Я шёл по каменной дорожке рядом с Иваном Мозговым. Он неспешно шагал, закинув руки за спину, и с каким-то ленивым удовольствием всматривался в высокие башни Академии магии, возвышающиеся на фоне вечернего алого неба. Ещё бы, он же был ярым фанатом этой Академии. Знал всю её историю, мифы и легенды. Такая ходячая энциклопедия.
Студенты сновали туда-сюда: кто-то с книгами, кто-то с котелками, кто просто болтал с друзьями на скамейках. В воздухе витала лёгкая магическая пыль — остаточное свечение после дневных занятий. В целом атмосфера была достаточно приятной.
— Слушай, Иван — я наконец нарушил наше общее молчание, — Ты ведь прошёл водное испытание. Как? Расскажешь? Ты довольно быстро вышел из комнаты.
Мозгов улыбнулся, будто всё это время ждал именно этого вопроса.
— Ага, конечно же прошёл. И знаешь как я это сделал? — он сделал наигранную театральную паузу. — Я просто отгородился от воды. Создал сферу, плотную оболочку, как яйцо по форме. Вода не могла пробить её, и я спокойно вошёл внутрь и размотал цепь.
— Что за магия такая интересная?
— Телекинез. Моя специализация. Я не просто двигаю предметы, как первокурсник на экзамене. Я создаю давление, структуру. Эта сфера — моя защита, моя крепость.
— Хм, — я кивнул. — Это довольно… логично. И мощно. Молодец! Крутой способ придумал!
— А ещё, — он вдруг подмигнул, — я умею читать мысли других людей.
Я резко остановился.
— Что ты делаешь? Мысли?
— Ну да, — он небрежно пожал плечами. — Это побочный эффект. Когда ты толкаешь вещи без прикосновения, ты учишься ощущать чуть больше вокруг себя. А если хорошенько потренироваться, можно уловить и мысли. Поверхностные, конечно, но всё же.
Я прищурился, если он знает мой главный секрет, мне придется прямо сейчас его убить и избавиться от тела, а этого мне делать очень не хотелось. Он точно мог бы быть для меня еще полезен.
— Ты читаешь мои мысли прямо сейчас, Иван?
Он нахмурился, помолчал пару секунд… и качнул головой.
— Нет. И это очень странно. Ты как будто… не звучишь. Пустота. Будто радиоприёмник настроен, а волну поймать не может. Только тишина или белый шум.
Я внутренне напрягся. Кажется, понял, почему у него не получалось. Он пытается проникнуть в сознание Демида Алмазова — того, чьё тело я занял. Но моё сознание, оно совершенно другое. Оно пришло из прошлого, из иной жизни. И я отлично чувствую, как эта оболочка иногда «шумит», словно вспоминает, кто она была, но уже не может говорить снаружи. Потому и тишина для Мозгова. Потому он не слышит меня — потому что внутри — я другой.
— У тебя защита, может? — предположил он. — Артефакт, амулет? Расскажешь?
— Может быть, что-то и есть — я пожал плечами, стараясь выглядеть равнодушным. — Я и сам не знаю. Иногда такое ощущение, будто у меня в голове запертая дверь. Снаружи кто-то стучит, но я не открываю.
— Поэтично, — хмыкнул он.
Мы подошли к старому зданию, напоминающему хмурый серый барак с облупленной краской на подоконниках и вывеской «Общежитие сектора Б». Пахло сыростью, жареными баклажанами и чем-то неуловимо старым — смесь времени и пыли. На лестнице сидел парень с бритой головой и трубкой во рту, от которой пахло не табаком, а чем-то сладким и обволакивающим. Он даже не взглянул на нас, когда мы прошли мимо.
— Ты уверен, что хочешь жить здесь? — спросил я.
— А у нас выбор есть, Демид?
— Пожалуй, нет.
Корпус общежития находился внутри территории, в одном километре от главного здания Академии.
Внутри здание оказалось ещё более угнетающим. Серые коридоры, запах варёной капусты, намёки на плесень, пятна неизвестного происхождения на потолке. Обстановка навевала тоску, но в ней была и своя правда: настоящая, неприкрытая, без прикрас.
На вахте нас встретила тётка с лицом, которое выглядело так, будто её жизнь давно закончилась, а тело всё ещё работает по инерции. Она даже не посмотрела на нас.
— Заселение в четвёртом блоке. К завхозу. Пятый этаж, направо по коридору.
Мы добрались до нужной двери. Я постучал.
— Входите, — раздался гнусавый голос.
В комнате сидел завхоз — плотный мужик лет пятидесяти с жирными пальцами и массивной золотой цепью на шее. От него пахло сигаретами и чем-то солёным — вроде копчёной рыбы. На столе лежали кипы бумаг, ключи, чашка с засохшим кофе.
— А, новенькие? — он лениво поднял взгляд. — Фамилии?
— Алмазов и Мозгов, — ответил я.
Он что-то поискал в бумагах, причмокнул и сказал:
— Есть. Комната 513. Большая, десятиместная. Там уже живут ребята, но места есть.
— Кто живёт? — уточнил Иван.
— Приезжие в основном. Но нормальные, ребята. Тихие.
Я переглянулся с Иваном. Он поднял брови. Я чувствовал, как в животе что-то неприятно сжалось.
— Есть ли другие варианты? — спросил я.
— Нет. Всё занято, — отрезал завхоз и уже потянулся за ключами.
Я резко отступил на шаг и ощутил, как тёплая волна пробежала по груди. Метка дрогнула — и вдруг я понял, он нагло врёт, а при помощи метки, я могу чувствовать, когда люди говорят мне неправду.
— Всё занято? — уточнил я тише.
— Сказал же. Хочешь, сам проверь! Вы заселяться будете или нет? — буркнул он и снова повернулся к окну.
Иван прошептал мне на ухо:
— Спроси про комнату 412, он сейчас подумал про неё.
Я сделал шаг вперёд и тихо, спросил:
— А как насчёт комнаты 412?
Он замер. Очень коротко. Но мы это сразу заметили.
— Что с ней? — я продолжил давить. — Пустует уже давно, насколько я понял.
Он закрыл вкладку на экране.
— Она на ремонте, — ответил слишком быстро.
Я наклонился к его столу, уперев руки в край.
— На ремонте… в документах нигде не указано, не так ли? — сказал я тихо.
Мужик покраснел. Он прищурился.
— Ты кто такой, чтобы мне указывать? Мне не важно из какого ты там рода, тут я главный!
Я подался ещё ближе, чтобы не услышали лишние уши.
— Тот, кто легко может сходить в академию и попросить сверить расходные ведомости. С указанием фамилий. А еще можно проверить списки всех проживающих, думаю найдется несколько «мёртвых душ». Хочешь?
Пауза. Он шумно выдохнул и откинулся на спинку стула.
— Умный, да? Хорошо, фиг с вами… — он полез в ящик и кинул мне ключ. — Только чтоб потом без жалоб.
Я улыбнулся. Иван рядом глядел на меня с изумлением, но молчал.
— Ясен день, — сказал я. — Спасибо за честность.
Комната 412 находилась на четвертом этаже. Как только мы вошли, я сразу понял, что она когда-то предназначалась для преподавателей или гостей: потолки были выше, обои — пусть и облезлые — не в цветочек, а бежевые, стены чистые, окно большое, с широкой подоконной плитой.
— Да это ж, мать его, императорский люкс по местным меркам… — выдохнул Иван.
Внутри стояли две железные кровати с деревянными спинками, два шкафа, один стол у окна, пара табуретов и даже старенький холодильник «Саратов», пыхтевший в углу. На стене висели часы, но они, похоже, стояли уже годами и показывали время пол шестого.
— Слушай, а ты с этим завхозом как будто… — начал Иван, но замолчал.
— Что?
— Ну, ты прям….как будто знал, что он обворовывает Академию, даже я такого в его мыслях не прочитал. Как?
Я пожал плечами.
— Вижу, когда кто-то лжёт. А дальше просто проверял его, а он весь и рассыпался, как карточный домик. Слабоват он, чтобы с таким, как я, в споры вступать.
Он посмотрел на меня пристально.
— А ещё, кстати… Я пробовал снова читать твои мысли.
Я застыл.
— И?
— Не получается, — пожал плечами он. — С другими — легко. Даже сейчас слышу, как кто-то внизу матерится из-за сломанной мебели. А ты всё так же, как глухой. Пусто.
Я улыбнулся.
— Может, я просто скучный и ни о чем никогда не думаю.
— Нет. Там не пусто. Просто будто… замок какой-то стоит. Или… ты не тот, кем кажешься.
На миг я почувствовал, как шевельнулся страх. Но тут же выровнялся.
— Ну, значит, я просто загадочный. — сказал я — Выбирай, где будешь спать. Эта или та?
— Мне без разницы, — пожал он плечами. — Всё лучше, чем в той комнате, что нам предлагали в начале.
Я огляделся ещё раз. Да, комната старая. Но чистая. Стены не дышат плесенью. Здесь можно жить. Времени мало, ресурсов — ещё меньше. Но это уже наш плацдарм.
И пусть пока мы не в квартирах, как богатенькие мажоры рядом с Академией — зато у нас есть крыша над головой. А ещё — план: продержаться, выжить, стать сильнее.
А потом, если всё получится, съехать отсюда к чёртовой бабушке.
Но это потом. Сейчас — сюда бы матрас получше и пару девочек. Эх мечты.
Я лежал на скрипучей железной кровати, глядя в жёлтое пятно тусклого потолочного света. Комната была тесной. Где-то в углу тикали часы, которые починил мой сосед — единственный звук, разбавляющий тишину, если не считать редких вздохов Ивана.
— Не думал, что общежитие будет таким… — начал я, нарушив молчание.
— Таким убогим? — хмыкнул Иван. — А чего ты ждал? Это же имперская Академия, тут на лоск только для внешнего вида тратятся. Главное — магия и статус. Остальное терпит.
— Всё равно странно, — сказал я, перевернувшись на бок. — У академии бюджет должен быть почти как у Министерства внутренних дел. А мы в какой-то дыре.
— Так ведь так заведено, — Иван зевнул и потянулся. — Ты что, не знаешь, как у нас система устроена?
— Напомни, — пробормотал я, делая вид, что зеваю. На самом деле мне было интересно, как он сам это воспринимает. Хотел услышать его взгляд — честный.
— Ну смотри, — начал он, положив руки под голову. — Империя держится на трёх столпах: династии, деньги и магия. Император — это живой символ. Но власть? Власть — у Совета Родовых и Архимагов. А значит, кто держит в руках талантливых учеников — тот держит будущее.
— Думаешь, мы для них просто инвестиция в будущее?
— Не думаю. Знаю, — ответил он спокойно. — Только с поправкой: инвестиции, которые могут убить. А значит, опасные.
Мы замолчали. За окном скрипнули ворота. Кто-то, видимо, возвращался после отбоя.
— А ты кем хочешь стать? — спросил я через минуту.
— Что, прямо так? Без прелюдий? — усмехнулся он. — Ладно, раз уж ты спросил… Не знаю. Всю жизнь мне говорили: ты должен — ты обязан — ты будешь. Родителям хотелось бы, конечно, в Архимаги, чтобы я пошел.
— А ты? Чего ты хочешь?
— А я бы, честно, ушёл в глушь. Домик у озера, чайник на углях, но пока есть дела по важнее.
— Забавно, — сказал я. — У тебя есть магия, семья, род. И ты хочешь тишины. А у меня — ничего, и я хочу справедливости.
Иван замолчал, а потом рассмеялся.
— Вот это поворот. Честно говоря, я ожидал, что ты скажешь «власти».
— Нет, — я сел на кровати. — Власть — это не про меня. Я хочу изменить этот мир. Слишком много грязи под мантиями, слишком много гнили в этих старых родах. Они играют в великосветское благородство, но в реальности — те же крысы, только с фамильными перстнями на пальцах.
— Ого, — протянул он. — Так ты революционер, Демид Алмазов?
— Нет. Революции уже были. Их место в истории. Я хочу перехитрить систему изнутри. Подняться по лестнице и выбить её из-под ног у этих мерзких, продажных тварей.
— Смело — сказал Иван. — Но будь осторожен. У лестниц под ногами часто гниют ступени.
— Ты когда-нибудь чувствовал, что ты — не тот, кем тебя считают?
Он резко замер. Я заметил, как у него напряглись пальцы.
— Почему ты спрашиваешь? — тихо спросил он.
— Просто чувство, — пожал я плечами. — Иногда я смотрю в зеркало и вижу чужое лицо.
— Ты пугаешь меня, Демид, — сказал он, хмурясь. — Иногда мне кажется, что ты гораздо… старше, чем выглядишь.
— Может быть, — я вновь лёг на спину и посмотрел на трещину в потолке. — А может, это просто усталость. Я не спал уже двое суток, если ты забыл.
Он снова замолчал. Минуты тянулись. Потом он снова заговорил:
— Знаешь, что самое странное?
— Что?
— Я так и не могу прочитать твои мысли. Ни одной. Даже намёка. Как будто ты… не здесь.
— Ну, может, я просто очень скучный, — усмехнулся я. — Или слишком закрыт.
— Нет. Я читаю даже закрытых. Иногда хаос, иногда фразы, иногда просто ощущения. А у тебя — пустота. Понимаешь?
Я не ответил. Пусть думает. Пусть гадает. Потому что если он узнает, кто внутри тела на самом деле… то всё разрушится.
— Я не буду копать, — сказал он наконец. — Но если когда-нибудь захочешь рассказать — скажи. Я умею хранить чужие тайны.
— Посмотрим, — сказал я. — В этом мире мало кто умеет хранить даже свои.
Он кивнул и отвернулся к стене. Я слушал его дыхание, пока оно не стало ровным.
Я не помню, как именно закрыл глаза. Просто в какой-то момент тяжесть опустилась на тело, как будто кто-то сверху накрыл меня мокрым одеялом. Шея ныла, пальцы подрагивали от переутомления, но с каждой секундой я проваливался глубже — сквозь подушки, сквозь кровать, сквозь всё, что было реальным.
И наступила тишина.
Плотная, как в подводной пещере. Безвременье.
Я стоял в круге из черного пепла. Вокруг всё было серым — небо, земля, камни. Прямо передо мной — арена, выжженная, покрытая трещинами, как кожа старика. На противоположной стороне — он.
Кайзер.
Его фигура была той же, что я видел тогда, в реальности: высокий, в плаще из чешуйчатой кожи, наплечники, как лезвия. Лицо скрыто тенью капюшона. Но он знал, что я смотрю. Я чувствовал его взгляд — будто обжигающий свет прожектора, только не снаружи, а где-то внутри.
— Ты опять здесь, — сказал он. Голос — сухой, как лезвие, проведённое по стеклу. — Неужели ты всё ещё не понял?
Я шагнул вперёд. Под ногами скрипел пепел, словно сухие листья. Рука на рукояти меча.
— Понял, — ответил я. — Но это ничего не меняет.
— Это меняет всё, Демид, — выдохнул он. — Ты не тот, за кого себя принимаешь. Твой путь, совсем не твой.
Я бросился вперёд.
Он двинулся одновременно. Мы столкнулись, как молнии в грозе. Металл ударил о металл. Искры, резкий запах железа.
Я отбросил его назад, ударив в грудь с ноги. Он отступил, но не упал. Поднял меч, качнул им с ленцой, как бы спрашивая: «Это всё на что ты способен?»
Я атаковал снова и снова — удары с плеча, наотмашь, резкий выпад. Он блокировал, увернулся, врезал мне по ребру — кровь хлынула внутрь сна, и я почувствовал жар.
Сон был слишком реальным.
Я понял это, когда он ударил меня в ответ ногой в грудь. Меня отбросило на землю, пепел поднялся, как облако. Пока я поднимался, он стоял и смотрел. Без улыбки, без гнева. Почти с жалостью.
— В тебе живёт другой. Ты не слышишь его голос?
Я заскрипел зубами. Поднялся. Рванул вперёд.
Мы снова сцепились. Дыхание сбивалось, удары сливались в одну длинную вспышку. Клинки свистели. Я кричал — не от боли, от ярости. Вложил всё: страх, голод, бессонные ночи, боль от пули, которая меня убила в прошлой жизни. Всё, что копилось. Всё, что было.
Я бился не за жизнь. Я бился за свой орден, который предали и уничтожили.
Кайзер замедлился. Я почувствовал это — как в танце. Ударил в бок. Он пошатнулся. Разворот. Резко — лезвием в горло. Сквозь броню. Сквозь плоть.
Кровь ударила фонтаном и брызги попали на моё лицо.
Он закашлялся, а я смотрел на него.
Он поднял лицо, но это было не лицо Кайзера.
Это было моё. То самое. Настоящее. Из прошлой жизни.
Ассасин с обритым затылком. С шрамами, каждый из которых, как память. С татуировкой, которую я сам себе сделал в тринадцать, знаком ордена. С глазами, полными ледяной уверенности в себе.
— Ну вот, — сказал он моим голосом. — Теперь ты убил меня. Что дальше?
И я проснулся.
Резко. Лицо в поту. Виски — мокрые. Сердце колотится, как барабан перед боем. Иван спит рядом, с открытым ртом. Где-то за стеной орёт чайник.
Я сижу на кровати. Руки дрожат. Метка отдается жаром внутри меня.
И я всё ещё не знаю, кто я сейчас и уже стал забывать, кем я был раньше…