За Испанию. И за красивые голоса.
Утром Рябинин шёл по Пуэрта-дель-Соль, где толпы горожан готовились к Новому году. Солнце пробивалось сквозь облака, температура поднялась до 11°C, но ветер с гор всё ещё приносил холод. Площадь была украшена гирляндами, а торговцы выкрикивали: «Апельсины! Виноград к Новому году!» Запах жареных каштанов и кофе смешивался с дымом сигарет. Рябинин заметил группу фалангистов, раздающих листовки, и подошёл к Раулю, который стоял у фонтана, его синяя рубашка выделялась в толпе.
— Рауль, ты чего не спишь? После вчерашнего? — спросил Рябинин.
Рауль смотрел на него красными от недосыпа глазами. Он улыбнулся:
— Антонио, ради Испании я готов не спать вечно! Пойдём со мной, выпьем в «Эль Торо».
В таверне они сели за стол, заказав сангрию и тапас. Запах хамона и оливок наполнял воздух, а гитарист играл мелодию, полную страсти. Рауль, отпивая вино, сказал:
— Антонио, ты видел вчера Хосе Антонио⁈ Он говорит, как пророк. Мы спасем Испанию, и я буду в первом рядах. Мы начнём совсем скоро, я это знаю.
Рябинин улыбнулся:
— Рауль, твой энтузиазм заразителен. Но скажи, что тебя привело в Фалангу? Ты молод, мог бы учиться, жить спокойно.
Рауль, отпивая вино, ответил:
— Спокойно? Антонио, ты видел университет? Левые профессора, анархисты, коммунисты — они отравляют умы! Я вырос в деревне, мой отец был фермером, но красные забрали его землю. Фаланга — это мой шанс вернуть прежнюю Испанию!
Рябинин сказал:
— Я понимаю, Рауль. Твой отец гордился бы тобой. Но как вы планируете бороться? У вас есть оружие, люди?
Рауль понизил голос, он оглянулся:
— У нас есть всё, Антонио. Хосе Антонио договаривается с военными. Скоро ты сам все увидишь. Но только, не говори никому.
Рябинин кивнул:
— Никому, Рауль. Он поднял бокал: «За Испанию!»
Мадрид, 31 декабря 1935 года, ночь
Пласа Майор в новогоднюю ночь сияла, как драгоценный камень, её брусчатка блестела от недавнего дождя, отражая свет фонарей и фейерверков, взрывающихся в тёмном небе. Холодный воздух, около 3°C, пронизывал пальто, но толпы горожан, собравшихся на площади, не замечали мороза: мужчины в шерстяных костюмах, женщины в шалях и меховых воротниках, дети с бумажными фонариками пели, танцевали и поднимали стаканы с вином и сангрией. Запах жареных каштанов, хамона, апельсинов и анисового печенья смешивался с едким дымом фейерверков и сигарет, создавая густую, почти осязаемую атмосферу. Звуки — звон колоколов церкви Сан-Исидро, гитарные переливы фламенко, крики «¡Feliz Año Nuevo!», треск петард — сливались в праздничный хаос, но под этой радостью скрывалась тревога. Листовки Фаланги и социалистов валялись под ногами, а группы молодых людей в синих рубашках и с красными флагами косились друг на друга, готовые к новой стычке. Мадрид, разрываемый политической враждой, балансировал на грани: Новый год обещал не только радость, но и перемены, пахнущие порохом.
Рябинин стоял в таверне «Эль Торо», примыкающей к Пласа Майор. Его тёмный костюм был слегка помят, взгляд скользил по переполненной комнате. Таверна гудела: деревянные столы были заставлены кувшинами сангрии, бутылками бренди, тарелками с хамоном, оливками и жареным перцем. Запах табака, вина и пота пропитал воздух, а свет масляных ламп отбрасывал тени на выцветшие картины. Гитарист в углу играл страстную мелодию, а Мария-Луиза, пела о любви и свободе. Рябинин, держал стакан бренди, его резкий вкус с нотами ванили обжигал горло. Он стоял рядом с Мануэлем Кортесом, Раулем Гарсией и Карлосом Мендосой.
Мануэль поднял кувшин сангрии, его лицо покраснело от выпивки, а голос хрипел:
— Антонио, за 1936 год! За Фалангу! За Испанию, которая восстанет из пепла!
Рябинин поднял стакан:
— За Испанию, Мануэль! Но скажи, как мы начнём этот год? Хосе Антонио говорил о революции. Когда?
Мануэль наклонился ближе, пролив немного сангрии на стол, его дыхание пахло вином:
— Скоро, Антонио. Очень скоро. Хосе Антонио договаривается с генералами. Мы ударим, когда красные будут праздновать свои победы. В Мадриде, Севилье, Толедо.
— Генералы? Это серьёзно. Кто с нами, Мануэль? Я хочу быть готов.
Мануэль, несмотря на опьянение, понизил голос, он оглянулся, словно проверяя, не слушает ли кто:
— Имена тебе не нужны, Антонио. Но армия с нами. Поверь.
Рауль Гарсия, подскочил к ним. Он держал стакан красного вина и почти кричал:
— Антонио, ты видел фейерверки? Мы зажжём Испанию!
Рябинин улыбнулся:
— Рауль, ты можешь зарядить своей энергией кого угодно. Но скажи, что ты сделаешь, когда все начнётся? Ты действительно готов драться?
Рауль стукнул кулаком по столу:
— Готов! Я возьму винтовку и пойду за Хосе Антонио!
Рябинин сказал:
— Ты храбр, Рауль. Но война — это не только лозунги, это прежде всего грязь и кровь. Ты готов к этому?
Рауль выпрямился и сказал чуть тише:
— Мой отец умер за Испанию. Я готов, Антонио. А ты?
Рябинин кивнул:
— Я с вами, Рауль.
Карлос Мендоса присоединился:
— Антонио, ты задаёшь вопросы, как священник на исповеди. Почему тебе так любопытно?
Рябинин улыбнулся:
— Карлос, я коммерсант. Люблю знать, во что вкладываюсь. Фаланга — это будущее, но я хочу быть уверен.
Карлос отхлебнул бренди:
— Умно. Мы все надеемся на победу над красными. Именно поэтому я и тренирую ребят.
Рябинин кивнул:
— Тренировки, это серьёзно, Карлос. Расскажи, где вы готовите бойцов?
Карлос, пьяно рассмеявшись, махнул рукой:
— В полях, Антонио! Под Мадридом, в горах, всюду. Но не спрашивай слишком много — пей!
Внезапно в таверну вошёл Хосе Антонио Примо де Ривера, его появление вызвало рёв одобрения. Его тёмный костюм был безупречен, а глаза горели харизмой. Он поднял стакан бренди, его голос разнёсся над толпой:
— Друзья, за 1936 год! За Испанию, которая восстанет!
Рябинин, стоя рядом с Мануэлем, поднял стакан. Он протиснулся к Хосе Антонио и обратился к нему:
— Сеньор Примо де Ривера, ваша речь на собрании была вдохновляющей. Я Антонио Перес, коммерсант из Барселоны. Как я могу помочь Фаланге?
Хосе Антонио улыбнулся:
— Антонио, мы нуждаемся в людях с верой в сердце. Ты коммерсант? Нам нужны ресурсы. Оружие, деньги, связи.
Рябинин сказал:
— У меня есть связи в Барселоне. Но скажите, когда начнётся? Я хочу быть готов.
— Скоро, Антонио. Будь с нами, и ты увидишь.
Разговор прервался, когда толпа хлынула на Пласа Майор, где фейерверки озаряли небо. Рябинин, стоя среди фалангистов, заметил мужчину в чёрном пальто, который подозрительно смотрел на него. Он стоял у таверны, его глаза были скрыты шляпой. «Слежка, — подумал Рябинин. — Я должен исчезнуть». Он повернулся к Мануэлю:
— Мануэль, я вернусь. Нужно встретить друга.
Мануэль, пьяно махнув рукой, ответил:
— Не пропадай, Антонио! Ты наш брат!
Рябинин вернулся в свою маленькую квартиру на окраине Мадрида. Он запер дверь, его руки дрожали, когда он доставал шифрованный блокнот. Под светом тусклой лампы он записал: «Фаланга готовит восстание. Генералы, тренировки в горах, удары в Мадриде и Севилье. Хосе Антонио — центр. Слежка подтверждена». Он спрятал блокнот в тайник. Он думал: «Я близок. Рауль, Мануэль, даже Мария-Луиза — они верят мне. Но этот человек в чёрном… Кто он? Может быть я уже в ловушке?» Он лёг на кровать, звуки фейерверков всё ещё доносились с Пласа Майор, он думал: «1936 год будет годом крови. И я должен быть готов».
Москва в последние дни декабря 1935 года была скованная морозом. Температура упала до −15°C, и снег, падавший всю ночь, укутал Красную площадь, кремлёвские стены и узкие улочки белым покрывалом, скрипящим под сапогами. Ветер с Москвы-реки, порывистый и ледяной, гнал снежинки вдоль гранитных стен, а фонари, украшенные еловыми ветками к Новому году, отбрасывали тусклый свет на сугробы. Запах угля из труб домов смешивался с ароматом хвои от ёлок на площадях и едким дымом грузовиков, пробивавшихся через снег.
Сергей сидел в своём кремлёвском кабинете. Его глаза, уставшие от постоянного напряжения, смотрели на стопку документов: шифрованные телеграммы из Мадрида, отчёты из Аддис-Абебы, доклады агентов. Тиканье настенных часов нарушали тишину. Сергей думал: «Я знаю, что будет. Испания утонет в крови, Франко победит, если мы не вмешаемся. Абиссиния падёт под Муссолини, и фашизм окрепнет. Я должен изменить это. Но как? Один неверный шаг, и я потеряю всё».
Его мысли были смесью знаний XXI века и страха перед настоящим. Он знал, что Гражданская война в Испании начнётся летом 1936 года, и без мощной советской помощи — оружия, танков, самолётов, советников — республиканцы проиграют. «Фаланга готовит восстание, — размышлял он. — Наши агенты в Мадриде пишут о тренировках, о связях с армией. Если мы не поддержим левых, Испания станет плацдармом фашизма». Абиссиния, атакованная Италией с октября 1935 года, была другим вызовом. 'Муссолини использует газ, — думал Сергей. — Хайле Селассие просит помощи, но Лига Наций бессильна.
Дверь кабинета скрипнула, и вошёл Вячеслав Молотов.Его чёрный костюм был безупречен, но очки, слегка съехавшие на нос, и бледное лицо выдавали усталость. Он сказал:
— Иосиф Виссарионович, ты опять не спишь? Эти телеграммы сведут тебя в могилу. Что на этот раз — Испания или Абиссиния?
Сергей, отложил телеграмму из Мадрида:
— Обе, Вячеслав. Испания на грани войны. Фаланга готовит удары, наши люди на местах это подтверждают. Абиссиния стонет под итальянскими бомбами. Мы не можем сидеть сложа руки.
Молотов сел напротив, его пальцы нервно постукивали по столу:
— Ситуация тяжелая, Иосиф. Испания — это болото, в котором можно крепко увязнуть. Если мы вмешаемся, Франция и Британия заклеймят нас агрессорами. Скажут, что мы распространяем коммунизм и угрожаем им. Если не вмешаемся, левые проиграют.
Сергей ответил:
— Пусть заклеймят. Если Франко победит, фашизм укрепится в Европе. Мы должны отправить республиканцам оружие — пулемёты, винтовки, самолёты. И больше советников. Наши агенты уже в Мадриде.
Молотов возразил:
— Оружие? Советники? Это дорого, Иосиф. И рискованно. А Абиссиния? Хайле Селассие просит Лигу Наций, а не нас. У нас нет ресурсов на два фронта. Мы и так отправили им своих людей, технику, оружие, куда же больше⁈
— Лига Наций — пустышка, Вячеслав. Ресурсы у нас есть. Мы должны бить врагов на дальних подступах. Показать миру, что мы против Муссолини. Это особенно важно после их пакта с немцами.
Молотов сжал губы, он откинулся в кресле:
— Ты говоришь, как революционер, Иосиф. Но разве не твои слова были о том, что сейчас не время для мечтаний. Если мы будем раздавать свои ресурсы, нам в критический момент может не хватить самим.
Сергей ответил:
— Знаю. Но если мы не попробуем, история осудит нас. Испания — это наш фронт против фашизма в Европе. Абиссиния — символ того, что мы не позволим фашизму колонизировать другие страны.
Разговор прервал стук в дверь. Вошёл Павел, молодой секретарь. Он держал папку с отчётами:
— Товарищ Сталин, новые телеграммы из Мадрида. Фаланга планирует удары в январе. Левые просят инструкций.
Сергей, взяв папку, кивнул:
— Спасибо, Павел. Оставь нас.
Молотов, дождавшись ухода Павла, сказал:
— Видишь, Иосиф? Испания уже горит. Но если мы отправим много оружия, это будет война с Европой. Ты готов к этому?
Сергей подумал: «Война придёт в 1941-м, если я не остановлю фашизм сейчас». Он ответил:
— Не война, Вячеслав. Мы не воюем с Европой. Всего лишь, небольшая помощь.
Молотов кивнул и вышел, оставив его одного.
Сергей думал: «Я буду играть на опережение, мое знание будущего не должно оказаться бесполезным. Но время уходит. Я должен действовать. Немедленно».