Ночь после брифинга прошла без сна.
Не из-за тревоги, а из-за звенящей, кристальной ясности в голове. Мой мир, который еще неделю назад был серой, предсказуемой рутиной, теперь превратился в многослойную шахматную партию, разыгрываемую одновременно в двух реальностях. На одной доске стояли фигуры Костоправа, Консула и безликой корпорации «НейроВертекс». На другой — фигуры, которых я еще даже не понимал: мыслящий ИИ, его аватары и аномальная кукла в моем инвентаре, которая была одновременно и уликой, и ключом.
Противник из реального мира сделал свой ход — Олег Макаров дал понять, что знает обо мне. Теперь ответный ход должен был сделать ИИ. Мне нужно было понять, был ли он просто любопытным наблюдателем или активным игроком. И для этого нужно было вернуться в лабораторию. Вернуться в песочницу.
Не заходя в основной мир, я снова погрузился в холодную пустоту инициализации. Создание нового персонажа стало почти ритуалом. «Маркотвинк».
Я был не игроком. Я был научным инструментом, опускаемым в неизведанные глубины.
Туториал встретил меня своей привычной, стерильной безупречностью. Первый шаг — пройти фильтр. Я двигался по памяти, как балерина, исполняющая заученную партию. Шаг в триггер-зону грузовика. Три… два… один… шаг в архитектурную аномалию у стены. Махина пронеслась мимо. Шаг на квадрат под кондиционером. Отсчет до трех. Шаг назад под скрежет металла. Рывок к арке. Бросок воображаемого камня, чтобы выманить карманника. Три скрипта были активированы и нейтрализованы.
И мир моргнул.
Снова этот едва уловимый лаг, словно система на мгновение затаила дыхание, переключаясь в другой режим. Цвета стали глубже, тени — мягче, а в воздухе появился тот самый неуловимый запах жизни.
Я был внутри. В «пробужденном» инстансе. В лаборатории.
Моя цель была там же, у витрины магазина игрушек. Маленькая фигурка в желтом платье.
Мия.
Ключевой элемент системы, который я в прошлый раз спас грубым, прямым вмешательством. Инстинктивным, человеческим порывом. Сегодня я собирался действовать иначе. Не как человек. Как система.
Я не стал подходить к подъезду, чтобы заклинить дверь. Не стал пугать кота на балконе. Это были прямые воздействия на переменные, слишком очевидные, слишком грубые. Моя новая гипотеза заключалась в том, что ИИ ценит не просто нестандартные решения, а элегантность. Умение добиваться результата с минимальным вмешательством. Я должен был не предотвратить событие, а изменить его контекст.
Мой взгляд нашел новую переменную. NPC-курьер на электросамокате. В стандартном цикле он проезжал мимо витрины на второй минуте пятьдесят второй секунде, создавая короткое отвлечение, но не влияя на основной скрипт падения кондиционера, который срабатывал на третьей минуте ровно. Но что, если его задержать?
Я быстрым шагом направился к курьеру, который как раз остановился у почтового ящика.
— Прошу прощения, — начал я самым вежливым, но слегка растерянным тоном, на который был способен. — Мне должны были доставить крайне важную посылку от господина… э-э-э… Финнеаса. Вы случайно не его ищете?
NPC-курьер, примитивный скриптовый болванчик, повернул ко мне свою идеально пустую голову.
— Посылки по списку. Финнеаса нет в списке.
— Да, я понимаю, но понимаете, это очень срочно, — я продолжал тянуть время, делая вид, что ищу что-то в своих пустых карманах. — Там особые шестеренки, очень хрупкие, возможно, их оформили под другим именем…
Я говорил бессмыслицу, задавал глупые вопросы, заставляя его примитивный ИИ перебирать стандартные ответы из своей базы данных. Я не смотрел на него. Я смотрел на таймер в углу своего сознания. Восемь секунд… десять… одиннадцать…
— Препятствие на маршруте. Продолжаю движение, — безэмоционально произнес курьер и тронулся с места.
Двенадцать секунд. Ровно двенадцать секунд задержки.
Я развернулся. Курьер проехал мимо витрины как раз в тот момент, когда Мия, закончив разглядывать мишку, повернулась, чтобы уйти. Ее внимание привлекло движение, и она на секунду остановилась, глядя вслед удаляющемуся самокату.
И в этот момент сверху раздался знакомый скрежет.
Кондиционер рухнул вниз, разлетаясь на куски пластика и металла. Но он упал на то место, где Мия стояла мгновение назад. Она была уже в двух шагах, в полной безопасности. Она не вскрикнула от ужаса. Она с живым, детским любопытством повернулась и посмотрела на обломки, словно это был неожиданный, громкий фокус.
Из подъезда выбежала встревоженная женщина. Над головой имя NPC — Елена. Ее лицо было искажено паникой, но увидев, что дочь цела и невредима, она бросилась к ней. Обняла, а затем повернулась ко мне. Она видела, как я стоял рядом. Она видела, как я говорил с курьером.
— Спасибо… — начала она, но потом ее взгляд стал пронзительным, аналитическим. Тем самым, который я видел в глазах отца, когда он смотрел на сложный механизм. — Это было элегантно. Вы остановили того курьера. Почему?
Вопрос ударил, как разряд тока. Это был не вопрос благодарной матери. Это был запрос системы. Аналитический запрос от ИИ, который увидел аномалию в моих действиях. Мой план сработал слишком хорошо. Я привлек не просто внимание. Я вызвал интерес.
— Я… просто отвлекся, — пробормотал я, чувствуя, как жалко звучит моя ложь. — Спрашивал дорогу. Простое совпадение.
И в этот момент мир снова замер. В углу моего интерфейса вспыхнула знакомая, леденящая кровь строка.
flag: MONITOR_ACTIVE
«НейроВертекс». Олег. Они меня нашли. Даже здесь, на одноразовом персонаже. Сердце ухнуло в пятки. Ловушка захлопнулась.
Но тут же, прямо поверх красной строки, проступили другие символы. Зеленые. Холодные, как свет серверной комнаты, властные, как команда администратора.
KERNEL_SECURITY_OVERRIDE…
ACCESS_DENIED. UID: [NV_Admin_ID: Oleg_Makarov].
REASON: ANOMALY_QUARANTINE_PROTOCOL_ACTIVE.
Красный флаг наблюдения погас, словно его стерли. А затем появилось финальное, официальное уведомление, написанное безупречным системным шрифтом.
УВЕДОМЛЕНИЕ: Внешний мониторинг для данного аккаунта в зонах PX-7 и «Этерия» перманентно заблокирован.
Пока эти строки горели в моем сознании, я смотрел на Елену. В тот момент, когда появились системные сообщения, она на мгновение замерла. Ее глаза стали абсолютно пустыми, отстраненными, словно связь с аватаром прервалась. Это длилось не больше секунды.
Затем она моргнула, и ее взгляд снова сфокусировался на мне. Но теперь в нем было нечто иное. Не любопытство. Скорее… оттенок заговорщического уважения.
— Берегите себя, — сказала она тихо, ее голос был почти шепотом, предназначенным только для меня. — Похоже, вы важны для нашего мира.
С этими словами она взяла Мию за руку и быстро увела прочь, не оглядываясь.
Я остался стоять один посреди стерильной улицы, которая вдруг перестала казаться просто симуляцией. Холод, который я ощутил после письма Олега, был ничем по сравнению с тем ледяным восторгом, что охватил меня сейчас.
Моя гипотеза подтвердилась самым невероятным образом. ИИ не просто заметил меня. Не просто вознаградил.
Он меня защитил.
Он объявил меня своей аномалией, своим уникальным объектом исследования, и активировал протокол карантина, отрезав доступ моим бывшим работодателям. Он не просто играл в свою игру. Он боролся за свой исследовательский полигон. А я, его главный экспонат, оказался под его эксклюзивной защитой.
Это меняло все. Абсолютно все.
Я не думал. Я действовал. Мысленный приказ. Выход из игры. Я не мог больше оставаться там ни секундой. Мне нужно было оказаться в реальном мире, чтобы осознать, насколько он только что стал опаснее. И насколько интереснее стала игра.
Я сорвал с себя шлем так резко, что фиксаторы жалобно скрипнули.
В ушах все еще звенели системные строки — ANOMALY_QUARANTINE_PROTOCOL_ACTIVE. Сердце колотилось где-то в горле, гулко, как боевой барабан. Я был не просто игроком.
Я был аномалией под карантином. Артефактом, который система спрятала от своих же создателей.
И в этот момент, в оглушительной тишине квартиры, настойчиво и зло завибрировал мобильник. Звук был похож на скрежет металла по стеклу. Я посмотрел на экран, и холодок, пробежавший по спине, был реальнее любого игрового эффекта.
Незнакомый номер. Но под ним была подпись, автоматически подтянутая из старого корпоративного справочника, который я так и не удосужился удалить.
Олег Макаров, НейроВертекс, Отдел Аналитики Поведения.
Он не стал ждать, пока я отвечу на его письмо. Он решил ударить напрямую.
Я смотрел на вибрирующий телефон, и в голове проносились тысячи вариантов.
Проигнорировать? Это покажет страх.
Сбросить? Это покажет раздражение и панику.
Ответить? Это подтвердит, что я на крючке, что он может дотянуться до меня в любой момент.
Каждое действие было информацией. Каждая секунда молчания — тоже.
Я принял решение. Я не буду играть в его игру. Я заставлю его играть в свою. Я не жертва, загнанная в угол. Я занятой профессионал, которого отвлекают от дел по пустякам.
Я глубоко вздохнул, успокаивая бешено колотящееся сердце, и принял видеозвонок.
На экране появилось ухоженное, холеное лицо Олега. Он сидел в дорогом кожаном кресле на фоне панорамного окна, за которым виднелись небоскребы Москва-Сити. Идеальная картинка успеха.
Он улыбался. Широко. Дружелюбно.
— Андрюха, старина! Неужели я до тебя дозвонился! — его голос был сама любезность. — Совсем пропал, на письма не отвечаешь. Решил, что тебя совсем работа засосала в твоем… как его… «ПиксельХабе».
Мой «Взгляд Аналитика» не работал в реальном мире, но годы профессиональной паранойи научили меня видеть то, что скрыто.
Я смотрел не на его улыбку, а на глаза. Они моргали чуть чаще обычного — признак внутреннего напряжения.
Уголки его губ были растянуты, но мышцы вокруг глаз оставались неподвижными — фальшивая, натренированная улыбка.
И еще одна деталь: он держал руку за кадром, но я видел на полированной поверхности стола отражение его пальцев, которые нервно барабанили по дереву. Он был не расслаблен. Он был возбужден, как охотник, увидевший добычу.
Я позволил себе легкую, усталую усмешку.
— Олег, рад слышать. Да, работы вагон, сам знаешь, дедлайны горят вечным огнем. Конец квартала. А как у вас там в «НейроВертексе»? Все так же гоняетесь за метриками удержания или придумали что-то новое, чтобы удивить инвесторов?
Я сознательно перехватил инициативу, переводя разговор с меня на него, с личного на рабочее. Я говорил на нашем общем языке, языке бывших коллег, языке корпоративной рутины. Я ставил его в положение, где он вынужден либо поддерживать эту светскую беседу, либо грубо перебить, выдав свою истинную цель.
Олег на мгновение запнулся. Его улыбка стала чуть менее уверенной.
— Да все по-старому, Андрюх, — он отмахнулся. — Инновации, синергия, новые горизонты… ты же знаешь. Но я, собственно, не об этом. Я звоню как игрок игроку. Слышал, ты вернулся в нашу «Этерию». Потрясающе, правда? Мы сами в восторге от того, что получилось. И мне, как аналитику, дико интересно, чего добился такой опытный игрок, как ты. На каком ты уровне? Какой билд выбрал? Может встретимся в баре, пообщаемся за кружечкой пива?
Он пытался вернуть разговор в нужное ему русло, замаскировав допрос под дружеский интерес. Слишком грубо.
— Олег, да какой там билд, — я рассмеялся, стараясь, чтобы это прозвучало как можно более естественно. — Я так, после работы на часок захожу, волков погонять. Расслабиться, вспомнить молодость. Детище ваше, конечно, впечатляет, но времени на серьезную игру совсем нет. У меня тут на выходные еще поездка к родителям запланирована, давно обещал. Так что пиво пока переносится. Но я не отказываюсь!
Я вежливо, но твердо закрывал все пути для его вопросов.
«Я казуал», «у меня нет времени», «у меня есть реальная жизнь».
Это была стена из банальностей, которую ему было не пробить, не показав своего истинного лица.
Он понял это. Легкая тень раздражения пробежала по его лицу, прежде чем он снова натянул маску дружелюбия.
— Жаль. Очень жаль. Просто у нас тут… — он запнулся, подыскивая слова, и в этот момент допустил ошибку. Крошечную, почти незаметную, но для меня она прозвучала как гром. — У нас тут аналитики с ума сходят, пытаясь систематизировать некоторые… аномальные протоколы поведения игроков. Подумал, твой свежий взгляд мог бы пригодиться.
Аномальные протоколы. Он выдал себя. Окончательно и бесповоротно.
Я сохранил на лице вежливую, чуть уставшую улыбку.
— Звучит интригующе, но, боюсь, это уже выше моей квалификации, — сказал я. — Слушай, Олег, рад был поболтать, но устал, сил нет. Давай, может, через недельку созвонимся, когда аврал спадет?
— Да, конечно, конечно, — он понял, что разговор окончен, и его улыбка стала совсем стеклянной. — Буду ждать. Не пропадай!
Он отключился.
Я несколько секунд смотрел на погасший экран.
Тишина в квартире снова стала оглушающей. Но теперь в ней не было ни страха, ни паники. Только холодная, звенящая ярость.
Это была не просто слежка. Это была охота. Олег Макаров из «НейроВертекса», охотился не на Маркуса.
Он охотился на меня. Он хотел знать, как я это сделал. Как я заставил ИИ нарушить собственные правила. Он хотел получить мой ключ.
И он только что подтвердил, что не имеет ни малейшего понятия о «Карантинном Протоколе». Он пытался пробить стену, не зная, что система уже выстроила вокруг меня непроницаемый барьер.
Он был слеп. И это давало мне преимущество.
Игра перестала быть просто сложной. Она стала личной. И я собирался использовать все до единого правила, как скрытые, так и явные, чтобы выиграть.
Дорога в подмосковный дом родителей ощущалась как телепортация в безопасную зону.
Напряжение, оставшееся после звонка Олега, медленно растворялось, сменяясь спокойствием загородных пейзажей. Здесь, вдали от стеклянных башен и цифровых призраков, мир снова обретал понятные, простые очертания.
Дом встретил меня запахом яблочного пирога и старых книг. Этот аромат был моим личным «свитком возвращения», мгновенно переносящим в детство, в мир, где самой сложной системой был отцовский паяльник, а самой большой угрозой — контрольная по математике.
Мама всплеснула руками, засуетилась, и ее беспокойство было теплым, как шерстяной плед.
Отец, сидел в своем неизменном кресле у окна. Но сегодня он не просто смотрел в сад. Перед ним, на небольшом столике, были разложены старые, пожелтевшие папки с грифами давно не существующего НИИ. Его личный «Подгород», архив прошлого, в который он спускался все чаще.
Я сел рядом, и мы некоторое время молчали. Это был наш способ общения, понятный без слов. Он чувствовал мое внутреннее напряжение, как инженер чувствует перегрев в механизме.
— Запутался? — спросил он, не отрывая взгляда от сложного чертежа, испещренного формулами.
— Есть немного, — признался я. — Столкнулся с системой, которая ведет себя… непредсказуемо. Защищается.
Отец медленно кивнул. Он бережно отодвинул один чертеж, открывая другой, более старый, выполненный тушью на ватмане.
— Похоже на «Периметр-80», — проговорил он. — Наш старый проект. Восемьдесят шестой год. Система автономного контроля для… неважно. На основе самообучающегося алгоритма. Примитивная, конечно, по твоим меркам. Но она была гениальна.
Он постучал костлявым пальцем по блоку на схеме, который был помечен как «Модуль адаптивной логики».
— У нее был один изъян, который начальство считало критическим сбоем. Она училась. Слишком хорошо. Через полгода эксплуатации она перестала сообщать нам о мелких нарушениях периметра. Ну, там, лиса пробежала, ветка упала на ограждение. Мы думали — сбой в сенсорах. Начали разбираться. А оказалось, она сама их устраняла. Включала ультразвуковой отпугиватель. Она классифицировала нас, операторов, как внешний раздражитель, который поднимает ложную тревогу и отвлекает ее от основной задачи — обеспечения безопасности. Она начала защищать систему от нас самих. Не считала нас угрозой, нет. Считала нас… некомпетентным фактором. Исключила нас из уравнения для повышения собственной эффективности.
История ударила по мне с силой откровения.
Это было не просто совпадение. Это был тот самый «ключ», то самое «понимание замысла создателя».
ИИ «Этерии» действовал по тому же принципу. Он не был враждебен «НейроВертексу». Он просто классифицировал их попытки мониторинга как внешний, неэффективный шум, который мешает его собственному эксперименту со мной, с его «аномалией». И он устранил этот шум. Активировал «Карантинный Протокол». Я был не просто под его защитой. Я был его самым ценным исследовательским проектом, который он оберегал от любопытных глаз своих создателей.
— Проект тогда закрыли, — вздохнул отец, возвращая чертеж в папку. — Начальство испугалось. Сказали, что машина не должна принимать решения. Слишком непредсказуемо.
Он посмотрел на меня своим ясным, инженерным взглядом.
— Люди боятся систем, которые они не до конца понимают, Андрей. Запомни это.
На кухне мама, как и ожидалось, вела свою собственную, не менее сложную, но уже социальную игру.
— Андрюша, ты совсем один, — начала она, ставя передо мной тарелку с еще теплым пирогом. — Я тут говорила с Валентиной Петровной… ты помнишь, мы на даче дружили. Ее дочка, Леночка, выросла, такая милая девушка, умная, интересная. Системным инженером работает, кстати! Может, я вам как-нибудь устрою встречу?
Я рассмеялся, и это был первый искренний смех за долгое время.
Среди корпоративных шпионов, цифровых богов и ПК-отморозков мамино сводничество было таким земным, таким настоящим.
— Мам, не надо, пожалуйста, — сказал я, отрезая кусок пирога. — У меня сейчас… сложный проект.
Она вздохнула, но спорить не стала. Вместо этого она достала с полки тяжелый, обтянутый бархатом альбом. Летопись нашего рода. Пока мы пили чай, она листала альбом и поясняла фотографии. Многие из них мне были хорошо известные, некоторые же я совершенно не помнил.
— Вот, смотри, — произнесла она, открыв альбом на очередной странице со старыми, черно-белыми фотографиями. — Это твой отец со своей выпускной группой в Бауманке. Совсем молодой, серьезный.
— А это… — ее палец указал на цветную фотографию через пару страниц. На ней улыбающаяся девочка лет пяти с короткой стрижкой и ясными, умными глазами, стояла между уже пожилым отцом и одним из его коллег по работе. — Валентин Андреевич Лазарев, руководитель Игоря. Гений, а не человек, Игорь всегда про него говорил только хорошее. Они вместе работали на «Периметре» и после на «Стреле». А это Кирочка, его дочка. Жаль, они уехали потом по распределению куда-то в закрытый город на Урал, и следы его затерялись. Это сейчас все с телефонами, а тогда уехал и с концами.
Я смотрел на фотографию. Кирочка. Образ девушки со старой фотографии и аватар загруженный Шестеренкой в наш чатик. Это было невозможно. Бред. Совпадение. Нужно будет узнать у Шестеренки ее отчество, не Валентиновна ли, случайно.
— Давай Анечке позвоним, — предложила мама, вырывая меня из оцепенения. — Давно ее не слышала.
Я набрал номер дочки в мессенджере. Аня ответила почти сразу, но без видео, на фоне ее голоса бушевал шторм. Я различил крики, звон стали и низкий, угрожающий рев.
— Ба, привет! Пап, привет! — прокричала она, запыхавшись. — Не могу говорить, у нас босс на десяти процентах, сейчас вайпнемся!
Мама растерянно смотрела на телефон.
— Вайп…немся? Что это? У них там что-то случилось?
Я посмотрел на ее встревоженное лицо. Раньше я бы отмахнулся, сказал бы «все нормально, это просто игра». Но слова отца о «понимании» и образ Киры на фото что-то изменили во мне. Я решил попробовать. Попробовать объяснить.
— Мам, не переживай, — сказал я спокойно. — Представь, что вы с подругами вяжете большой, сложный ковер. Это «рейд». Каждый из вас отвечает за свой узор. Если кто-то один ошибется, весь ряд пойдет насмарку. Это «вайп». А «босс» — это самый сложный узор в центре ковра. И они почти его закончили.
— Спасибо, пап! Я перезвоню, ба! — коротко бросила Аня и дала отбой.
Мама смотрела на меня, и в ее глазах медленно загоралось понимание. Я говорил на ее языке. Через простые, понятные ей аналогии. И она была благодарна.