Экран смартфона погас в руке. Я отдал последние указания и закончил вызов, глядя на наступающую темноту за окном. Блин, хотелось подымить, а было нечем — мой вейп поглотил газон. Иногда я думал, раз от любой вредной привычки есть какое-нибудь свое антисредство: пластыри от курения, кодирование от алкоголя, рехабы от наркоты — то почему нет ничего от такой вредной и опасной привычки, как Катерина? Да, почему нет пластыря от Катерины? Если бы он продавался, в Карпове мигом бы стал хитом. Я бы лично пол-аптеки скупил! Однако если бы такое чудесное средство существовало, зараза не допустила бы, чтобы оно здесь появилось…
Правда, местечко, где я сейчас стоял, погружало в самую пучину этой заразной зависимости. Куда ни посмотри, повсюду ее лицо — вся комната завешана ее снимками. Те из них, на которых меня либо не было, либо она между нами ставила других, мне не нравились. Но были и те, которые неизменно поднимали мне настроение. Например, этот. «Постанова в белом», как я его называю.
Как сейчас помню, как мы его делали. Значит, в центре сидит ее дед — весь в белом, как глава мафии. Старик вообще очень любил красивые жесты. С одной стороны от него стоит мелкая Катерина в белом платье, с другой мелкая Регина тоже в белом, за ней Тимка тоже в белом. И тут вбегаю я — весь в черном! Ну в смысле, я тоже был в белом, но я в лужу упал. К сразу показывает на меня пальчиком и начинает требовать: «иди переодевайся!» А дед говорит: «не, он бандит, для бандита хорошо, пусть так остается.» Старик всегда меня понимал! Дальше я подхожу к К, собираясь занять свое место. «Не подходи ко мне, а то замараешь!» — задирает она нос. В общем, как всегда сама виновата.
Нас фотают, и в этот момент я сгребаю ее в охапку, прижимаю к себе и пачкаю ее белое платье, делая таким же грязным, как и я сам. Она возмущенно открывает рот, дед хохочет, Реджи с Тимкой тоже хохочут и смотрят на нас. Это и осталось на снимке. Этот снимок дед и выбрал сюда — и из всех фоток в этой комнате Катерину этот снимок бесит больше всего. Но оставлен, потому что нравился ее деду. Кстати, это и мой любимый снимок тут.
Я всегда был силой, с которой она не могла справиться, я всегда приносил грязь на ее белое платье, xaoc в ее порядок, бунт в ее власть.
И ведь не сказать, что она об этом не знала.
— Ты в курсе, что я тебя сейчас прибью?
— Да я и не надеялся дожить до старости. Особенно с такой заразой, как ты! Лив фаст, дай янг… Все дела…
— Только попробуй! Оторву тебе голову и повешу здесь…
И ткнула прям вот на этот кусочек стены, куда я сейчас смотрел и который до сих пор, кстати, был опасно пустым, словно ждущим своего часа, точнее, моей головы.
Как бы К ни уверяла в обратном, на самом деле она любила переставать быть нормальным человеком. На самом деле она любила срываться, и только я давал ей такую возможность. И радовалась, когда я давал ей такую возможность, хотя при этом и злилась.
За спиной раздалось отчетливое «тук-тук-тук…» Пальцы постучали по дереву, требуя моего внимания. Я обернулся к нарисовавшейся на пороге имениннице, которая картинно облокотилась на дверной косяк — хоть сейчас фотографируй и вешай на стену. Мол, давай, смотри на меня, выражай свое восхищение! Последовав моему совету, она и правда сменила платье. Черное на белоснежное, отчего загоревшая за лето кожа (не надо было возить ее на пляж!) казалась молочно-шоколадной. Нужно ли говорить, что это мой любимый десерт? И теперь этот десерт аж выпрыгивал из обертки. Еще более открытая спина, еще более откровенный разрез на бедре, еще более обнаженные плечи и невесть откуда появившееся декольте (на чем там вообще ткань держится?). И опять, конечно же, без лифчика! Опять расчехлила свое оружие! Опять показывала, что к моим глазам у нее никакого уважения!
— Это платье мне нравится еще меньше, чем прошлое, — честно оценил ее выбор я.
— Спасибо, — самодовольно улыбнулась зараза, — я старалась.
— Зачем ты вечно светишь сиськами?
— Потому что тебя это с ума сводит…
И, еще более довольная собой, она развернулась и скрылась в темноте коридора. Я бросился за ней, чуть не задев стоявшую у выхода виолончель. Кстати, еще одно ее оружие — массового музыкального поражения. К счастью, этим оружием она пользовалась еще реже, чем своими сиськами. Только когда накалялась до предела.
— Нравится сводить меня с ума? — догнал я ее в коридоре.
— Нравится, — сверкнула К в меня ухмылкой, — в такие моменты видеть, что он у тебя все-таки есть… Кстати, молодец, — в своей фирменной манере надменной сучки добавила она, — что ничего сегодня не выкинул…
Ну вот зачем она постоянно кидала мне этот вызов?
— Мой подарок, я так понимаю, ты еще не распаковывала?
— Не думаю, — снисходительно бросила зараза, — что одна маленькая коробочка может хоть что-то изменить.
Эх, как же я любил ее удивлять, восхищать и бесить, чтобы удивлялась и восхищалась еще больше.
Вдвоем, как и полагается дефолт-паре, мы вернулись к остальным гостям. Именинница, абсолютно уверенная, что вечер пройдет как ей хочется, направилась к своим подружкам. Я же, абсолютно уверенный в обратном, подошел к ее отцу.
— Андрей Михайлович, а можно попросить у вас ключи от ворот?
Не спеша с ответом, хозяин дома пытливо оглядел меня.
— То есть подарок масштабнее, чем мы думали? Надеюсь, это больше не трусы, да, Мишель? Если что, их у нас теперь много…
— Конечно, нет, — заверил я его. — Я вырос из этих глупостей!
К тому же я не люблю повторяться. Предсказуемость — это не про меня.
Он с сомнением посмотрел на меня, ухмыльнулся и протянул ключи.
— Надеюсь, я об этом не пожалею, — сказал ее папа тоном, в котором читалось «надеюсь, ты меня удивишь».
— Андрей, ну вот что ты творишь? — подошла к нам моя маман, всегда любившая быть в гуще событий. — Ты же сам понимаешь, что ты открываешь ему дверь…
— Для Мишеля, — улыбнулся он, — наши двери всегда открыты!..
«Учись, мама, — улыбнулся я госпоже Королевой, — учись, каким родителем надо быть!»
Наконец праздник достиг своего апогея — вручения подарков виновнице торжества от самых дорогих ей людей.
— Так, — постучал ложкой по бокалу ее отец, — позвольте мне сказать пару слов…
И все тактично замолчали, чтобы оценить размер родительской щедрости. Предсказуемо имениннице, которой теперь уже можно, подарили машинку. Бывшую папину (а это ой-ой как недешево). Но будет ездить хорошо, ей однажды и новую подарят (а это ой-ой еще дороже). Собственно, так он и сказал, закругляясь.
— Что, завидуешь? — ехидно шепнула мне маман, когда Катерине торжественно поднесли ключи.
— Вообще-то, у меня тоже машина есть, — напомнил я.
— А прав нет!..
— Скоро отдадут…
— А Катерина-то так гонять не будет…
Ну да, из семи моих последних штрафов за превышение скорости — три принадлежат твоей идеальной Катерине. Лично знаю, лично учил ее прошлой весной. Не мог отказать себе в удовольствии оказаться с К в ситуации, где ей можно говорить: «эй, ты это делаешь неправильно, сделай лучше!»
— Убирай ножку с педали. Тут ограничение скорости…
— Знаю, — с ухмылкой бросила она и выжала еще.
— Ну раз знаешь… — я плюхнул руку на ее колено.
— Убирай, — кивнула зараза.
— Сначала ты! Снимай ножку с педали…
Вместо этого она еще втопила. Я же повел руку выше, под ее подол… Так мы и заработали три ее штрафа за превышение.
Под аплодисменты гостей хозяин дома закончил речь, и я решил, что настало время для моего поздравления. Кинув Тиму ключи от ворот, я занял место оратора. Зараза закатила глаза.
— Дорогая Катерина, — торжественно начал я, — вот и тебе уже восемнадцать! Возраст, когда все можно. Можно официально, как всем взрослым девочкам! И теперь тебе официально, как взрослой девочке, можно…
…трахаться! — так и читалось продолжением.
Два взгляда с двух сторон впились в меня — маман и Катерины — словно говоря: «только попробуй, и ты труп!»
— … водить машину! — закончил я мысль, увидел, как обе выдохнули, и продолжил: — И даже оседлать что покруче…
Два взгляда, которые только успели расслабиться, снова напряглись и впились в меня.
— Грузовик!.. Теперь тебе можно оседлать грузовик! — закончил я под хохот зала.
Все-таки я душка, да?
— А теперь мой подарок, — я взглянул на часы. — Такой, какого ты точно ни от кого не получала…
Вокруг мигом повисла тишина — все замерли, потому что все этого весь вечер и ждали.
Ну давайте честно: вы же тоже этого ждали, да?
— Я, — прочистил я горло, — хочу поздравить с днем рождения мою самую дорогую, самую обожаемую, самую любимую… соседку…
Зараза на это лишь вскинула брови, словно говоря: «и это все, что ты можешь?» Да дождись конца речи, дорогая, что ж ты вечно так спешишь?
— И я как самый для тебя важный, дорогой, любимый… сосед… решил дать тебе все, что ты любишь. В размерах, которые тебя устроят… Забрать у всего Карпова и дать тебе…
Где-то на улице со скрипом распахнулись ворота, и во двор въехал грузовик.
— А вот и он, — улыбнулся я, — мой подарок… То, что ты так сильно любишь!
Все с любопытством повернулись к окнам, желая узнать, что же она там так сильно любит, что это надо привозить целым грузовиком. Даже именинница, поджав губы, повернулась к окну, глядя на начавшуюся прямо на ее газон разгрузку… того, что она так сильно любит…
День рождения — это день, который Катерина считала на сто — нет, на тысячу — процентов своим, до каждой мельчайшей мелочи, до каждой крохотной детали — естественно, это же ее день. Именно поэтому мне так нравилось вносить щепотку себя в эти ее празднества, а то и побольше, чем щепотку — килограмм так на восемьсот.
По гостиной пронесся выдох общего изумления, когда на газон одну за другой стали выгружать огромные, пузатые, ярко-оранжевые… тыквы.
— А может, — К улыбнулась самой сучьей из всех своих улыбок, — я тыквы люблю…
Тыквы, значит, любишь — ну окей, я это учел.
Тим на улице по моему указанию руководил разгрузкой. Когда-то я закидал ее двор трусами. Но трусы легкие, тогда я мог справиться один, а вот с этими малышами весом под тонну пришлось организовать целую команду.
— И пока Золушка мечтает об одной тыкве, которая хотя бы просто увезет ее на бал, ты как настоящая королева можешь владеть всеми тыквами города…
На один день я лишил Карпов тыкв — скупил все, которые есть в округе, для того чтобы завтра люди не могли найти тыквенных фланов, тыквенного супа, тыквенного рафа и многих других полезных вещей. Когда у меня спрашивали: «зачем тебе столько тыкв?» Я неизменно отвечал: «а это на день рождения Катерины Измайловой». «Той самой Измайловой? Она что, настолько любит тыквы?» — спрашивали меня в ответ. А я говорил: «вы даже не представляете насколько!» И это еще один мой подарок Катерине: теперь, когда ей захотят что-то презентовать, чтобы угодить наверняка, будут дарить тыквы. Она же их просто обожает, собирает, коллекционирует, наглядеться на них не может!..
Вот и сейчас вместе со всеми своими гостями зараза обалдевши смотрела, как ее лужайка превращается в настоящий праздник урожая. Двор уже целиком заполонили оранжевые пришельцы, а ведь это всего лишь полгрузовичка… А что, тыкв в городе много!
— Сегодня весь город остался без тыкв, сегодня они все у тебя. Все твои! Только потому, что ты их любишь…
А тыквы на улице все не кончались и не кончались, налезая уже друг на друга, формируя целые пирамиды, целую экосистему, целую империю, которой она может управлять! Так что теперь имениннице ничего не мешало в полной мере насладиться тем, что она так любит! Так что теперь она официально королева карповских тыкв…
— Что это за херня? — наконец обрела дар речи свеженареченная повелительница тыкв.
— Ну ты же любишь тыквы, — охотно напомнил я. — Теперь и весь город это знает…
Обожаю такие моменты, когда ее обычно спокойное лицо перекашивается, а из ушей, казалось, вот-вот пойдет пар. Такие моменты ей мог создавать только я. А значит, у меня в очередной раз получилось.
— Зато теперь, — доводил я ее до высшей точки кипения, — тебе точно пригодится мой подарок, — и кивнул туда, куда она отложила мою маленькую коробочку, посчитав ее абсолютно безопасной. — Зря, кстати, не открыла сразу. Сейчас бы так не удивлялась…
Сверкнув в меня глазами, К метнулась к подаренной мною коробочке, сорвала с нее ленточку, одним махом расправилась с блестящей оболочкой и, замерев, увидела… «Сто рецептов из тыквы для вашего стола!» В мягкой обложке, тираж две тысячи экземпляров. Оправившись от первого удара, она развернула книгу, зная, что я не оставлю ее без дарственной надписи. Открыла форзац, а там…
«Знаю, ты любишь тыквы. А еще знаю, как ты любишь распоряжаться тем, что ты любишь. Так вот тебе целая книга, чтобы ты этим как следует распорядилась…»
К сожалению, ее лица я не увидел — в этот момент ко мне подошел ее изумленный отец, закрывая обзор на заразу.
— И что нам со всем этим делать, Мишель? — растерянно спросил он, наблюдая, как мой оранжевый подарок захватывает его когда-то зеленый двор.
— Тыквенные фланы, пироги из тыквы, тыквенный суп, — начал перечислять я, — парфе из тыквы, варенье из тыквы, рагу из тыквы, печеная тыква, жареная тыква… Хотя лучше спросить у Катерины, она же обожает тыкву.
— Катерина обожает тыкву? — еще больше удивился ее папа.
Ооо, похоже, в этот день даже для ее родителей я открыл что-то про нее новое.
— И заметь, — не могла удержаться от подкола моя маман, видя, как растерялся хозяин дома, — это проспонсировал ты, а не я! Ты же ему теперь платишь… Карманных денег, кстати, — повернулась она ко мне, — еще месяц не будет.
— Да я и так на них уже не рассчитываю, — отмахнулся я.
К чести отца К, его ошеломление длилось недолго. Уже через неделю во всех отелях его сети появилось особое тыквенное меню — «осенний фест», как мы с ним это назвали. Где подавали суп из тыквы, курицу с тыквой, тушеную тыкву, утку с тыквой, салат с тыквой, пирог из тыквы и тыквенный флан (куда ж без него!). В общем, я знал, что книга пригодится.
А пока же тыквенное войско за окнами достигло таких размеров, что гости уже не видели путей отступления. «Нападение тыкв-убийц на богатый дом!» А что, шикарный сюжет для хэллоуинского ужастика.
— Опять пропал мой газон, — сокрушалась маман Катерины (когда попробует тыквенный раф, она, кстати, успокоится).
— Ой, тыковки! Тыковки! Мишель, а зачем там столько тыковок? — спрашивала малышка.
И наверняка этим же вопросом задавались здесь много кто — кроме тех, кто в теме. Они же в открытую ржали и вовсю фотали, чтобы залить в новостные помойки. Представляю, какие посты будут в «Веселом Карпове». «Катерине дали по тыкве — хватило бы каждому из гостей!»
Разумеется, весть о том, как я отыгрался за свой Хэллоуин, мигом разлетелась по городу. Разумеется, зараза так просто это не спустит. Разумеется, она отыграется в ответ. И разумеется, мне еще по полной прилетит, но пока что ей нечем было ответить. Пока что она могла лишь стоять вместе со всеми и смотреть в окно… Где она, кстати?
И тут по воздуху, пронзая его, разрывая на части, потекла мелодия. Разнеслась на всю гостиную, на весь дом, на весь двор, казалось, на весь город, заставляя всех отвлечься от моего подарка и переключиться на что-то еще, вернее, на кого-то. Вытащив виолончель, Катерина сидела в другом конце комнаты и яростно водила смычком по струнам…
В аниме часто бывают сцены, когда герой один с какой-нибудь катаной выходит против кучи врагов, а дальше начинается мощнейшая мясорубка, где он крошит всех направо и налево с разных ракурсов под фонтаны кровищи, показывая свою крутость и то, как мастерски может обращаться со своим инструментом. Так вот, каждый раз, когда я смотрел, как Катерина играет, я словно переносился в такую же экшн-сцену. Я не видел девушку, которая играет, я видел жестокого ассасина в женском обличье, которая мочит врагов направо и налево. И, сука, это возбуждало! Она была как оружие массового поражения. Во всяком случае я уже был сражен. И в отличие от всех вокруг, кто считал, что она приличная, воспитанная, добропорядочная девушка, я-то знал, какая она садистка, маньячка, психопатка…
Раскаленные струны визжали, страдали и дергались, но выводили стройный лад. Чувственный, глубокий, завораживающий, как песня сирен — как она и хотела. Виолончель давала пример того, что бывает с теми, кто попадает к ней в руки. В начале укрощение — она сжимает и сдавливает до тех пор, пока не станешь послушным. И после этого, если недостаточно стоек, начнешь покорно играть те ноты, которые ей нужны. А если ты ей не покоряешься, у нее в запасе полно способов… сделать тебе больно.
Смычок резанул по струнам, выводя особенно пронзительную трель — инструмент уже молил о пощаде. И все, кто еще недавно смотрели на мои тыквы (которые, кстати, еще выгружали), все, кто ждали моего шоу, сейчас смотрели только на нее. На их глазах творилось насилие — но это завораживало. Если бы Катерина играла на людях, тут бы уже лежали горы трупов. Однако не все способны это понять. Она же играла, вскидывала голову, отрывала глаза от струн и смотрела только на меня. Это было предупреждение мне. За то, что сделал я.
Музыка словно кричала: «бесишь, бесишь, бесишь!», а далее в ритме: «берегись, берегись, берегись!» Нет, дорогая, ты можешь обмануть здесь кого угодно, но не меня — я же знаю, что ты совсем не это говоришь своей мелодией.
Она смотрела на меня, мы сталкивались взглядами, и в этот момент ее глаза искрили — а потом она снова опускала их на струны и с еще большим остервенением продолжала водить смычком. Кое-кто убили бы за такие взгляды — лишь бы она так смотрела на них. Регина с одной стороны гостиной и Марианка с другой то и дело пытались поймать ее взгляд, хоть на миг напомнить ей о себе. Одна считала себя ее лучшей подружкой, другая считала себя ее лучшей подружкой. Как еще не передрались? Вот только проблемка. У Катерины не было лучших подруг, что бы они там себе ни воображали. Зачем ей лучшие подруги, когда у нее есть лучший я? Я был для нее лучше всех их вместе взятых. Лучше всего города. Лучше всех людей на земле.
И К это знала и словно наказывала меня за то, что лучше меня для нее никого нет. И что ничего не может с этим поделать. Смотрела на меня и била по струнам в такие моменты еще яростнее. А потом финал — последнее резкое рваное движение — и она чиркнула смычком, как будто перерезала чье-то горло. И все — занавес, аплодисменты. Ей и мне. Потому что именно мое горло в этот момент заболело.
Я обложил ее тыквами, она за это искромсала виолончель. Мы выглядели нормальными людьми, но на самом деле такими не были. Пожалуй, именно поэтому нас так и тянуло друг к другу.
А еще именно Катерина лишила меня девушки. Так что теперь должна хоть что-то дать взамен.
«Ни за что!» — сверкнула она в меня глазами, выпуская виолончель.
«Еще посмотрим!» — сверкнул я в нее в ответ.