Мы отмечали успех в том же «Попутном Ветре».
Кружки с элем приятно холодили ладони, а в камине весело потрескивали поленья. Я рассматривал свои новые перчатки.
[Перчатки травника] (Качество: Зеленое)
Тип: Легкая броня (Руки)
Эффект: +5 к навыку «Травничество»
Это была не просто шмотка. Это был трофей, доказательство того, что мой подход работает. Я не убил монстра — я вылечил экосистему. И система вознаградила меня не грубой силой, а знанием.
— За системный подход! — провозгласил Серый, поднимая свою кружку. — Хоть и заморочился ты знатно, но результат, признаю, впечатляет. Рецепт противоядия на дороге не валяется.
Мы чокнулись. В таверне было шумно — за соседний столик как раз ввалилась шумная компания из четырех игроков. Судя по их разномастной, самой дешевой экипировке и горящим глазам, они были совсем зелеными новичками.
— … серьезно, я специально под грузовик прыгнул! Прямо рассчитал тайминг! — возбужденно вещал один из них, худой парень в простой кожаной куртке. — Изи плюс пять процентов к скорости бега!
— А я нашел трансформаторную будку! — вторила ему девушка с розовыми волосами. — Пришлось немного попотеть, чтобы на нее залезть, но бах! И у меня перк «Заземление», плюс десять процентов к сопротивлению электричеству! На хай-левеле это будет имба!
— Фигня, — махнул рукой третий. — В гайде пишут, что самый полезный бонус за утопление, для плавания, но это долго и муторно. Проще грузовик.
Серый, прислушавшись к их разговору, тихо фыркнул в свою кружку.
— Салаги. Занимаются ерундой ради копеечных бонусов.
— Что это значит, про что они? — спросил я, тоже прислушиваясь.
— А, это они про Туториал, — пренебрежительно отмахнулся он. — Стартовая локация. Большинство ее просто пробегает, но есть такие вот… оптимизаторы. Специально пересоздают персонажей, чтобы умереть там определенным способом и получить крошечный перманентный бонус к статам героя.
— Стартовая локация, где главная задача — умереть? — я поднял бровь. — Оригинальная концепция.
— Да это скорее прикол от разрабов, — пояснил Серый. — Насмешка над жанром «исекай», ну, ты знаешь, все эти истории про «попаданцев», которых сбивает грузовик. В «Этерии» ты начинаешь в гиперреалистичном городе, а потом тебя… ну да, сбивает грузовик, или на голову падает рояль, или еще какая-нибудь нелепица. После этого уже идет создание персонажа и ты попадаешь сюда. Пятиминутное дело. Эти ребята просто тратят время на ерунду. Целых 5% процентов! Лучше бы пошли пофармить.
Он осушил свою кружку и с энтузиазмом посмотрел на меня.
— Ладно, хватит о ерунде. Давай подумаем, куда дальше. Может, на кабанов сходим? С них шкуры подороже, чем с волков и опыта больше.
Я кивнул, но уже не слушал его. Мой мозг зацепился за услышанное. Я смотрел на гомонящих новичков, но видел не их. Я видел систему. Странную, алогичную систему.
С одной стороны — сложная, взаимосвязанная экосистема здесь, на Полуострове. Квест, который можно решить не силой, а дедукцией. NPC, которые реагируют на нелинейные действия. Мир, который вознаграждает за наблюдательность.
А с другой — Туториал. Грубая, прямолинейная механика. Предсказуемый ввод: «смерть от электричества». Предсказуемый вывод: «+10% к сопротивлению электричеству». Никаких вариантов, никакой глубины.
Это не вязалось. Это было похоже на элегантный механизм швейцарских часов, в который кто-то вбил ржавый гвоздь. Это было слишком просто. Слишком примитивно для мира, который только что показал мне свою скрытую сложность.
Это не филлер, подумал я. И не шутка. Это аномалия. А любая аномалия в системе — это либо баг, либо фича, истинное предназначение которой скрыто. И мне отчаянно захотелось выяснить, что же это на самом деле.
Я молчал, глядя в мутный остаток эля на дне кружки.
Разговоры новичков и комментарии Сергея смешались в фоновый шум. В моей голове с оглушительным скрежетом проворачивались шестеренки. Ржавчина слетала с них пластами.
Это был плохой геймдизайн. Ужасный.
Вся суть обучающей локации — Туториала — научить игрока базовым механикам, чтобы он избегал смерти в основном мире. А здесь игрока учили умирать «правильно». Поощряли за это. Система, которая вознаграждает за провал своей основной функции. Это не просто нелогично, это антилогично. Это как строить автомобиль, у которого педаль газа детонирует машину.
Я вспомнил пыльный конференц-зал в «НейроВертексе». Белую доску, испещренную моими схемами. Тогда я защищал перед советом директоров свой проект «Ковчег». Мой адаптивный ИИ.
— Представьте себе систему, — говорил я тогда молодому, еще не обремененному цинизмом топ-менеджменту, — которая не просто выдает игроку квест. Она изучает его. Как он решает проблемы? Силой? Хитростью? Дипломатией? Он рискует или осторожничает? ИИ будет анализировать эти паттерны и создавать для игрока уникальный контент. Интересный именно этому игроку. Это не просто игра. Это диалог. Диалог между игроком и живым, думающим миром.
Проект тогда свернули. «Слишком дорого, слишком сложно, слишком непредсказуемо», — таков был вердикт. Инвесторы хотели понятных метрик и предсказуемой прибыли. Они хотели свою «Веселую Ферму».
А что, если… что, если они не убили проект? Что, если они просто спрятали его? Урезали, упростили, но оставили ядро?
В моей голове родилась гипотеза. Четкая и ясная, как математическая формула.
Туториал — это не обучение. Это фильтр.
Это рудиментарный, но работающий остаток моей системы. Полигон для ИИ, где он ставит свои первые, простейшие опыты над игроками. Он бросает им вызов: «Вот вам очевидная задача — умрите. Вот вам очевидная награда — бонус к статам». И 99% игроков идут по этому пути. Они действуют предсказуемо.
Но что, если… что, если поступить непредсказуемо?
Если в системе есть предсказуемые награды за предсказуемые действия, то по законам симметрии, по законам элегантного кода, в ней должны быть и… непредсказуемые награды за непредсказуемые действия. Что будет, если не умирать? Что будет, если попытаться сломать сценарий?
— Серый, — я прервал его рассуждения о том, где лучше фармить кабаньи шкуры. — А что, если Туториал… это не шутка? А что, если это тест?
Сергей оторвался от своей кружки и уставился на меня.
— Тест? На что? На умение находить самые идиотские способы самоубийства?
— Нет. На нестандартное мышление. Подумай сам. Разработчики создали сложнейшую экосистему здесь, в основном мире. А для старта они сделали примитивную заглушку? Не верю. Я думаю, Туториал — это полигон. ИИ смотрит, как ведут себя игроки. И те, кто действует не по гайду, кто пытается найти другой путь… возможно, получают что-то другое. Что-то, чего нет ни в одном гайде.
Сергей несколько секунд молча смотрел на меня. А потом рассмеялся. Громко, добродушно, так, что обернулись ребята с пары соседних столов.
— Андрюха, ты неисправим! — выдохнул он, утирая слезы. — Опять ищешь мировой заговор в простом коде. Я же говорю, это фансервис, пасхалка для гиков! Расслабься и получай удовольствие. Пойдем качаться. Через пару уровней сможешь взять квест на того босса-саламандру. Вот где будет настоящий вызов!
Его смех и его слова стали для меня последним подтверждением. Он не видел. Он был обычным игроком, хорошим, надежным, но — обычным. Он шел по пути, который проложили для него разработчики.
А я… я увидел рядом с протоптанной тропой едва заметную тропинку, уходящую вглубь леса. И я понял, что должен проверить, куда она ведет.
Загадка Туториала вдруг стала для меня интереснее, чем все уровни и весь лут в «Этерии». Это был не просто игровой квест. Это был вызов, брошенный лично мне из моего собственного прошлого. И я должен был на него ответить.
Полуостров Первых Шагов был вычерпан до дна.
За последние несколько дней мы выбили, кажется, каждую крупицу контента из этой уютной «песочницы».
Волки в Лесу Шорохов стали редкими гостями, популяция крабов на пляже была под угрозой вымирания, а капитан Финн мог спокойно чинить свои сети, не опасаясь за судьбу своего улова. Системное уведомление о достижении 10-го уровня, вспыхнувшее перед глазами после очередного выполненного поручения, стало для меня сигналом — пора двигаться дальше.
Путь лежал к единственному выходу с полуострова — Мосту Испытаний. Это был не просто мост, а древний, каменный исполин, перекинутый через глубокое ущелье, на дне которого шумела бурная река. Казалось, он был построен не людьми, а великанами. У самого его начала стояла небольшая, но крепкая сторожевая башня.
На посту, прислонившись к стене и лениво оглядывая окрестности, стоял NPC-стражник.
Ветеран Бьорн
Уровень:???
Статус: Страж Моста
Это был старый воин с седой, заплетенной в косы бородой и одним мутно-белым глазом. Он выглядел так, словно врос в этот камень, и повидал больше игроков, чем я строк кода за всю свою жизнь.
— Приветствую, путники, — пророкотал он, когда мы подошли.
Его взгляд скользнул по нашим фигурам, оценивая снаряжение. Мой [Крепкий стальной меч] и [Кожаный нагрудник новобранца] зеленого качества выглядели куда солиднее ржавчины, с которой я начинал.
— Вижу, вы достаточно окрепли, чтобы покинуть этот тихий уголок.
— Верно, ветеран, — бодро ответил Серый. — Нас ждут великие дела!
Бьорн хмыкнул, не меняя выражения лица.
— Великие дела ждут многих. Но помните: мост — это дорога в один конец. Здесь, перед мостом, место для салаг, а настоящие приключения ждут за ним. Как только перейдете, назад пути уже не будет. Вы не пройдете!
«Грамотное решение», — отметил я про себя. Классическая «карантинная зона». Отсечь высокоуровневых игроков от новичков, чтобы избежать ганкинга и не ломать экономику стартовой локации. Это защищало хрупкий пользовательский опыт и повышало удержание игроков. Все логично. Но нет. Не все.
— Серега, а ты как сюда пролез то? — заинтересовано спросил я моего паровоза, — тут же нубзона, а ты вон дылда какая!
— Все просто, я проставил флаг ментора. Встречаю нубасов как ты, помогаю, просвещаю, — ухмыльнувшись ответил Серый, — ну а если человек толковый, то и в клан к нам приглашаю. А мне за это плюшки отсыпают.
— Понятно, рекрутер значит, — ответил я и уже обращаясь к стражу добавил, — Я готов!
Бьорн кивнул и отступил в сторону, освобождая проход.
— Доброго пути. И постарайтесь не помереть в первой же канаве.
Мы ступили на каменные плиты моста. Ветер здесь был сильнее, он завывал, проносясь по ущелью. Шаги гулко отдавались в тишине. Мы шли молча, каждый думая о своем. Я — о системной аномалии Туториала. Серый, скорее всего, — о новых квестах и более качественном луте.
По ту сторону моста мир был другим.
Тихая, почти сонная пастораль полуострова сменилась ощущением дикого, необузданного простора. Перед нами расстилалась необозримая низина, покрытая бурой растительностью и окутанная клочьями тумана, из которой, словно гнилые зубы, торчали редкие корявые деревья.
Великие Болотины.
Даже отсюда, с высоты, чувствовалась их враждебность. А далеко-далеко на горизонте, за этой туманной трясиной, в голубоватой дымке темнели зубцы холмов, обещавшие новые земли и новые загадки.
Масштаб впечатлял. Полуостров Первых Шагов теперь казался крошечным островком безопасности в безбрежном, неизвестном океане.
— Ну что, Маркус… — с благоговейным трепетом выдохнул Серый, глядя на открывшийся пейзаж. — Вот она, настоящая «Этерия».
Я молча кивнул. Для меня приключение только начиналось.
Но мое главное приключение было не здесь, впереди. Оно было позади. В той странной, алогичной симуляции, которую все называли Туториалом.
Мы постояли еще минуту на краю моста, вглядываясь в раскинувшуюся перед нами панораму. Азартное предвкушение на лице Сергея постепенно сменилось каким-то серьезным, почти виноватым выражением. Он тяжело вздохнул и повернулся ко мне.
— Слушай, Андрюх, — начал он, и в его голосе больше не было игровой бравады. — Тут такое дело… Короче, в реале у меня на работе завтра начинается аврал. Большой проект запускаем, сам знаешь, что это такое. Меня не будет в игре… ну, неделю или две. Может, дольше. Сколько смог, я тебе помог, а дальше уж пробуй сам.
Я посмотрел на него. Его игровой аватар выглядел так же понуро, как, наверное, и он сам сейчас в своем кресле. Я знал, что это такое. Бессонные ночи, цейтнот, нервы. Реал, который всегда, в самый неподходящий момент, напоминал о себе.
— Понял, — кивнул я. — Без проблем, работа есть работа.
— Да уж, — невесело усмехнулся он. — Так что ты меня не жди. Двигай потихоньку в сторону Лирии-Порта, это главный хаб в регионе. Там освоишься, группу, может какую, присмотришь. Как только я разгребусь в реале — сразу тебе напишу.
— Ничего, прорвемся, — я хлопнул его по стальному наплечнику. — Отдохни там от этого всего.
— Да уж, отдохну, — криво улыбнулся он. — Ладно, брат. Удачи тут!
Он в последний раз окинул взглядом туманные болота и в его глазах промелькнула настоящая тоска.
— Ну, бывай.
Его фигура замерла на мгновение, стала полупрозрачной и с тихим шелестом исчезла, растворившись в воздухе.
Я остался один.
Один на пыльной, заброшенной дороге, ведущей в неизвестность. Рядом больше не было надежного плеча и громкого голоса, который отвлекал от собственных мыслей. Вокруг — только свист ветра, шорох сухой травы и далекие, тревожные крики каких-то болотных птиц.
На мгновение меня охватило острое чувство одиночества. Брошенности. Словно меня высадили на незнакомой обочине и уехали.
Но потом пришло другое чувство.
Свобода.
Теперь мне не нужно было никому ничего объяснять. Не нужно было оправдывать свой «неправильный» подход к игре. Меня больше не тянули вперед, к прокачке и луту. Я мог остановиться. Мог повернуть назад, если бы захотел.
Но! Сейчас у меня была другая цель.
Я мог полностью, без остатка, сосредоточиться на своей истинной цели. Загадка ждала своего исследователя. И теперь мне никто не мешал. Ну, кроме времени и обещанной поездки к родителям.
Выйдя из игры, я еще долго сидел в тишине. Одиночество из виртуального мира перетекло в реальный, став гуще и ощутимее. Квартира казалась слишком большой и слишком пустой. Вместо того чтобы заказать пиццу и снова нырнуть в свои мысли, я спонтанно накинул куртку и вышел. Ноги сами понесли меня к машине. Нужно было увидеть живых людей. Самых важных.
Подмосковный дом родителей встретил запахом яблочного пирога и старых книг.
Мама, Анна Петровна, всплеснула руками, засуетилась, запричитала, почему не предупредил. Я обнял ее, чувствуя, как напряжение последних дней немного отпускает.
Отец, Игорь Семенович, сидел в своем неизменном продавленном кресле у окна, выходящего в сад. Он выглядел еще старше, чем месяц назад. Суше, прозрачнее. Когда я вошел, он попытался подняться, и я увидел, каких усилий ему это стоило.
— Сиди, пап, сиди, — поспешил я к нему, опускаясь на небольшой стульчик рядом.
На его коленях лежала потертая картонная папка, из которой выглядывали края пожелтевших листов ватмана. Старые чертежи. Его мир. Он перехватил мой взгляд.
— Механизмы стареют, Андрей. Как и люди, — тихо, почти беззвучно сказал он. Это была его манера общения — говорить редкими, но емкими афоризмами.
Мама хлопотала на кухне что-то напевая, ее голос доносился оттуда приглушенно. Мы же сидели молча. Отец смотрел на меня своим пронзительным, инженерным взглядом, который, казалось, видел не лицо, а внутреннее устройство. Он всегда чувствовал мое состояние, даже когда я сам его до конца не осознавал.
— Задачку? — спросил он.
Я кивнул.
— Можно, но сложную.
Он не стал уточнять. Вместо этого его рука медленно, с видимым усилием, потянулась к книжной полке рядом с креслом. Он вытащил толстую, потрепанную тетрадь в твердом переплете. Его старый инженерный дневник. Летопись его мыслей, идей и изобретений, которую он вел еще с тех времен, когда работал в закрытом конструкторском бюро.
Он долго перелистывал страницы, исписанные убористым почерком и испещренные схемами и формулами. Наконец, видимо, нашел то, что искал. Он развернул тетрадь ко мне.
На странице была подробная схема какого-то невероятно сложного замкового механизма. Десятки шестеренок, рычагов, противовесов. Но самое интересное было в описании, выведенном аккуратными печатными буквами.
«Замок с нелинейной логикой. Принцип действия основан не на последовательном подборе комбинации, а на создании резонанса в системе. Ключ должен не просто входить в скважину, а имитировать определенную частоту вибраций. Каждый неверный ввод не обнуляет попытку, а меняет внутреннее состояние всего механизма, усложняя последующие шаги. Выход — в понимании системы, а не в переборе вариантов».
Я смотрел на схему, на эти записи, и поражался его сложности. Это был не просто чертеж. Это была философия. Философия, которую я понимал, как никто другой. Это был образ мышления, который он передал мне по наследству — не через гены, а через такие вот тихие вечера, через совместный разбор старых механизмов, через умение видеть за набором деталей единую, работающую систему.
Отец слабо постучал костлявым пальцем по схеме в дневнике. Его голос, обычно тихий, обрел нотки былой преподавательской ясности.
— Видишь эти балансиры? — он указал на сложную систему противовесов. — Они реагируют не на поворот ключа, а на давление. Слишком сильно нажмешь — система блокируется. Слишком слабо — штифты не встанут на место. Каждый раз, когда ты делаешь ошибку, вот этот маленький грузик, — его палец обвел почти незаметную деталь, — смещается. И вся внутренняя конфигурация замка меняется.
Он посмотрел на меня, и в его выцветших глазах мелькнул огонек былого азарта.
— Все попытки взломать его силой или перебором комбинаций были обречены. Он открывается не тогда, когда ты делаешь правильные вещи, а когда ты перестаешь делать неправильные.
Я вслушивался в каждое слово, понимая, что он говорит не только о куске металла. Он говорил о подходе к решению проблем. О философии.
Он медленно, с усилием, закрыл тяжелую тетрадь и положил ее себе на колени, поверх папки с чертежами. Его взгляд снова устремился в окно, но я знал, что он обращается ко мне.
— Любая система, Андрей, — произнес он тихо, но так отчетливо, что казалось, эти слова отпечатались в воздухе, — даже самая хаотичная на вид, имеет свою внутреннюю логику. Главное — найти правильный ключ. А ключ — это почти всегда понимание замысла создателя.
Понимание замысла создателя.
Это было не просто заумное изречение. Это был фундаментальный принцип системного анализа, который я подсознательно использовал всю свою жизнь. Чтобы найти уязвимость в коде, нужно было думать, как программист, который его написал. Чтобы спроектировать квест, нужно было понять психологию игрока, который будет его проходить.
И чтобы разгадать загадку Туториала, мне нужно будет понять замысел того, кто его создал. Не «эффективных менеджеров» из «НейроВертекса», которые видели в нем лишь забавный прикол. А того… или того, что стояло за ним на самом деле. Того самого «адаптивного ИИ», остатки которого, как я теперь был уверен, и породили эту системную аномалию.
Отец ничего не объяснял детально. Он просто показал мне задачку из своего мира, чтобы отвлечь от моей. Он прекрасно знал какая последует реакция. Этот старый, пыльный дневник, эта забытая концепция замка, изобретенного полвека назад в советском КБ, только что дали мне огромную прорву информации для размышления.
Он бережно отложил свой дневник и посмотрел на меня. Я улыбнулся в ему.
— Спасибо, пап.
Он лишь едва заметно улыбнулся в ответ краешком губ и снова устремил взгляд в окно, на увядающий осенний сад. В этот момент между нами не было нужды в словах. Два системщика, старый и молодой, поняли друг друга без единого звука.
Я уезжал от родителей в глубокой, звенящей задумчивости.
Дорога петляла в вечерних сумерках, фары выхватывали из темноты стволы деревьев, но я не видел ничего этого. Перед моими глазами стояла схема «Замка с нелинейной логикой», а в ушах звучали слова отца.