15 июля 1935 года в кремлёвском кабинете, Сергей стоял у огромной карты Африки, приколотой к деревянной панели. Его пальцы, испачканные чернилами, скользили по контурам Абиссинии, а в его времени, Эфиопии, — горной страны, которую он знал из будущего как первую жертву итальянской агрессии. Вторжение Муссолини в октябре станет искрой, разжигающей недовольство Италией в Лиге Наций. А вскоре, три страны с захватнической политикой, подпишут Антикоминтерновский пакт, объединяющий Италию, Германию и Японию. Сергей вызвал Глеба Бокия, и Василия Блюхера. На столе лежали шифровки от агента «Кобра» из Аддис-Абебы и отчёты о японских диверсиях на КВЖД.
Когда они вошли, Сергей сказал:
— Товарищи, Италия готовит вторжение в Абиссинию. Разведка подтверждает: Муссолини собирает 200 тысяч солдат, 3000 танков L3/35, 150 самолётов Caproni. Если он захватит Аддис-Абебу, он завладеет множеством ресурсов. Италия, собралась подписать договор с Японией и Германией, создав ось против нас. Я считаю, мы должны сыграть на опережение.
Мы отправим туда 5000 солдат, 100 военных советников, 20000 противогазов, 50000 винтовок, 200 пулемётов, 10 миллионов патронов и 50 тонн взрывчатки. Блюхер, организуйте переброску через порт Джибути под видом торговых грузов. Бокий, ваши агенты установят связь с Хайле Селассие.
Блюхер заговорил:
— Товарищ Сталин, будет сделано. Джибути под контролем французов, но мы будем использовать подставную компанию «Торгэкс» из Стамбула. Однако, перевозка солдат не сможет остаться незамеченной. Но мы можем устроить с Абиссинией совместные учения.
Следующим заговорил Бокий:
— Агенты «Кобра» и «Гриф» в Аддис-Абебе. «Кобра» — Иван Соколов, 34 года, внедрён в свиту Селассие как переводчик. «Гриф» — Елена Власова, 29 лет, работает в госпитале. Они передают: Селассие готов принять помощь, но он боится британцев и французов. Французский Сомалиленд и британский Судан следят за портом. Нота протеста неизбежна.
Сергей, постучав карандашом по карте:
— Пусть протестуют. Мы используем это. Предложим Франции и Британии пакт против Германии, если они не будут мешать. Бокий, подготовьте шифровку для «Кобры»: Селассие должен принять груз тайно. Блюхер, начните переброску завтра.
На следующий день, Сергей получил шифровку от агента «Кобра», Соколов доложил:
— Император согласен. Но британцы контролируют все корабли в Красном море.
Сергей ответил:
— Отправим посылки, ждите. Избегайте британских патрулей.
Сергей остался в кабинете, глядя на карту. Он вспомнил 1941 год: немецкие танки под Москвой, дым над Сталинградом, Антикоминтерновский пакт, подписанный в 1936 году. Абиссиния была шансом ослабить Италию. Но Франция и Британия могли помешать ему.
15 июля Мария Лебедева, под именем Хельги Шварц, вошла в особняк Эриха фон Манштейна в Берлине. Зал, украшенный хрустальными люстрами и портретами кайзеровских генералов, был заполнен немецкими офицерами в штатском. Тут также присутствовал японский атташе Ито и итальянский дипломат граф Галеаццо Чиано. Подполковник Вернер Кох, представил Марию Манштейну:
— Герр генерал, это Хельга Шварц, секретарь Круппа. Моя хорошая знакомая и надёжный человек.
Манштейн, был высоким мужчиной, 48 лет, с пронзительным взглядом и аккуратными усами. Он кивнул:
— Рад знакомству, фройляйн. Ваша работа с Круппом важна для рейха.
Мария, в тёмно-синем платье, улыбнулась, скрывая диктофон в сумке. Она услышала разговор Коха с Ито и Чиано:
— Поставки гаубиц через Роттердам начнутся 20 июля. Геринг и Муссолини одобрили. Италия присоединится к нашему пакту, — сказал Кох.
Чиано, молодой, 32 летний граф, с надменной улыбкой, добавил:
— Муссолини готовит прогулку в Африку. А Антикоминтерновский пакт — это наша оплеуха большевикам.
Мария, держа бокал вина, задавала невинные вопросы:
— Герр Кох,а как Италия поможет в Роттердаме?
Кох, был уже слегка пьяный:
— Муссолини даёт три корабля. Геринг гарантирует нейтралитет Голландии.
После вечера в доме Майнштейна, Мария отправила шифровку: «Италия в пакте, поставки 20 июля, гаубицы. Муссолини готовит прогулку в Африку».
18 июля Франция и Британия направили ноту протеста в Москву, обвиняя СССР в угрозе их колониям из-за поставок в Абиссинию. В ноте, подписанной Иденом и Поль-Бонкуром, говорилось: «Советские грузы в Джибути угрожают стабильности в Африке. Требуем разъяснений».
Сергей набрал номер Молотова в Женеве:
— Вячеслав, предложите им пакт против Германии. Мы прекратим поддержку Абиссинии, если они подпишут антигерманский пакт и поддержат санкции против Японии.
Молотов встретился с Иденом и Поль-Бонкуром в частном кабинете отеля «Бо-Риваж».
— СССР готов ограничить помощь Абиссинии и не влезать в африканские дела, если вы подпишете пакт против Германии и поддержите санкции на нефть и химикаты против Японии.
Иден, теребя запонку, заговорил первым:
— Пакт против Германии возможен, но мы не можем рисковать нашими колониями. Ваши грузы в Джибути вызвали панику в Лондоне. Дайте нам гарантию невмешательства.
Поль-Бонкур, сказал растерянным голосом:
— Франция боится Германии, но мы не хотим соперничества с СССР в Африке. Мы подумаем, но нужны ваши гарантии о невмешательстве в наши дела.
Молотов кивнул:
— Гарантии вы получите. Мы не полезем в вашу сферу интересов, но вы должны поддержать нас в вопросах с Японий и Германией.
На следующий день Лига Наций проголосовала: санкции на химикаты против Японии были приняты, а на нефть и сталь отклонены. Чехословакия и Румыния поддержали СССР, Британия и Франция воздержались.
Молотов, по телефону, тут же сообщил Сергею: «По химикатам санкции приняты, а по нефти — нет. Пакт с Британией и Францией под вопросом».
Молотов смотрел на Женевское озеро, бросив туда маленький камушек, его отражение дрожало в воде. Лига Наций была слабой, Запад защищал только свои колонии, а не мир. Иден и Поль-Бонкур боялись Гитлера, и не доверяли СССР. Сталин требовал совместного пакта и союза, и он чувствовал тяжесть этого груза.
20 июля, в 10:23 утра, в кабинете Михаила Тухачевского прогремел взрыв. Бомба, спрятанная под столом, разнесла деревянную мебель, выбив стёкла и обрушив часть стены. Тухачевский сидел за столом, просматривая отчёты о военной реформе. Взрыв разорвал его тело, осколки пробили грудь и голову. Его адъютант, капитан Пётр Ковалёв, получил тяжёлые ранения, но выжил. Охрана, ворвавшись в кабинет, увидела кровь, дым, и обугленные бумаги.
Бокий, прибыв на место через час, осмотрел кабинет. Следователь ОГПУ Михаил Левин, доложил:
— Взрывчатка — 2 килограмма тротила, таймер швейцарский, заложили судя по всему ночью. Следов взлома входной двери и окон не обнаружено. Это не случайность.
Глеб Бокий стоял с мрачным лицом:
— Это Ежов. Или его люди.
Сергей, стоя в своём кабинете, получив доклад, сжал кулаки:
— Арестуйте Ежова. Немедленно. Проверьте всех, кто был в Генштабе ночью.
Ежова схватили в его квартире. Его нашли в кабинете, где он сжигал бумаги в камине. Агенты ОГПУ, ворвавшись, скрутили его.
Ежов кричал: — Это иностранные шпионы! Немцы, японцы, поляки! Я предупреждал о Тухачевском, он был предателем! Скажите товарищу Сталину, я не виноват!
Сергей стоял у окна в Кремле, глядя на Красную площадь. Гибель Тухачевского была для него ударом. Он знал из будущего о его расстреле в 1937 году, который он мог предотвратить, но не ожидал бомбы. Ежов был арестован. Но это было бы слишком нагло, так расправиться с Тухачевским, зная о последствиях. Кому-то было сильно нужно внести разлад в руководство страны. И Сергей должен был узнать, кто же за этим стоит.
19 июля 1935 года Виктор Рябинин, под видом голландского торговца Питера Ван Дер Бергена, стоял на пирсе №14 в порту Роттердама. Влажный воздух, пропитанный запахом рыбы и машинного масла, холодил его лицо, а крики чаек над головой смешивались с гудками пароходов. Его рёбра болели от допросов в Лубянке, шрам на щеке саднил под солёным ветром, но приказ Сталина гнал его вперёд.
Вчера, с агентом ОГПУ Алексеем Ивановым, он проник на склад №17. Ящики с маркировкой «Krupp AG» были аккуратно сложены: 150 гаубиц калибра 105 мм, 50 тысяч снарядов, отправка запланирована на 20 июля. Накладные, которые Рябинин сфотографировал на плёнку «Кодак», подтверждали: получатель — Токио, порт Йокогама, посредник — голландская фирма «Visser Co», зарегистрированная в Гааге.
Рябинин, прячась за штабелем ящиков, заметил движение в тени — японский агент Ямагути, мужчина, примерно, 35 лет, в тёмном костюме и фетровой шляпе, следил за ним. Его глаза скользили по пирсу, а правая рука в кармане сжимала что-то — возможно, пистолет «Намбy» или нож. Рябинин, сжимая револьвер под пиджаком, отступил в тень, его сердце колотилось, пот выступил на лбу. Иванов, стоя у чёрного хода, шепнул:
— Виктор Павлович, полиция патрулирует причал. Ямагути с ними, он подкупил местных. Уходим через склад.
Рябинин кивнул, передавая плёнку Иванову. Они пробрались через лабиринт ящиков, к служебному выходу. Голландский полицейский, лет сорока, с рыжими усами и красным от ветра лицом, заметил их, крикнув на нидерландском:
— Стойте! Назовите себя! Покажите паспорт!
Рябинин, ответил:
— Питер Ван Дер Берген, проверяю груз для «Visser Co». Вот документы. Они с Ивановым показали паспорта.
Документы, подделанные ОГПУ в Москве, были безупречны: печать Гааги, фотография, подпись. Полицейский, с подозрением оглядев их, вернул документы, но записал имена. Ямагути, стоявший в тени у крана, сделал знак второму агенту — низкорослому японцу в рабочей куртке. Рябинин, заметив движение, ускорил шаг, шепнув Иванову:
— Они знают. Катер у канала, быстрее.
Они добрались до катера, спрятанного у канала. Рябинин, проверив револьвер, отправил шифровку в Москву через передатчик, спрятанный в чемодане: «Поставки подтверждены: 150 гаубиц, 50 тысяч снарядов, 20 июля. Ямагути в порту, полиция подкуплена».
Ночью, в дешёвой гостинице «De Haven», Рябинин изучил карту порта. Ямагути был не один — его сопровождали два агента, а полиция усилила патрули после его визита. Он написал записку Иванову: «Следи за причалом №15, Ямагути планирует проверку груза».
На следующий день, 20 июля, Рябинин вернулся на склад, замаскировавшись под рабочего в синей робе. Он заметил Ямагути, беседовавшего с голландским посредником, Хендриком Ван Дер Линденом, мужчиной средних лет, в дорогом костюме и с сигарой. Ван Дер Линден, поправляя галстук, сказал:
— Груз уйдёт завтра. Три корабля, итальянские, под флагом Панамы. Геринг гарантировал лояльность всех проверяющих.
Ямагути, сказал:
— Токио требует 200 тысяч снарядов к сентябрю. Ускорьтесь.
Рябинин, прячась за ящиками, записал разговор на диктофон, спрятанный в рукаве. Он отправил вторую шифровку: «Итальянские корабли, 21 июля. Токио требует 200 тысяч снарядов».
20 июля агент «Сова», сидела в ресторане «Kranzler» на Унтер-ден-Линден. Зал, украшенный зеркалами, красным бархатом и бронзовыми канделябрами, был заполнен офицерами вермахта в штатском, дипломатами и их жёнами. Подполковник Вернер Кох, в тёмно-сером костюме, заказал рейнское вино и сыр.
— Фройляйн Шварц, вы произвели впечатление на приёме у Манштейна. Но вы слишком любопытны. Почему вас так интересуют поставки?
Мария, улыбнулась, скрывая диктофон в сумке:
— Герр Кох, я секретарь Круппа. Моя работа — знать детали, чтобы помочь фирме. Поставки в Японию — это большой контракт.
Кох, потягивая вино, расслабился:
— Манштейн встретится с японцами в Гамбурге. Муссолини подписал соглашение с Герингом в Мюнхене. Антикоминтерновский пакт подпишут в ноябре.
Мария, спросила:
— Как Италия поможет в Гамбурге?
Кох, сказал понизив голос:
— Чиано обещал три грузовых судна и базу в Массауа. Геринг гарантирует, что Голландия не вмешается.
Мария, делая вид, что поправляет серьгу, включила диктофон. Она отправила шифровку в Москву через передатчик в своей квартире: «Манштейн встречается в Гамбурге. Италия в пакте, Африка —три корабля».
21 июля гестапо вызвало Марию в для проверки документов. В комнате без окон, пропахшей табаком и потом, агент гестапо Карл Хофман, с квадратной челюстью и пронизывающим взглядом, допрашивал её:
— Фройляйн Шмидт, ваш акцент — не Гейдельбергский. Кто поручился за вас в Круппе? Где вы были в 1933 году?
Мария почуствовала, как её сердце забилось учащённо, но она не подала вида:
— Мой дядя, доктор Вильгельм Шульц из Мюнхена, рекомендовал меня в Крупп. В 1933 году я работала в библиотеке Гейдельберга. Проверьте, если не верите.
Поддельный паспорт, изготовленный ОГПУ, был безупречен. Хофман, листая её досье, хмыкнул:
— Мы проверим. Не покидайте Берлин.
Мария, вернувшись в свою квартиру на Фридрихштрассе, заметила тень за окном — агент гестапо следил за ней. Она спрятала плёнку с записями Коха в тайник под половицей. Она послалал шифровку: «Гестапо сужает круг, добыла данные о Гамбурге».
27 июля 1935 года первый советский груз прибыл в порт Джибути на судах «Красный Октябрь» и «Заря Свободы», замаскированных под торговые поставки турецкой фирмы «Торгэкс». Порт, окружённый красными скалами и выжженной солнцем пустыней, был пропитан запахом рыбы и дизельного топлива. Французские патрули, в белых кепи и с винтовками Lebel, следили за разгрузкой, их тени дрожали на раскалённой земле. Агент ОГПУ «Кобра», Иван Соколов, высокий, с обветренным лицом, руководил переправкой грузов через горные тропы в Абиссинию.
В Аддис-Абебе, столице Абиссинии, окружённой зелёными холмами и эвкалиптовыми рощами, Соколов вошёл во дворец императора Хайле Селассие, известного как Рас Тафари. Дворец императора, построенный из серого камня, возвышался над городом, его стены украшали резные орнаменты, изображающие львов, кресты и сцены из эфиопской истории. Зал аудиенций, просторный и прохладный, был устлан тканями с золотыми узорами, вытканными вручную женщинами Амхары. Копья с бронзовыми наконечниками, щиты из бычьей кожи и иконы святого Георгия, покровителя страны, украшали стены. Воздух был пропитан ароматом ладана, кофе и цветов, принесённых слугами. На деревянном троне, инкрустированном перламутром, сидел Селассие, в военной форме тёмно-зелёного цвета с золотыми эполетами и орденами, его тёмные глаза излучали смесь достоинства и тревоги. Рядом стояли его советники: рас Вольде Гийоргис, с седой бородой, и министр войны рас Гетачью Абате, в традиционной накидке из львиного меха.
Соколов, поклонившись, заговорил на английском:
— Ваше величество, СССР прислал помощь: солдат, противогазы, винтовки, пулеметы, патроны, и взрывчатку. Еще дополнительные советники прибудут завтра, чтобы обучить вашу армию. Москва знает, что Италия готовит вторжение в октябре.
Селассие выслушал его и заговорил:
— Господин Соколов, ваш груз — спасение для Эфиопии. Разведка доносит: Италия собрала 200 тысяч солдат в Эритрее, 3000 танков L3/35, 150 самолётов Caproni. Их химическое оружие — это большая угроза для нашего народа. Но Британия и Франция прислали ноту протеста, они следят за Джибути. Если они закроют порт, мы останемся без оружия.
Соколов сказал, поправляя ворот рубашки:
— Москва предложила Лондону и Парижу антигерманский пакт. Ждем их решения. Используйте горные тропы через Аваш, наши советники помогут. Нужны склады для патронов и 10 радиостанций для связи.
Селассие кивнул, его пальцы сжали подлокотники трона:
— Мы подготовили склады в Дыре-Дауа и Хараре. Мои воины, 100 тысяч человек, готовы, но их винтовки устарели. У них Mannlicher 1890 года. Ваши пулемёты и инструкторы дадут нам шанс. Но народ боится. Еще их пропаганда старается: итальянские самолёты сбрасывали листовки, обещая «цивилизацию».
— Ваше величество, СССР не допустит падения вашей страны.
После аудиенции Соколов осмотрел город. Аддис-Абеба кипела жизнью: рынки, где женщины в белых шалях торговали кофе, тефом и специями, гудели голосами. Уличные проповедники в длинных рясах читали Библию на амхарском, дети играли с деревянными копьями, а в воздухе витал запах жареного мяса и эвкалипта. Но за фасадом жизни скрывалась тревога: крестьяне в горах шептались о «белых дьяволах» из Италии, а старейшины вспоминали битву при Адуа 1896 года, где Эфиопия разбила итальянцев.
На следующий день, Соколов посетил тренировочный лагерь в 20 километрах от столицы, у подножия гор Энтото. Эфиопские воины, в льняных туниках и сандалиях, обучались стрельбе из винтовок под руководством советского инструктора Михаила Ковалёва. Ковалёв кричал:
— Цельтесь в грудь! Стреляйте очередями!
Эфиопские солдаты, молодые мужчины из племён Амхара и Оромо, сжимали винтовки, их лица были напряжены. Соколов заметил: некоторые боялись, но у многих глаза горели решимостью.
Соколов, гуляя по Аддис-Абебе, видел, как город готовится к войне. На рынке Меркато женщины плели корзины для патронов, мужчины точили копья, а священники в церквях, вырезанных из красного туфа, молились за победу. Уличные певцы, аккомпанируя на краре, пели о Менелике II, разбившем итальянцев. Но в глазах людей читался страх: слухи об итальянском газе, применённом в Ливии, доходили до горных деревень. Селассие, выступая перед народом на площади, говорил:
— Наша земля — земля Бога. Лев Иуды не падёт. Мы примем помощь наших советских друзей и разобьём врага.
Толпа, размахивая копьями, кричала: «Тафари! Тафари!»
Селассие, стоя на балконе дворца, смотрел на холмы, где солнце золотило эвкалипты. Италия была тучей, нависшей над страной. Он вспоминал Адуа, победу деда, но знал: танки и газ изменили характер войны. СССР дал надежду, но Британия и Франция могли помешать и нарушить все планы. Его народ верил в него, как в посланника Бога, но он чувствовал страх. «Я не подведу, — шептал он. Ради страны, ради предков».